Василий Лебедев-Кумач - Сердце, тебе не хочется покоя!

• Название: Сердце, тебе не хочется покоя!
• Автор: Василий Лебедев-Кумач
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-59940-0

Василий Лебедев-Кумач – автор второго гимна СССР «Широка страна моя родная» – писал в первый период своего творчества совсем в духе Серебряного века. Но время перемалывало таланты – Лебедев-Кумач поверил в новоустановленный порядок, став автором позитивных песен «Как много девушек хороших…», «Закаляйся!». Даже лирическая «Утро красит нежным светом…» и задорная «Капитан, капитан, улыбнитесь…» несли в основе своей ритм марша, они мобилизовывали и призывали. Удачливый автор совпал с этими яркими молодыми веселыми плакатами первых пятилеток. Эти песни несли в себе атмосферу времени и стали символами эпохи, их по-прежнему поют благодаря искренности и неподдельности чувств поэта, создавшего их. В этой книге впервые опубликованы не только известные и любимые многими песни, военные стихотворения поэта, но и ранние стихотворения, которые долгие годы лежали в столе автора рядом с письмом от первой учительницы и ждали того часа, когда им суждено будет быть изданными и предстать перед судом потомков.

---

«Падают звезды осеннею ночью…»

Падают звезды осеннею ночью,
сух и прозрачен лесок.
Серые тучи, как ватные клочья,
Спрятали неба кусок.

Молча стою у березы бескудрой.
Тишь затаила испуг.
Пудрой пушистой, серебряной пудрой
Все запушилось вокруг.

Звезды как будто повисли на ветках,
С небом поля обнялись,
В синих, ажурных, затейливых сетках
Четкие тени сплелись.

Век бы смотреть, да повеяло дрожью.
Осенью грустно в лесу…
Тени и месяц, и веянье Божье
Как я с собой унесу?

20 октября 1917

«Четкость линий, белый иней, бодрый холод…»

Четкость линий, белый иней, бодрый холод,
хрупкий путь,
Воздух чистый и душистый непривычно
нежит грудь.
Тиха тая, золотая угасает
полоса.
Переливно синий полог протянули
небеса.

Сердце радо, и не надо ни сомнений,
ни забот,
Дух оживший пружит тело, дух
для радости живет…
Все возможно, все понятно,
все имеет смысл и цель.
Этот миг один осмыслил
череду пустых недель.

15 ноября 1917

«Старый грек сидит в кофейне…»

Старый грек сидит в кофейне
Целый день за чашкой кофе.
Тяжко улица грохочет,
Небо синее молчит.
Старый грек с лицом иссохшим
Полулег на белый столик
И смешно жует губами,
И на солнышко глядит.

Где-то борется полмира,
Где-то гибнут в битве жизни,
Куют мысли и машины
Под навесом грузных крыш.
Где-то слезы, где-то крики,
Кто-то умер и родился,
Где-то пекло, где-то хаос,
А в кофейне тает тишь.

Смутно слышны плески моря,
Женский смех и брань торговцев.
Голубь сел на тротуар,
Чистит сизое перо.
Солнце камни раскалило,
Но прохладно под навесом
Греку старому уютно,
Греку старому тепло.

22 ноября 1917

«Я, кто любовью так недужен…»

Я, кто любовью так недужен,
Беспомощен среди преград,
Быть может, я ей просто нужен,
Как развлеченье, как наряд?

Быть может, я ее игрушка,
Забава тягостных минут,
Как та вон шитая подушка,
Как из фарфора лилипут?

Копной волос змеисто-рыжих,
Быть может, тешится она —
А я… зачем на сердце выжег
Любви святые письмена?

Ужели снова я обманут
Пожатьем маленькой руки?
Опять мечты бесследно канут
В глухое озеро тоски.

20 декабря 1917

«Я дрожал как в лихорадке…»

Я дрожал как в лихорадке,
Был от страсти знобко-пьян.
Аспирина две облатки
Положила мне в карман.

Погрозила пальчиком,
Губки сжала жалостно:
«Будь, смотри, пай-мальчиком,
Не болей, пожалуйста!»

21 декабря 1917

Разлука

Тихонько рукой барабанил,
Угрюмый и странно немой.
И чай в недопитом стакане
Покрыл перламутровый слой.

Чертил по клеенке квадраты…
Да, все разлетелось, как дым,
Свершилось, что было когда-то
Лишь призраком, зыбким и злым.

Ушла… Навсегда, без возврата.
Сказала: – Не жди, не встречай!..
И пальцы рисуют квадраты,
И стынет невыпитый чай.

1917

«В блокноте нашел я старый…»

В блокноте нашел я старый,
Наспех записанный адрес,
И вспомнился бал и пары,
И личика тонкий абрис…

Она ушла, как другие.
Весеннего счастья стопами.
И только буквы немые
Хранят о ней нежную память.

19 января 1918

«Вся хрупкая, вся зыбкая…»

Вся хрупкая, вся зыбкая,
Вся точно из углов,
С ребяческой улыбкою
Бросает блестки слов.

Сверкнувши, вдруг завянет вся
И плачет, хохоча…
Кто любит – тот обманется,
Ведь к тайне нет ключа.

20 января 1918

«Нынче – ярко до слез. Мы вдвоем…»

Нынче – ярко до слез. Мы вдвоем.
Жизни чаша до края полна.
И смеется, смеется весна
В каждой брызге на платье твоем.

1 марта 1918

«Как сотни лет назад нечаянно и просто…»

Как сотни лет назад нечаянно и просто
Сегодня ночью тронулась река.
Услышав шум – я добежал до моста
И выбрал пост у серого «быка».

Ползла, лилась, рвалась набухшая лавина,
И в груды льдин, как нож, врезался «бык».
Ломаясь и толпясь, кричали глухо льдины,
И грозен был их тяжкий мертвый крик.

Но знал я: через день, а может, завтра к утру,
Хлебая и спеша, уйдет последний лед…
О, сердце! Научись вот так же сильно, мудро
Без боли уходить от тягостных тенет!

29 марта 1918

«Вечер закатный, весенний и вербный…»

Вечер закатный, весенний и вербный,
Лазоревый запад – лазурный восток,
В матовой дымке месяц ущербный.
Влага упала на липкий листок.

Солнце уйдет и, прощаясь, брызнет
Огненных маков каскад.
Я бы хотел, чтобы день моей жизни
Имел такой же яркий закат.

10 апреля 1918

«Почему я грущу? Вот чудак! Почему?..»

Почему я грущу? Вот чудак! Почему?
Почему нынче ветер утих?
Почему яркий день вдруг уносит зиму?
Почему так сложился мой стих?

Никогда никому не сказать почему,
И ответ – это тот же вопрос.
Все понятно и ясно тому одному,
Кто нас бросил в творимый хаос.

10 апреля 1918

«Я с Богом борюсь, как Иаков…»

Я с Богом борюсь, как Иаков,
Борюсь непрерывно и зло,
И много зияющих знаков
На душу, как раны, легло.

Я слышал чахоточный кашель,
Я видел растленных детей.
Мне промысел благостный страшен,
Мне жутко от Божьих затей.

Неправый, нездешний, недобрый —
Я вызов бросаю Ему!
Пока не сломаются ребра,
Я Божьей любви не приму.

29 апреля 1918

«Очень тщательно и строгонько…»

Очень тщательно и строгонько
Из пылинок мир сложил,
Все связуя четкой логикой,
Гордо голову носил.

Но упало неспокойное,
Стиснул голову хаос…
Зданье мощное и стройное
Подточила капля слез.

3 мая 1918

«Я живу и страдаю за всех…»

Я живу и страдаю за всех,
Мой удел осиянный и трудный.
Каждый жест, каждый вздох, каждый смех
В душу эхом доносится чудным.

Я во всех и нигде до конца,
В каждом миге я чувствую вечность,
Своего не имею лица,
Обреченный глядеть в бесконечность.

Я в бутоне провижу цветок.
Пыльный ветер на месте утеса…
Этот бисер связавшихся строк —
Претворенные брызги хаоса.

8 мая 1918

«Моя душа – причудливая сцена…»

Н.С. Триэру

Моя душа – причудливая сцена,
Где драму «Жизнь» готовит режиссер.
Сухая память служит как суфлер,
И репетиции идут бессменно.

Актеры в пьесе заняты все разом.
В ней действий столько, сколько дней живу.
И все творит во сне и наяву
Мой режиссер – спокойный четкий разум.

Но страсть и чувства плохо помнят роли,
И реплику суфлер не вовремя подаст,
И темп игры то слаб, то слишком част,
И пропадают зря ремарки воли.

Когда контракта срок в работе минет,
Придет другой – Великий Режиссер,
Тихонько звездный занавес раздвинет
И грим сотрет – актерский пестрый сор.

14 мая 1918

«Колеса размерно выстукивают…»

Колеса размерно выстукивают
Безличный и длинный мотив.
Задумчивый взор убаюкивают
Беззвучные коврики нив.

Устало полоску заканчивая,
Мужик натянул повода
И скрылся. А в небе обманчивом
Как искра, мигнула звезда.

Тоску избывая неистовую,
Вздыхая, завыл паровоз,
И ветер, по стенкам посвистывая,
Угарные вздохи принес.

Прощаясь, на окна захватанные
Закат уронил алый мак,
А сердце все ищет спрятанное,
И тянут колеса трепак.

20 мая 1918

«Юный клерк сидит за меморьялом…»

Юный клерк сидит за меморьялом,
Веки липнут словно ото сна,
И рука, суха и холодна,
Чертит цифры росчерком усталым.

Пять, один и двойки стройный выгиб,
Строчка букв, и снова пять и два.
Впился в грудь проклятый угол книги,
И набухла тяжко голова.

Юный клерк сидит за меморьялом,
За окном весенний день бежит.
Высоко проносятся стрижи,
И закат упал кораллом алым.

6 июня 1918

«Я люблю ходить по Зарядью…»

Я люблю ходить по Зарядью
Вдоль рядов москательных лавок.
Там так пахнет смоленным канатом,
Точно ходишь по пристани людной,
И как будто грохочет лебедка.
Рыбой пахнет и йодистым илом,
И прибойное ухает море
Близко-близко, за теми домами.
И душа, обманувшись счастливо,
Рифмовать приготовилась море…

12 июня 1918

«За годом год устало ставит вехи…»