Юрий Серов - Главные вещи

• Название: Главные вещи
• Автор: Юрий Серов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906318-12-1

В сборник «Главные вещи» вошли рассказы и повести российского прозаика Юрия Серова. Произведения затрагивают актуальные темы и описывают будни современников: детдомовцев, жителей глубинки, спортсменов, аферистов, финансовых гениев и других представителей нашей страны.

---

За «бедным посёлком» – окраина: степь, гаражи, сады и река Бусинка. Перед окраиной несколько девятиэтажек, гордо называющихся проспектом Ленина. По задумке властей в конце восьмидесятых главную улицу Нового Уральска планировали продолжать дальше, а на месте нашего района собирались отстроить «зеленый город» с высотками в шестнадцать и двадцать этажей, множеством деревьев, цветочных клумб и детских площадок, но СССР рухнул, дома забросили на уровне фундаментов и свай, а мы остались жить на краю.

Расплатились с водителем и присели у подъезда. Я угостил отца турецкими сигаретами, привезёнными из путешествия в Кемер, и мы закурили. Поговорили о зарплате и московских пробках, старший поинтересовался о давках в метро и электричках, о карьерном росте. Я рассказал о компании, в которой тружусь, о лизинговых заказах, о выставках в «Крокус Экспо». Посмеялись, вспомнив, как десять лет назад отец застукал нас с другом Стасом с пачкой сигарет и заставил выкурить её целиком.

– Было дело, – согласился папа.

Над головой сияли звезды, приятная тишина ласкала уши, и никакой мороз не мог прогнать две родственные души с подъездной лавочки. Мы задымили ещё по одной, собираясь обсудить планы на выходные, и тут совершенно неожиданно пошёл снег. Он падал крупными хлопьями на фонари, на припаркованные авто, снежинки покрывали каждый миллиметр земли.

– Помнишь, ты рассказывал мне о снеге? – спросил я. – То, что снег образуется, когда капли воды в облаках притягиваются к пылевым частицам и замерзают. После чего падают вниз, растут, и мы видим их уже в форме снежинок.

– Давно, наверное, – нахмурился отец. – Не припоминаю. Но если ты знаешь, значит, рассказывал. Когда ты маленький был, я много чего говорил. Вычитывал в книгах, а потом тебе за завтраком или за ужином вкратце объяснял.

– Новогодний, – сказал я. – Как в американских фильмах. Здорово. Стоял бы и смотрел. Так успокаивает.

Отец кивнул, подставив руку под снег. Хлопья падали на большую ладонь и таяли. Я всегда удивлялся, как папа легко преображался: вот он полчаса колотил грушу в спортзале, выбивая песок могучими кулаками, а через минуту, во время передышки, разгадывая кроссворд, как ни в чём не бывало, богатырская рука держала карандаш и не дрожала. Волшебство, да и только.

Побросав окурки в урну, мы вошли в подъезд. Я шагал по ступенькам, представляя, что нахожусь у двери, палец промахивается мимо звонка, не слушается, но вот он чёрно-белый звонок, каким помню его с девяносто первого года, когда наша семья переехала в дом на окраине, и не могу промахнуться. Нажал три раза – условный сигнал, по которому родители знали, что вернулся я, а не кто-то другой.

Дверь отворила мама. В домашнем халате, подпоясанном фартуком, на ногах – пушистые тапки-зайчики белого цвета, традиционная короткая стрижка (жаль, седых волос стало больше – время не щадит), стильные очки с тонкой оправой, на шее – золотое колье, подарок отца на юбилей. Мама изменилась, но я легко узнаю дорогого человека среди сотен миллионов людей на Земле. Переступил порог, поставил сумку на пол и повторно за этот день попал в объятия.

Я разулся, поставил полуботинки на батарею в ванной, помыл руки и прогулялся по квартире. Странное ощущение: возвращаясь в дом, где ты провёл детство, отрочество, юность и часть взрослой жизни, словно попадаешь впервые в гости. Всё на своих местах: рамки с фотографиями, телевизор, шкафы, люстры; всё неоднократно виделось и запомнилось, но глаза обманывают, и кажется, что ты где-то на чужбине. Дня через три приходит осознание реальности, вспоминаются подробности, и квартира обретает привычный вид.

– Я погрела, – позвала мама.

Можно много рассказывать о кулинарных способностях матушки, но никаких слов не хватит. Лучше один раз попробовать, к чему болтовня? Полтарелки горячего, обжигающего рот харчо, семь пельменей (таких сочных, что кусаешь осторожно, чтобы прочувствовать весь смак), танцующий самовар на кухонном столе, а следом и чай. Не та бурда, которую привыкли пить в столице. Этот чай отец достаёт у знакомого таможенника: крепкий индийский или зеленый китайский, настоящий; его надо заваривать в специальном чайнике водой из родника. Тогда чай получается густым и ароматным, каждый глоток доставляет наслаждение и расслабляет.

Мама помыла посуду и ушла спать, а мы забрали чайник и перебрались на балкон. Несколько лет назад папа выбросил хлам и старые вещи, застеклил лоджию, замазал щели, утеплил стены и пол. Пустое пространство превратилось в уютный кабинет, появились кресла и гостевой диван, батарея, чтобы зимние вечера не досаждали холодом, крохотный светильник и электрическая плита. Мы расселись, закурили и устроили чайник на плиту. Разговаривали на разные темы, слушали друг друга, соскучившись по родным голосам, хлебали чай и дымили.

– Ёжики в тумане, – шутил отец.

Спать я лёг с рассветом. Разобрал диван, расстелил простынь, взбил подушку, устроился, накрылся пуховым одеялом. За окном шёл снег. Белел, отражая свет луны.

– Дома, – прошептал я и провалился в сон. Разбудила мама.

– Вставай, соня. Сегодня новый год, пора готовиться.

Я проснулся, помахал ей рукой. Глянул на часы: половина десятого.

– Мы вчера засиделись, – сказал я. – С петухами легли. Столько не виделись, столько всего произошло, даже не представляешь.

Мама рассмеялась, присела на край дивана, потрепала меня по голове, будто маленького детсадовца.

– Надо за ёлкой сходить, украсить. Приготовить салаты, мясо в духовку поставить, убраться, стол разобрать. Умывайся, я кофе сварю.

Я отправился в ванную. Ополоснул лицо тёплой водой, побрился, всмотрелся в отражение в зеркале. На лбу появились кривые морщины, глаза потускнели, и нет огонька, который в юности позволял совершать чудачества. Москва высосала из меня яркость, потушила огни. Недавно справил двадцать шесть, а на вид далеко за тридцать. Я прижался лбом к прохладному стеклу, собрался с силами.

На кухне пахло кофе. Мама грела турку на медленном огне, и крепкий аромат витал в воздухе. Я нарезал хлеба, сыра, очистил от кожуры яйца, намазал маслом кусочки белого, разложил бутерброды на тарелке.

– Знаешь, на днях в журнале статью прочитал, что кофе на завтрак пить вредно. Врачи советуют зелёный чай и кашу, а кофе часов в двенадцать, так сказать, для поддержания тонуса.

– Сколько вы дымите с отцом, никакой чай на пользу не пойдёт. У нас завод за день столько отходов в воздух выбрасывает, что кофе и не заметен, а в Москве твоей подавно: и пробки, и выхлопные газы, и прочая гадость. Травят нас, как крыс, а потом удивляемся: здесь болит, там болит, тут опухоль выросла, рак по области пешком гуляет, – сказала мама.

Мы позавтракали, зарядившись «вредным» кофе, и отправились за покупками. Снега за ночь навалило по колено, дороги расчистили, а тротуары красовались протоптанными тропинками, поэтому мы шли, как заправские лыжники – паровозиком. Мама разговаривала по мобильному телефону с кумой, спорила о выбранном меню, предлагала разные варианты, а я наслаждался внутренним спокойствием и вспоминал район. Вот детский сад «Лёвушка», прямо рядом с домом: здесь собирался гоп-компанией сначала десятый, а потом и одиннадцатый «В» класс, пятнадцать-двадцать человек, несколько баклашек «Три медведя» или «Арсенального», пластиковые стаканчики, потрёпанные пачки «ЛМ». Каждый проходил эти этапы, когда хочется казаться взрослее, и сигарета во рту превращает из жалкого щенка в сердитого барбоса. Дешёвые понты. Как мы были глупы в те годы!

За детским садом – дом буквой Г, а за ним – небольшая асфальтовая дорожка. В девяностых здесь были болота, затем их высушили, собирались строить дома, но дальше свай дело не зашло, котлованы так и остались с «зубами в сто рядов». Сейчас местные шишки хотят обустроить тут пруды и превратить захудалый район в место отдыха, но я слышу эту легенду из года в год и знаю, что приеду через десятилетие и картина не изменится.

– Сошлись на мантах и шубе, – сообщила мама, вырывая меня из раздумий.

– И столько нужно было спорить? – захохотал я. – Десять минут идём, вы сто тридцать вариантов обсудили.

Дорожка привела нас к остановке. Когда-то здесь бурлила жизнь: был крохотный рынок со сладостями, ларьки с кассетами, продавались проездные на трамвай. Смешные бабульки в оренбургских пуховых платках торговали семечками, а в «Роспечати» всегда имелся свежий номер «Советского спорта» или молодёжного журнала «Кул». В настоящем нет ничего: ларьки и рынок снесли, «Роспечать» переехала в центр, журнал «Кул» канул в лету, а кассеты никто не слушает. Нынешнее поколение школьников наверняка не знает, что такое магнитофон. Интернет правит миром, как телевидение в девяностых.

Мы свернули направо, на улицу Пацаева. Пару минут, и перед взором большой ёлочный рынок. По традиции искали сосну, невысокую, но пушистую, с несколькими шишками. Мама потянула за рукав, махнула головой. Я приметил красавицу, поторговался с продавцом, снизив цену до приемлемой, и мы тронулись обратно.