Сергей Кормилицын - Сталин против Гитлера: поэт против художника

• Название: Сталин против Гитлера: поэт против художника
• Автор: Сергей Кормилицын
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91180-858-7

Говоря об Иосифе Сталине и Адольфе Гитлере, чаще всего вспоминают их политические решения, борьбу за власть и жестокое устранение соперников. Но очень редко заходит речь о том, что это были за люди. Мало кому доводилось видеть оригинальные пейзажи Гитлера или читать стихи Сталина. Мало кто задумывается, чем обоим лидерам пришлось пожертвовать ради того, чтобы встать у руля государственной машины. От чего отказаться. Между тем людьми они были весьма неординарными. Один из них мог бы стать знаменитым литератором, намного превосходящим своих собратьев по цеху, а другой – художником, о котором рассказывали бы легенды. Однако судьба распорядилась иначе. Но если говорить о них как о творческих натурах, то объясняются многие загадки нашей истории.

Информация, содержащаяся в данной книге, получена из источников, рассматриваемых издательством как надежные. Тем не менее, имея в виду возможные человеческие или технические ошибки, издательство не может гарантировать абсолютную точность и полноту приводимых сведений и не несет ответственности за возможные ошибки, связанные с использованием книги.

---

Гитлер, то ее внебрачный ребенок был признан сыном Гитлера и Шикльгрубер. Все это понятно. Но интересно следующее: когда бабка Адольфа Гитлера родила ребенка, она работала в еврейской семье Франкербергеров. И этот Франкенбергер платил ей алименты за сына до 14-летнего возраста. Между бабкой Гитлера и Франкербергером много лет велась переписка, в которой стороны обещали не разглашать обстоятельства зачатия ребенка. Эти письма долгие годы хранились у человека, имевшего некое родство с Гитлером, но не знавшего, что в них содержится. Следовательно, совершенно не исключена возможность того, что отец Гитлера был наполовину евреем, а сам Адольф Гитлер был евреем аж на четверть.

Первый крик будущего диктатора Европы раздался в доме отставного чиновника вечером 20 апреля 1889 года. Алоиз был счастлив: его мечта о наследнике осуществилась. Младенца едва успели поднести к груди матери, а в представлениях и мечтах его отца вся судьба дитяти была уже расписана подробнейшим образом. Сыну таможенника предстояло тоже стать таможенником, добившись при этом невиданных высот в чиновничьей карьере и превзойдя родителя.

Священник Цанширм, к которому обратились, чтобы зарегистрировать рождение малютки, был не то не слишком грамотен, не то туговат на ухо, а может быть, ему показалось слегка непонятным произношение отставного таможенника – в центре Европы, что в Австрии, что в Швейцарии, до сих пор встречаются самые диковинные диалекты немецкого, так что порой жители двух отдаленных деревень понимают друг друга весьма приблизительно, примерно так же, как русский поляка, – как бы то ни было, в метрику он вписал имя «Адольф Хитлер», поименовав таким образом не только отдельно взятого австрийского младенца, но и целую эпоху, следы которой заметны по сей день.

Итак, Адольф Гитлер, один из наиболее часто проклинаемых исторических персонажей прошлого века, вошел в этот мир, получив в наследство от родителей не слишком крепкое здоровье, но зато ясный рассудок и присущее крестьянам упорство в достижении цели. Именно это упорство и стало причиной его высочайшего взлета и глубочайшего падения.

Впрочем, слабое здоровье не мешало ему стать заводилой среди местных мальчишек. «Я рос в среде мальчуганов физически очень крепких, и мое времяпрепровождение в их кругу не раз вызывало заботы матери, – вспоминал он на страницах «Моей борьбы». – Менее всего обстановка располагала меня к тому, чтобы превратиться в оранжерейное растение». Рано научившийся читать, он быстро освоился в отцовской библиотеке и оттачивал на сверстниках умение рассказывать вычитанные из книг истории. Ораторское искусство германского фюрера уходит корнями в его далекое детство.

Впрочем, судя по всему, не только ораторское искусство. Родом из детства и ставший всемирно знаменитым символ свастики. Зрительные впечатления Гитлера запомнились ему на всю жизнь. Впервые он увидел свастику, или «крест Ханга», в возрасте шести лет, когда был певчим в хоре мальчиков в Ламбахе, в Восточной Австрии. Она была введена бывшим аббатом Хангом как герб монастыря и в 1860 году высечена на каменной плите над обходной галереей обители. Позднее в этом солярном знаке Гитлер узрел символ победы арийского человека. Разработанный лично им стяг со свастикой в 1920 году стал знаменем НСДАП, а 1935 – государственным флагом нацистской Германии (см: Кох-Хиллебрехт, М. Homo Гитлер: психограмма диктатора. Минск, 2003).

Более того, любовь к рассказыванию историй и склонность к лидерству едва не привели будущего вождя германского народа к церковной карьере. «В свободное от других занятий время я учился пению в хоровой школе в Ламбахе, – писал он. – Это давало мне возможность часто бывать в церкви и прямо опьяняться пышностью ритуала и торжественным блеском церковных празднеств. Было бы очень натурально, если бы для меня теперь должность аббата стала таким же идеалом, как им в свое время для моего отца была должность деревенского пастора. В течение некоторого времени это так и было. Но моему отцу не нравились ни ораторские таланты его драчуна-сынишки, ни мои мечты о том, чтобы стать аббатом». Забавно, что мысли о духовном звании и о том, как приятно и выгодно принадлежать к столь мощной организации, как церковь, посещали не только Гитлера. Стать церковным иерархом мечтал в свое время и Йозеф Геббельс. Осуществись их мечты, церковь, вне всякого сомнения, приобрела бы прекрасных, беззаветно преданных ей служителей, а мир – кто знает! – обошелся бы без Третьего рейха.

Геббельс, Пауль Йозеф (29.10.1897-01.05.1945), – высокопоставленный партийный функционер НСДАП, главный пропагандист Империи, министр народного просвещения и пропаганды. Ближайший соратник Гитлера. Покончил с собой 1 мая 1945 года.

Однако вскоре мечта о будущем, связанном с церковью, оставила Адольфа Гитлера. Общая напряженность в мире, ожидание войны, которая вот-вот должна начаться, сказывались на настроениях даже в маленьком провинциальном городке. К тому же юному Адольфу попались в руки несколько томов из отцовской библиотеки, посвященных тогда еще недавней франко-прусской войне. Нашлись там и книги, повествующие о героическом прошлом германцев, империи Фридриха Великого и Священной римской империи. Как и многим мальчишкам того времени, Гитлеру «загорелось» стать солдатом. Но в его случае чистые эмоции, свойственные воинственным пацанам всех времен и народов, подкреплялись хотя и фрагментарными, но все же познаниями об истории Германии.

Однако до осуществления этой мечты нужно было еще дожить. А пока Алоиз Хидлер решил дать сыну образование. Младшие классы базовой «народной» школы Адольф одолел без труда. «Учение в школе давалось мне до смешного легко, – вспоминал он. – Это оставляло мне очень много времени, и я свой досуг проводил больше на солнце, нежели в комнате. Когда теперь любые политические противники, досконально исследуя мою биографию, пытаются «скомпрометировать» меня, указывая на легкомысленно проведенную мною юность, я часто благодарю небо за то, что враги напоминают мне о тех светлых и радостных днях». Но, окончив базовые классы, нужно было выбрать гимназию или реальную школу, чтобы продолжить обучение. Естественно, Алоизу гимназия пришлась не по нраву. Это, во-первых, обошлось бы семье довольно дорого, а во-вторых, в гимназии преподавали массу гуманитарных предметов, совсем ненужных чиновнику на государственной службе. А Алоиз, считая себя на редкость удачливым человеком, а свою карьеру – верхом совершенства, хотел для сына только такого будущего. Кроме того, он довольно рано заметил способности сына к рисованию, а в австрийской гимназии этот предмет, по его мнению, преподавался из рук вон плохо. Поэтому Адольф стал посещать реальную школу в Линце.

Некоторое время все шло хорошо. Однако вскоре между отцом и сыном наметился разлад. Дело в том, что детская мечта о военной карьере слегка поблекла, а ее место заняло стремление стать художником. Мысль эта, подкрепленная неплохим вкусом, твердой рукой и умением рисовальщика, надолго завладела Гитлером. Но его отец был против. Одно дело – уметь рисовать, а другое – бросить все ради неясного будущего, которое ожидает художника! Этого Алоиз допустить не мог и, должно быть, клял себя за то, что сам способствовал развитию у сына таланта рисовальщика.

О спорах с ним относительно своей дальнейшей судьбы Адольф вспоминал с содроганием: у Алоиза Хидлера был тяжелый характер. «Пока планы отца сделать из меня государственного чиновника наталкивались только на мое принципиальное отвращение к профессии чиновника, конфликт не принимал острой формы. Я мог не всегда возражать отцу и больше отмалчиваться. Мне было достаточно моей собственной внутренней решимости отказаться от этой карьеры, когда придет время. Это решение я принял и считал его непоколебимым. Пока я просто молчал, взаимоотношения с отцом были сносные. Хуже стало дело, когда мне пришлось начать противопоставлять свой собственный план плану отца, а это началось уже с 12-летнего возраста. Как это случилось, я и сам теперь не знаю, но в один прекрасный день мне стало вполне ясным, что я должен стать художником. Мои способности к рисованию были бесспорны – они же послужили одним из доводов для моего отца отдать меня в реальную школу. Но отец никогда не допускал и мысли, что это может стать моей профессией. Напротив! Когда я впервые, отклонив еще раз излюбленную идею отца, на вопрос, кем бы я сам хотел стать, сказал – художником, отец был поражен и изумлен до последней степени. «Рисовальщиком? Художником?» Ему показалось, что я рехнулся или он ослышался. Но когда я точно и ясно подтвердил ему свою мысль, он набросился на меня со всей решительностью своего характера. Об этом не может быть и речи. «Художником?! Нет, никогда, пока я жив!» Но так как сын в числе других черт унаследовал от отца и его упрямство, то с той же решительностью и упорством он повторил ему свой собственный ответ. Обе стороны остались при своем. Отец настаивал на своем «никогда!», а я еще и еще раз заявлял «непременно буду». Конечно, этот разговор имел невеселые последствия. Старик ожесточился против меня, а я, несмотря на мою любовь к отцу, в свою очередь, против него. Отец запретил мне и думать о том, что я когда-либо получу образование художника. Я сделал один шаг дальше и заявил, что тогда я вообще ничему учиться не буду».