Э. Эггер - История книги от ее появления до наших дней. История книги на Руси (сборник)

• Название: История книги от ее появления до наших дней. История книги на Руси (сборник)
• Автор: Э. Эггер
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905668-01-2

Эта книга – о книге. Человечество всегда хотело поделиться с потомками своими мыслями, оставить след в истории. Французский писатель Эггер рассказывает о возникновении письменности и развитии способов фиксирования информации. Текст восстановлен по изданию Ф. Павленкова 1890 г.

«История книги на Руси» – один из первых трудов общей истории книжного дела в России. Автор рассказывает о технике производства книги, о роли книг в различные периоды истории Отечества, акцентирует внимание на развитии книжного дела в нашей стране. Труд содержит множество данных о рукописных книгах, первых русских печатных изданиях, количестве библиотек и типографий и т. д. Текст восстановлен по изданию М. Хана 1882 г.

Тексты приведены в соответствие с нормами современного русского языка, проведены корректорская, редакторская правки с максимальным сохранением авторского стиля.

---

Рядом с этими несчастными случаями надо предполагать и более или менее насильственные разрушения, которые приходится приписать, увы! злой воле людей.

Поэт Овидий представляет нам первый пример этого; изгнанный из Рима императором Августом за проступок, тайну которого так никогда и не узнали, и сосланный в небольшой городок на берегах Эвксинского Понта (ныне Черное море), он мог ещё писать там довольно свободно элегии, в которых он оплакивает свою печальную участь; но посылая свои стихи в Рим, он, как мы видим, не совсем был уверен в приёме, который они должны были найти там. Вы не без интереса прочтёте, даже в слабом прозаическом переводе, несколько строк послания, которое Овидий, в подражание Горацию, обращает к сборнику своих Tristes, как он назвал их: «Маленькая книжка, – я не досадую на это, – ты отправляешься без меня в Город (Рим), куда не может последовать за тобою твой господин. Иди, но плохо одетая, как и подобает книге изгнанника. Несчастная, береги наряд своего несчастия; да не окрасит пурпур твоего покрова, – его цвет не идёт к тому, кто носит траур. Да не привлекает глаз сурик твоего заголовка, и кедр да не наполняет благоуханием твоих листьев. Два белых шарика да не выделяются на твоём чёрном обрезе (это концы стержня, на который навёртывался папирус). Такой красивый убор будет украшать счастливые книги. А ты, ты не можешь забыть о моем несчастии. Твои два обреза не будут отполированы пемзой, чтобы можно было видеть в беспорядке твой головной убор (т. е. необрезанные края папирусного свертка). Не красней за свои помарки: при виде их всякий поймёт, что они сделаны моими слезами. Иди же, моя книга, и приветствуй от моего имени те дорогие места…» И после этого подробного до мелочей описания поэт переносится мысленно в храмы и дворцы своего дорогого города Рима, в котором он опасается повсюду козней и пробуждения гнева государя, отправившего его в изгнание. Он представляет книгу попадающей в дом, в котором она встретит своих старших сестёр, и опасающейся и там возбудить подозрения против своего господина. Из этого мы видим, как нередко тяжело уже было положение писателей в последние годы царствования Августа.

Свобода сочинений и обнародования книг, конечно, была велика у греков и римлян; но так как она вырождалась иной раз в разнузданность, то для сдерживания её в границах нужны были законы, и эти законы нередко применялись с большой строгостью. Не только присуждали к сожжению позорящие честь пасквили (что, конечно, было вполне справедливо), но строгость распространялась даже на серьёзные исторические труды, автор которых грешил только излишним поклонением или просто уважением к павшему правительству. Таким образом при императоре Тиберие был осуждён историк Кремуций Корд за то, что говорил с уважением о последних защитниках республики, Бруте и Кассие. До него, другой летописец, книги которого были сожжены по повелению сената, не захотел пережить их истребления и покончил жизнь свою самоубийством. Сочинения Тацита дошли до нас не все. Этот великий писатель отзывался с суровой независимостью о царствовании первых императоров; он мужественно порицал Нерона и Домициана. Можно думать, что именно эта свобода и была до известной степени причиной исчезновения некоторых его произведений. Преемникам первых Цезарей не нравилось, что в римском обществе распространяются проникнутые столь благородной печалью суждения о политических порядках, от которых страдал, которых, может быть, заслужил своими преступлениями давно уже выродившийся Рим.

Рассказывают, что император Тацит, считавший себя потомком знаменитого историка, озаботился о воспроизведении его сочинений и о распространении их по библиотекам. Кто знает, не этой ли счастливой случайности мы обязаны тем, что можем читать по крайней мере половину этих красноречивых рассказов, делающих честь уму человеческому.

Глава VI. Книги в первые христианские века

Нетерпимость христианства к　еретическим книгам. – Что делается с　языческой литературой при суровости Церкви и　невежестве варваров. – Сохранение древних преданий Боэцием и　Кассиодором. – Деятельность первых отцов Церкви по　защите и　распространению христианства. – Многоязычная Библия Оригена. – Уменьшение научных сочинений. – Сокращение некоторых великих произведений до　руководства. – Сохранение некоторых произведений греческих писателей в　переводах на　восточные языки. – Преимущества и　неудобства этих переводов.

После политических страстей следует отдать отчёт также и о религиозных спорах.

В деле религии языческие народы часто отличались терпимостью. У них было столько различных богов, что им ничего не стоило впустить ещё одного лишнего в свои храмы. Общественные власти были строги у них только к заведомым безбожникам. До сих пор мало известно бесспорных примеров этих строгостей. Процессы за нечестивость были нередки, но не видно, чтобы погибло много книг, более или менее не религиозных, вследствие осуждения их авторов. Этого не было даже и после торжества христианства. Христианский догмат, очень рано формулированный апостолами, а затем учёными богословами на соборах, не допускал свободы обсуждения и толкования, которую политеизм дозволял самым смелым из его философов.

Например, Эпикур, решительный отрицатель языческих богов, спокойно и счастливо жил в Афинах, где вокруг него процветали и древний культ, и иные новейшие, иностранного происхождения суеверия. Христианское общество было менее снисходительно как к еретикам, так и к философам, нападавшим на его таинства, на его теологию. Против христианства писали в особенности трое учёных: Цельзий, Порфирий и Юлиан. Строго осуждённые, преданные поруганиям и поношению, их сочинения не могли пережить времени, в которое они появились: от них сохранились лишь отрывки в прозе христианских учёных, писавших возражения против них. Что же касается до знаменитого ересиарха Ария, очень долго колебавшего основы христианского учения, то его книга, преданная анафеме на соборах, исчезла совершенно.

Даже помимо этих преследований, объясняющихся искренней страстью у православных христиан, естественно было ожидать, что торжество новой религии мало-помалу погрузит в забвение многие произведения языческой литературы. Одного папу обвиняют в поощрении уничтожения языческих сочинений; но этот папа, Григорий Великий, нашёл себе защитников в этом отношении, и, кажется, теперь доказано, что его единственная вина заключалась в том, что он советовал членам духовенства ограничивать своё образование латинской Библией и её комментаторами. Великий епископ, святой Василий Великий, двумя веками раньше, советовал, напротив, изучать древних поэтов Греции и доказывал, что подобное изучение, надлежащим образом направленное учителями, спасительно для воспитания сердца и ума. Творение святого Василия об этом предмете сделалось классическим в школах, подобно сочинению Плутарха о воспитании детей.

Теперь мы дошли до времени великого нашествия варваров, которое внесло в цивилизованный мир много других неурядиц, помимо борьбы двух непримиримых религий.

Я не знаю, хорошо ли разъяснили историки, – в особенности те, которые пишут для молодежи, – всё то, что должна была потерять цивилизация вследствие нашествия этих миллионов людей без всякой культуры, без всякой любви к искусствам, без всякого уважения к памятникам, благодаря гению художников размножившимся по всему Западу. Самая промышленность, служившая только удобствам жизни, должна была очутиться в пренебрежении у народов, преданных войне или грубым наслаждениям кочевой жизни. Много времени потребовалось для того, чтобы эти грубые завоеватели почувствовали расположение к тонкостям более цивилизованной жизни. Готы, гунны, вандалы, все эти варвары, ринувшиеся на Европу и не умевшие ни читать, ни писать, могли лишь впоследствии заинтересоваться книгами и библиотеками, имевшими такую большую цену для побеждённых. К счастью, евангелие проникало в их души не посредством одной только проповеди, они должны были мало-помалу научиться чтению священных книг. Впрочем, раз сделавшись распорядителями громадных империй, они должны были иметь для управления делами сколько-нибудь образованных министров; они имели надобность в правильно организованных канцеляриях, и таким образом они начали делаться учениками грамматиков и риторов, которых Рим и Греция предлагали им в большом изобилии. Не один учёный латинского Запада сделался министром короля-варвара: таков был Боэций, переводчик и комментатор Аристотеля, при дворе Теодориха; таков же был и Кассиодор, большой почитатель литературы, большой поощритель всех искусств, облегчавших производство книг, украшение и распространение их. Некоторые короли сами оказывались ревностными поборниками знания; король франков, Хильперик, одно время с удовольствием занимался выдумыванием новых букв для азбуки.