Вилорд Байдов - Саги о варяге

• Название: Саги о варяге
• Автор: Вилорд Байдов
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905693-22-9

В предлагаемой книге автор знакомит читателя со многими событиями и их участниками из истории, главным образом, Руси и России с незапамятных времен до наших дней. Используя представление о вечности человеческих душ, многократно воплощающихся в новых поколениях в течение сменяющихся исторических эпох, автор ведет повествование в виде воспоминаний, сказаний, песен и стихотворений «бессмертной души», обретавшей плоть и судьбы современников многих хорошо или мало известных нам событий и личностей, что «оживляет» повествование о нашем прошлом художественными образами, персонажами, их мыслями и чувствами.

---

Сага II

У ИСТОКОВ ИСТОРИИ

Помню, «варваром» был я,
Как нас римляне звали,
Хоть не знаю, чтоб звались
Так народ иль язык,
Был я викингом также,
Но вернулся обратно
В земли древние русое,
И остался я в них…

1. Мы – варвары[40]

В сталь закован, по безлюдью
Едет гуннов царь Атилла,
Как медведь мохнат и крепок.
Нем и мрачен, как могила!
Вслед за ним, как волны моря,
Как грозы небесной тучи,
Идут полчища, взывая:
Где же Рим, где Рим могучий?

Ю.Б. Залесский (перевод с польскогоВ.И. Немировича-Данченко)

Империи на Западе не стало,
И даже варвар не поднял венец,
А королём своих он был по праву.
Каким злым роком вызван Рима крах,
Кто к истязанью наградил любовью,
Что заставляло упиваться кровью
При не жестоких, в общем-то, Богах?..

После русов родился я на севере, может, в Скандинавии. Было сытно там и тепло, но вдруг что-то случилось в небесах и природе – наши земли оделись в ледяное стекло[41]. Мы собрались в дорогу и искали стоянок, где земля бы родила и могла нас кормить – так с мечом и оралом мы с годами пробились от морей наших к югу и остались там жить.

ЧЕЛОВЕК ИЗ ТОЛЛУНДА

Я стою у витрины музея
И поверить не в силах глазам —
Сквозь стекло я безмолвно глазею,
За которым покоюсь я сам!
Точно, я! В этот мир возвращался

В ипостасях других много раз,
Но ни разу ещё не встречался
С бывшим телом своим, как сейчас!
Умиравших сжигали вначале,
Позже стали в земле хоронить —
Лишь надгробья могли мне в печали,
Кто я был и когда, говорить…
Нет ни дат, ни имён на табличке
У витрины – догадки одни,
Но я вспомнил, вглядевшись в обличье,
Как всё было в те давние дни.

Где-то здесь, недалёко, в то время
Жили мы средь лесов и болот,
И тогда наше каждое племя
Для себя было мир и народ…
Жили мы от земли – близ селений
Выжигали поля средь лесов
И трудились в поту и без лени,
И ещё уважали богов.
От рожденья до самой кончины
Помогали они выживать,
Но главней всех, и не без причины,
Средь богов чтил народ Землю-мать[42] —

Плодородьем и в семьях, и в поле,
И в хлевах управляла она —
Жизнь людей по её только воле
При рожденье могла быть дана…
От полей мы своих получали
Кров, одежду, еду и питьё —
От набегов поля защищали
Мы сильней, чем жилище своё.
И весною, и в осень под белым
Покрывалом повозку везли
Мы по нашим родящим пределам —
В ней скрывалась Богиня Земли.
А потом, уж в лесу, без народа
Приносили ей жертвы жрецы,
Чтоб дала урожай и приплоды,
И гадали ответ мудрецы[43]…

Помню, долго поля не родили,
Стало меньше в селенье детей,
И всё чаще мы смерть находили
От зверья и разбойных людей.
Вдруг знаменье жрецы увидали:
Мать-Земля жаждет жертвы от нас,
Чтоб супруга от племени дали
Ей весной в установленный час.
Должен каждый испробовать случай,
Выбирая из бука бруски —
Кто с магическим знаком получит,
Тот и просит Богиню руки[44].

По весне из им ведомой рощи
Вновь повозку жрецы извлекут,
Два вола её, старых и тощих,
По селению поволокут,
А потом со жрецами совместно
Кашу съест из семян он из тех,
Что мы сеять должны, чтоб невеста
В поле их народила на всех.
И веревкой, венчальною вроде[45],
Жрец супруга удушит того
И утопит в священном болоте —
Там с Богинею встреча его…

Я как вождь отменил жеребьёвку
И сказал: сам пойду к ней в мужья,
Сам надену на шею верёвку,
Ей ценней и достойней всех я!
Говорил я и властно, и строго,
Что не стану решенья менять —
Жребий брошен был раньше намного,
Как вождём избирали меня.
Знать кто лучше меня нынче может,
Что и как ей, Богине, сказать?
А вождя изберёте моложе,
Мудрость годы помогут стяжать…

А в душе сам вынашивал бремя:
Раз поля перестали родить,
А в селенье я – вождь в это время,
Мне ответ и держать, стало быть.
Мне в сраженьях не раз доводилось
Брать удачи быка за рога —
Племя верило мне и гордилось,
И ходило за мной на врага.
Топором боевым не порубишь
Голод, что незаметно сосёт
Кровь и силы у тех, кого любишь,
Кто в надежде на чудо живёт!

Чудо? Может, любовь и есть чудо,
Что Богиня со мной сотворит? —
И надеюсь уже почему-то,
Что я прав, а Она говорит:
Уж довольно махать топорами
И леса, и друг друга губить —
На земле надо жить не ворами,
А уметь и давать, и любить!
Я прозрел! Я иду к ней с любовью,
Пусть научит своих же детей!
Я иду и с мужской, и с сыновней
К ней любовью просить за людей!..

Через долгие двадцать два века —
Время быстро лишь ныне бежит —
В слое торфа нашли человека[46],
Что теперь за витриной лежит…
Словно сплю я умиротворённый,
Знать, достойно свершил свой обет —
Словно сплю, как живой, но… морёный
В том болоте за столько-то лет.
Я не знаю, что сталось с народом,
Помогла ли Богиня тогда
И покончила ли с недородом —
Очень хочется верить, что – да…

За две тысячи лет много крови
Видел я и так мало добра,
Судьбы наши сложились сурово —
Не давать научились, а брать,
Истребляя друг друга, народы —
Им до мудрости путь протяжён…
А вожди? – Стали новой породы:
Красен долг им вперёд платежом…
Ну, а что же любовь? – Ей, как прежде,
Ни к подобным себе человек,
Ни к Земле не проникся в надежде,
Что и так проживёт он свой век…

ЧТО БЫЛО ПОТОМ

Был на двадцать лет старше я того иудея, что, родившись от Бога, принял смерть на кресте и воскрес, и вознесся, но минуют столетья до того, как в Него здесь станут верить везде. А меня, не сказал бы, чтобы в кланах соседних средь вождей уваженье или слава нашли, но молва и удача на немногих дорогах, что к востоку от Рейна, впереди меня шли…

ОБРУЧ СО СТРЕЛКОЮ ВНИЗ

Я брожу с боевым топором на плече,
У бедра меч короткий повис,
Без щита я и шлема, вокруг головы
Только обруч со стрелкою вниз[47].
Сам себе я и вождь, и сам воин себе,
И удачу пытаю один,
И на сутки пути в этом диком лесу,
Как в подворье своём, господин.

Если вторгся сюда или тур, или лось,
Или вепри в подлеске шалят,
Иль недобрый сосед, или римский дозор —
Мне не страшно, мне Трим – словно брат[48].

Шум вдали, сучьев треск, рык и хрип, и возня,
Я – туда, притаился в кустах,
Так и есть, это – вепрь с брюхом настежь лежит,
Кровь и пена на страшных клыках.

А поодаль в доспехах и в шлеме – в крови
Римский отрок, не лучше того,
И не знаю, сначала лесное зверьё
Разорвёт и растащит кого…

Он дышал, я его до пещеры донёс,
Как умел и чем мог, врачевал —
Скоро стал он вставать и меня понимать,
Но я видел, что он тосковал…

Мы простились по-братски, мечи поменяв,
И на память ему я надел
С головы моей обруч со стрелкою вниз —
Он ушёл навсегда в свой предел…

Через десять, а, может, и более лет
В Тевтобургском лесу мы пошли
В бой на римлян и бились, и многих потом
Их и наших в живых не нашли.

Пот и дождь, и гроза мне слепили глаза,
Римлян шлемы топор мой дробил —
Вместо шлема вдруг обруч со стрелкою вниз
Он легко пополам разрубил!

Я отбросил топор и склонился над ним —
Он был мёртв, но его я узнал!..
Грозный Водан! Зачем эта жертва тебе?
Почему ты мне знак не подал?!.

В этот раз жить пришлось мне в переломное время: Рим пытался на Эльбу выйти, наших тесня, Друз[49] до Эльбы пробился по воде и по суше, но он насмерть разбился при паденье с коня. Брат Тиберий продолжил, кланы порознь склоняя договором, обманом и коварством под Рим, и, казалось, последних маркоманов богемских разгромить лишь осталось наступленьем прямым[50].

Мы не очень страдали: Рим держал гарнизоны в крепостях лишь немногих и к себе приучал, и вождям наших кланов в чине «всадников»[51] римских на их собственных землях управлять поручал. Но, к несчастью, был прислан к нам из Сирии дальней Вар Квинтилий, который, как привык в тех краях, стал считать всех рабами, непокорных казнили, распиная живыми вдоль дорог на крестах…

ПЕСНЬ О ВЕЛИКОМ ВАРВАРЕ

Мы с Хермино дружили, Зигимеровым сыном, в Риме звали Арминус иль Арминий его, и в то время учились мы в Италии вместе, в их военном искусстве доходя до всего. Получивши от Рима званье «всадник» и должность командира туземных вспомогательных сил в рейнской армии Вара, возвратился Арминий и увидел, во что тот наш народ превратил.