Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 2

• Название: Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 2
• Автор: Григорий Джаншиев
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 5-91129-010-3

Григорий Джаншиев одним из первых начал изучение истории судебной реформы и вообще преобразований шестидесятых годов. Различным сторонам этой эпохи он посвятил несколько крупных монографий и написал ряд биографических этюдов о выдающихся деятелях крестьянской и судебной реформы. Свои статьи он собрал в книге «Из эпохи великих реформ», которое было подготовлено и издано к 30-летнему юбилею Великих реформ (1891 г.) Далее в течении 16 лет книга выдержала десять изданий, что блестяще иллюстрирует ее популярность и значение.

«Эпоха Великих Реформ» вышла в 1892 г. и выдержала с тех пор ряд изданий, при жизни автора постепенно дополнявшихся. Эта книга была весьма популярна не только среди видных судей, юристов и видных русских деятелей, но и среди зарубежной общественности и среди широких масс. Издание сыграло серьезную общественно-воспитательную роль как единственная история реформ царствования Александра II. Девятое издание, вышедшее в 1905 году, являлось одним из самых дополненных и пересмотренных, к тому же оно стало первым изданием Литературного Фонда.

---

«Новое Время» в приведенных прекрасных строках, вероятно, не усмотрит тех цветов напыщенной адвокатской риторики, которые оно усматривает в моих «Основах судебной реформы», если потрудится вспомнить, что эти строки ipsissima verba… его же собственной «юбилейной» статьи, появившейся 17 апреля 1881 г. – Что заменою старого, продажного, жестокого, лишенного всякой самостоятельности, суда независимым, гуманным судом Россия обязана именно либерально-гуманным основным началам судебной реформы, а не новому персоналу, это всего лучше видно из того, что громадное большинство персонала нового суда было взято из состава старых судов[162]… Теперь же, по новому «исправленному» взгляду «Нового Времени», оказывается, что только тогда будут правильно функционировать новые суды, когда они вовсе откажутся от своего первородного греха – либерального происхождения, и от того духа и направления, которые с особенною силою сказались «в начале судебной реформы».

Двусмысленность и непоследовательность воззрения «Нового Времени» наглядно обнаруживается именно в этом отрицательном отношении к лучшей эпохе деятельности нового суда, эпохе, когда с особенною силою выражался присущий ему специфический дух, который, по справедливому замечанию одного из составителей Суд. Уставов, К. П. Победоносцева, бывает свой особенный у всякой системы учреждений. «Действие учреждений, – писал г. Победоносцев в декабре 1861 г. при редактировании либеральных основ судебной реформы, – зависит от людей, но вместе с тем нельзя упускать из вида, что и люди образуются в духе тех или других учреждений, и что есть такие учреждения, при действии коих нельзя ожидать развития людей в том направлении и духе, которому учреждения не соответствуют»[163].

Какому именно направлению и духу мог и должен был соответствовать дух новых судебных учреждений, очевидно было для всех в самый момент зарождения их. Это не было секретом не только для непосредственных участников реформы, но и для посторонних. Цензор Никитенко тотчас по обнародовании в 1862 г. Основ, нач. суд. преобр., не обинуясь, приветствует их, как победу «либерализма» в правительственных кругах[164].

Для всех истинных почитателей основ нового суда первое время именно и было временем расцвета основных начал судебной реформы. Отдельные ошибки, конечно, возможны были и тогда, но общий дух ее был таков, что в сохранении его истинные друзья нового суда видели залог его преуспеяния. Вот что, например, писал в 1867 г. И. С. Аксаков, которого трудно заподозрить в пристрастии к либерализму. Когда появились толки о том, что администрация относится недружелюбно к независимости и несменяемости новых судебных деятелей, Аксаков доказывал, что в нем, в этом именно духе независимости, заключается основной смысл судебной реформы. «Этот дух, – писал Аксаков в „Москве“ от 2 февраля 1867 г., – самое дорогое во всем судебном преобразовании; отнимите его от нового суда, и от него останется одна мертвая форма, один балаганный спектакль чего-то нового, что в сущности, пожалуй, даже выйдет хуже разлагающегося старого»[165].

Новые же «истинные» друзья нового суда из «Нового Времени» полагают, что «для нормального, устойчивого, органического развития судебных учреждений им необходимо отречься от своих лучших традиций и истинного своего духа!..

Было время, когда официально провозглашалось, что «либеральные учреждения не только не опасны», но «составляют залог порядка и благоденствия». Оно, конечно, в порядке вещей «открещиваться» теперь от либеральных основ судебной реформы, раз они вышли из моды, но, к сожалению, с неприятными историческими фактами нелегко справиться. Поэтому упрек «Нового Времени» либерализму в том, что он «примазывается» к новому суду, представляется более чем странным. Желание же этой газеты поставить успехи нового суда вне зависимости от его либеральных основ и выставить эти основы даже враждебными интересам правосудия поражает больше своею неблагодарностью и смелостью, чем основательностью. Новый суд, если бы и желал, не может отказаться от первородного греха своего происхождения, не переставая быть самим собою. Дальнейшее процветание нового суда возможно только при верности его своим либеральным основным началам: иначе это будет не новый суд в истинном его значении, а, как выразился М. Н. Катков, «одно только мерцание, лишенное сущности, призрак, готовый исчезнуть» или, по сильному выражению Аксакова, «балаганный спектакль чего-то нового». К Судебным Уставам 20 ноября 1864 г. вполне было применимо правило: Sint ut sunt aut non sint!

Нет, что бы ни говорили равнодушные друзья судебной реформы, непоколебимость основных начал ее составляет conditio sine qua non успешного действия ее. Справедливость этой аксиомы еще не так давно была подтверждена официально. «Незыблемость основных начал великих преобразований минувшего царствования, – гласит Указ Александра III Сенату от 4 сентября 1881 г., – составляет наиболее прочный залог благоденствия и преуспеяния дорогого нашего отечества».

В заключение два слова по поводу вышеупомянутой статьи «Юридической Летописи», поющей в унисон с «Новым Временем». Журнал негодует на «неумелых» друзей нашего суда, которые «своею легкомысленною защитою» только вредят ему. Этим без вины виноватым защитникам нового суда только остается спросить:

Где ж вы, умелые, с бодрыми лицами?
Где же вы, с полными жита кошницами?..
Труд засевающих робко, крупицами,
Двиньте вперед!..

По правилу: amicus certus in re incerta cernitur – защита дорога в минуту опасности. А что-то не слыхать было голосов этих чересчур «трезвых», но несколько двусмысленных друзей нового суда, именно тогда, когда он наиболее нуждался в авторитетной, ученой защите. Достаточно припомнить начало 80-х гг., разгар бешеного натиска времен Каткова против Судебных Уставов, вызвавшего смелую и честную отповедь со стороны Аксакова (см. выше), недостойную травлю суда присяжных, предпринятую в 89 г., как раз пред судебным юбилеем, «Московскими Ведомостями», которые в дикой расправе обезумевшей уличной толпы американцев усматривали «кровавый приговор над самим судом присяжных»51. Трезвые друзья суда присяжных предпочитали хранить в это время невозмутимое молчание, подобающее «олимпийским» представителям «серьезной» науки. Не так поступали менее «трезвые», но более искренние почитатели Судебных Уставов в науке и журналистике, не так поступали неутомимые защитники принципов судебной реформы: «Вестник Европы», «Журнал Гражданского и Уголовного Права», «Юридический Вестник», «Судебная Газета», «Русь»[166] и др., из коих в первом неутомимый знаменитый наш публицист К. К. Арсеньев, а во втором сам редактор В. М. Володимиров шаг за шагом обороняли с большим знанием, энергиею и мужеством основы судебной реформы от яростных нападок «литераторов-гасильников» и в особенности от злейшего из них в то тревожное время, когда

… свободной мысли враг,
С осанкой важной, с нравом смелым,
Со свитой сыщиков-писак
И сочиняющих лакеев,
Как власть имеющий, возник
Из нас газетный Аракчеев,
Литературный временщик.

В такое критическое время едва ли позволительно было хранить нейтралитет истинным друзьям, как бы ни были глубокомысленны и тонки соображения высшей политики оппортунизма:

И не иди во стан безвредных,
Когда полезным можешь быть!..

VII Общая воинская повинность

Ходит, чистит амуницию,
Набелил ремни солдатские,
Языком играл сигналики,
Песни пел – такие хватские!
Артикул ружьем выкидывал,
Так, что весь домишко вздрагивал;
Как журавль стоял на ноженьке
На одной – носок вытягивал.
Вдруг метнулся… смотрит жалобно,
Повалился – плачет, кается,
Крикнул: «Ваше благородие!»
«Ваше!»… вижу задыхается.

Н. А. Некрасов

В наше время нужны не дела славы, озаряющие только немногих избранных, а дела правды, Божией правды, благодетельные для всех и каждого.

В. А. Жуковский

Глава четырнадцатая Воинский устав 1 января 1874 г (По поводу 20-летия)

Каторга есть нормальное состояние войска.

Сенатор Лебедев (1859)

Пальцы рубит, зубы рвет,
В службу царскую нейдет…
Ваньку в рекруты берут,
Все деревни заревут…

Из солдатской песни

I

1 января 1894 г. исполнилось двадцать лет со дня введения в действие одного из важнейших и гуманнейших законодательных актов царствования Александра II, а именно Устава о всеобщей воинской повинности 1 января 1874 г. Если дореформенный общественный и государственный быт, основанный на крепостном праве, отличался свойственным ему бесправием и принижением личности гражданина, то эти черты с особенною рельефностью должны были проявляться в военном деле, которое в существе своем построено на стеснении прав отдельной личности в интересах целого, на предпочтении формы существу, на беспрекословном и безмолвном подчинении началу иерархического старшинства, нередко приводящем к вопиющим несправедливостям. Если таковы более или менее неизбежные черты военного быта вообще, то легко представить себе, каких чудовищных размеров достигали они в дореформенные времена: рекрутская повинность ложилась всею своею тяжестью на париев общества, на самую бедную, обездоленную часть населения, на так называемые «податные сословия», т. е. крепостных и мещан, и притом на беднейших из них, которые не могли откупиться от тяжкой, бесконечной воинской повинности, близкой по существу к гражданской смерти в течение 25 лет жизни.