Анастасия Куницкая - Вдоль каштановой аллеи (сборник)

• Название: Вдоль каштановой аллеи (сборник)
• Автор: Анастасия Куницкая
• Жанр: Поэзия
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905636-51-6

Книгу петербуржской писательницы и поэтессы Анастасии Куницкой открывают избранные «Стихи не только о любви», уже нашедшие преданных поклонников как из числа участников многочисленных интернет-сообществ, так и среди слушателей публичных выступлений автора.

Новаторский по форме и глубокий по содержанию цикл «На перекрестке взглядов», искусно собранный в «Венок прозаических сонетов», повествует о тонких, порой неосязаемых отношениях между мужчиной и женщиной.

Венчают сборник рассказы и миниатюры, написанные с присущей автору мягкой иронией, лукавой улыбкой и легким ароматом грусти.

---

Но я вам больше не принадлежу

Сияет лето зеленью парчовой,
А я о зимах с веснами тужу.
И сшито платье для невесты новой,
А я вам больше не принадлежу.

Вы весь в огне, ваш путь не обозначен,
Но вас за буйство плоти не сужу.
Еще я много в вашей жизни значу,
Но я вам больше не принадлежу.

Слова любви опали словно листья,
Их соберу и к сердцу приложу.
Метель рисует одинокой кистью,
Но я вам больше не принадлежу.

Мою печаль лишь воспевает лира,
Я больше ничего вам не скажу.
Принадлежат вам все богатства мира,
Но я вам больше не принадлежу.

Опять весна придет как озаренье,
Себе любовь на Пасху закажу.
Оставьте, право, ваши уверенья!
Ведь я вам больше не принадлежу.

Июнь 2011, Коктебель

«Поговорим о той…»

P. N.

Поговорим о той…
Несмело, скованно.
Помнишь, узор витой
Решетки кованой?
Поговорим о ней —
Не стоит всхлипывать.
Столько ночей и дней,
Цвет солнца – липовый!

Нежно поговорим
О той, несказанной…
Хрупкие фонари,
И дождик бязевый —
Нехотя шел и шел,
Такой растерянный…
Пел о любви большой,
Навзрыд утерянной!

16 января 2013, С.-Петербург, ночь

На перекрестке взглядов венок прозаических сонетов

Маме, которая всегда со мной

На перекрестке глаз и бесприютных судеб,

На перекрестье жизней и сплетенных рук

Мы – всё, что было, всё, что есть и будет,

Мы – вся Вселенная и одинокий звук…

Вступление

Тонкие стебли невесомых чувств миг за мигом, день за днем вплетаются в незримый венок судьбы, лелея сонеты нашей любви. Мы храним его в своем сердце, бережем, словно высший дар, суеверно скрываем от чужих глаз. Но временами мы садимся в тишине перед зеркалом, надеваем невидимый венок на голову и чутко всматриваемся в неведомое отражение.

1. На перекрестке взглядов

Порой на оживленном перекрестке в шумной толпе сталкиваются чьи-то глаза. Выуживают друг друга из людского потока, из общей суеты и пристально всматриваются в глубину. Они предельно сосредоточены: у них есть лишь один миг, чтобы вобрать в себя чужой космос, который они будут свято хранить и никому на свете не откроют и не отдадут.

И с вами такое случалось, не правда ли?

Саша переходила узкую улочку: не переходила, а постукивала каблуками о тротуар, в нетерпении ожидая, когда вспыхнет зеленый глаз светофора. Она очень торопилась: всего десять минут до начала литературных чтений в Фонтанном доме. Как неприятно опаздывать!

Он стоял на противоположной стороне, переминался с ноги на ногу, явно нервничал. Тоже куда-то спешил.

Зеленый глаз все никак не загорался, и тогда Саша увидела его. Вернее, не его самого: их глаза неожиданно поравнялись друг с другом. Так равняются машины на встречной полосе. И чьи-то волосы развеваются в приоткрытое окно. И дым чьей-то сигареты легким облаком вдруг качнется в твоем воздухе.

Почему ей показались эти чужие глаза самыми родными на свете? Она будет спрашивать себя об этом столько раз, сколько будет вспоминать их. А может, это был он, тот самый, и вся ее несбыточная жизнь промелькнула перед ней за одно мгновение? Вся, вместе с нежностью, полуденным и полуночным счастьем, детским смехом и чем-то еще таким, совсем особенным, чего она никогда не испытает.

И что, если бы она остановила его тогда, на том перекрестке? И сказала, что им не надо никуда спешить, потому что у них уже есть что-то самое важное, важнее, чем вся эта суета и все бестолковые дела на свете. Он бы удивился, обвел ее недоуменным взглядом, подумал: городская сумасшедшая или аферистка! И прошел бы мимо.

А если нет?

А вдруг у него терпко сжалось бы внутри, отразилось в глазах, и он бы остановился. И тоже поверил. И у них получился бы длинный разговор. О том, о чем они никогда и ни с кем не говорили. О самом сокровенном. Сокрытом. Сакральном. Чтобы на вдохе Любовь и на выдохе снова Любовь. И чтобы на всю жизнь. И еще после…

Почему мы всегда проходим мимо? Что несет нас к чужим враждебным берегам? Что заставляет с наслаждением терпеть бедствие и тонуть? Так много вопросов и так мало ответов. Так странен и неуютен наш путь, так одиноко странствие.

Саша стояла на краешке тротуара и смотрела в эти глаза. Погружалась, будто входила в святую воду. Мир замер. Превратился в точку пространства, которая столь же мала, сколь и велика. Как странно: она смотрела внутрь двух миров, а видела одну Вселенную. Может, поэтому мы так отчаянно стремимся стать рядом, поравняться, словно глаза на одном лице, чтобы увидеть картину мира всю, целиком?

Глаза тоже, не отрываясь, смотрели на Сашу, поглощая ее без остатка. Ей казалось, что ее втянуло в эти звездные врата, где тайны мироздания открываются так просто и так математически ясно, как одиножды один. Не в этом ли разгадка? Умножать, а не складывать! И тогда не двое, а один: Един!

Саша сделала шаг. Она шагнула с тротуара на ревущую моторами улицу и подалась вперед.

В ушах заскрежетало. Посыпались ругательства, перед лицом яростно замахали посторонние злые руки. Саша шла вперед, как во сне, и все, что у нее было в этот миг – это чьи-то тревожно узнанные глаза.

Шаг, еще шаг, еще…

Ее ослепил зеленый свет. Глаза стремительно приближались. Вот они на расстоянии руки, на расстоянии щеки… Их глаза скрестились, сцепились, срослись в страстном соитии! Вдох – выдох – Любовь!

Еще шаг… Расставание навек. Плечо едва коснулось плеча в последнем прощании.

Серый бетонный тротуар. Одиноко мерцающий желтый глаз светофора.

Саша не сразу вспомнила, кто она и куда идет. Она порывисто обернулась: по улице, остервенело ревя, уносились прочь автомобили с наглухо задраенными окнами. Гигантский красный глаз, печальный как огненная планета, сжигающая себя в сонмище веков, остекленел.

На перекрестке больше не было его глаз. Они растворились в бурлящем потоке мироздания, унося с собой ее космос. Она отдала его вот так, не задумываясь и не сожалея. И кто-то теперь будет свято его хранить и никому на свете не откроет и не отдаст.

И вы, вы тоже его храните.

2. Компот из клубники

Моей первой любви

Что мы помним о своей первой любви? Отдельные слова, крошечные эпизоды, едва уловимые ощущения, редкие сны. Первая любовь почти всегда безответная, невысказанная, невесомая. Нецелованная, как чужая невеста. Запорошенная памятью, занесенная иными любовями. Туманная Андромеда другого измерения. Бестелесная и чистая, как Дева Мария.

Что осталось от нее? Цвет? Запах? Головокруженье? Она ускользнула как Золушка с пышного бала, оставив лишь хрустальную туфельку мечты. И все-таки мы помним ее всю, от первой до последней ноты. Она оставила на губах сладко-терпкий вкус, неповторимый, как она сама.

Ася не знала, когда с ней это произошло. Только однажды она посмотрела на его узкую мальчишескую спину в темно-синем школьном пиджачке и поняла, что пропала. Вероятно, это вызревало внутри нее день за днем, наслаивалось тончайшими пленочками, нарастало, пока не стало осязаемо-плотным и очевидным.

Она вдруг поняла, что ловит каждое его слово, охотится за улыбками, провожает глазами. Вообще-то в него был влюблен весь класс, но это не имело никакого значения. Чудо происходило только с ней! Оно было сокрыто очень глубоко: тайное, трепетное, живое. И он – центр этой внутриутробной Вселенной.

Понравиться ему Ася и не мечтала. Она была дылда, на полголовы выше всех, с длинной старомодной косой и слишком серьезным вдумчивым взглядом: такие мальчишкам не нравятся. Но это тоже почти не имело значения. Чудо от этого только крепло и укоренялось, прорастая в ней капиллярами счастья.

Дома Ася могла часами рассматривать его лицо на общей фотографии, гладить пальцем бумажный глянец и мечтать. Воображать, будто они идут, взявшись за руки, по проспекту и вдруг встречают стайку одноклассниц. И тогда он отнимает свою руку, но только для того, чтобы крепко и нежно обвить ее талию: не стесняясь, у всех на глазах! Или что они сидят на заднем сидении обледенелого зимнего автобуса, и он, склонясь к ее коленям, дыханием отогревает ей зябкие пальцы. И так Асе становилось терпко от этих фантазий, так учащенно билось сердце, что перехватывало дыхание!

Иногда он ей звонил. Узнать, что задали, или просто поболтать. Это вовсе ничего не значило. Просто было так заведено: звонить друг другу и говорить, говорить, говорить. Интернета в ее школьную пору еще не изобрели, зато были телефоны с крутящимся диском, где каждое следующее отверстие – маленький шажок на пути к астральному «меж». Два голоса устремлялись друг к другу по узким тоннелям телефонных проводов и встречались в каком-то ином заветном мире, так похожем на ее мечты, где у Аси не было ни старомодной косы, ни чересчур серьезных глаз. И тогда она говорила с ним, не робея, и была по-настоящему свободна и счастлива.