Иван Гусаров - КИЧЛАГ

• Название: КИЧЛАГ
• Автор: Иван Гусаров
• Жанр: Поэзия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-00039-045-0

Воры в законе, положенцы, авторитеты, правильные зеки, честные арестанты, братва, малолетки, женщины, судьи, прокуроры, адвокаты, опера, менты, дубаки, вертухаи и многое другое.

Тюрьма и зона в 15 книгах

---

БАРАК

«Выйдем из невежества и мрака», –
Самозабвенно пели.
Вышли из убогого барака
И сталинской шинели.

Видел многое барак
От фундамента до кровли,
От простых банальных драк,
До большой резни и крови.

Углы чернели от промоин
Скрипели нудно половицы,
После страшных сучьих войн
Валялись погнутые спицы.

Казенный жесткий стиль,
Прошли бараки миллионы,
Превращали их в утиль
Гуманные законы.

Нету лучших перемен,
Упал на нары от бессилия,
Не получая ничего взамен
Из рога изобилия.

Сунул горстку золота
На черный день под половицу.
Под знаком Серпа и Молота
Угораздило родиться.

Вышел из общин барака,
Разбит, повержен враг.
Рассудила власть двояко,
Закрыли в лагерный барак.

Барак – убогое жилище,
Сродни пещерным нарам,
Здесь кантовались тыщи,
Через колено гнули норов.

В бараках – буйный нрав,
Власть не лыком шита,
Вычисляли, кто не прав,
Пропуская через сито.

В жизни нету смысла,
На вопросы нет ответов,
Но не возникало мысли
Предать страну советов.

Добываем честно уголь,
Родились дети в браке,
Отмерен тесный угол
В покосившемся бараке.

В коридоре полумрак,
Жизнь – перевернутая призма,
Стоит устойчиво барак,
Символ социализма.

ОТЕЦ И СЫН

Во сне он часто кричал:
«Я деньги не брал! Я не крыса!»
Нож из паха торчал –
Привет от психа Бориса.

Отправляли мальчишку за дверь,
Мама оставалась с любовником,
Погоняло запомнилось – «Зверь»,
Называли его уголовником.

Коля лежал на больничке,
Затянулся розово шрам,
Шнырь заглянул по привычке,
Погремуха его «Абрам».

Прокинул он в разговоре,
Опасно взглянув на дверь:
«Правилку назначат Боре,
Интересовался делом Зверь».

Из разговора понял Коля –
Зверь в соседней палате,
Необъяснимая штука неволя
Замкнется на сыне и брате.

Мужчина прикрылся книжкой,
Вымолвил Коля с трудом:
«Вы помните меня мальчишкой,
Ту улицу, город и дом?»

Вздрогнул внутри законник,
Будто оскорбил его кто-то,
Обшарил рукой подоконник,
Подал матери фото.

Странно смотрел на мальчишку,
Себя увидал молодым,
Из юности вытащил книжку,
Прочесть про далекий Крым.

В тумане маячил Крым,
Домик с огромными вишнями,
Над лиманами утренний дым,
Казались вопросы лишними.

«Сколько тебе, сынок?»
«Восемнадцать», – ответил Коля.
Ударила кровь в висок –
Показала сына неволя.

Ничего не сказал законник,
Хотел разразиться матом.
Как разрулить треугольник?
Борис является братом.

Нельзя показывать спину,
Борису приятный сюрприз.
Надо признаться сыну,
Шефство возьмет Борис.

ПРИПИСАННЫЙ К ЗОНЕ

Я шел по скользкому броду,
Бежал через каменный лес.
На зоне обрел свободу,
Пройдя растормозку и пресс.

Свобода – в моей голове,
Не забита она отрубями.
Дождь шумит по траве,
Крепнет свобода с годами.

За высокой колючкой слякоть
И не очень хорошие планы.
Пуля проходит в мякоть,
Режут не только карманы.

Больше порядка на зоне,
Срок не один отсидел,
Имя на каждой персоне,
На воле – сплошной беспредел.

Свободу в себе отыщи
В тесной, забитой хате,
На слабость укажут прыщи –
Жил на хлебе, обрате.

Нет места на воле,
Мимо молочные реки,
На сверке знаешь пароли,
Приписан к зоне навеки.

Приписан, как крепостной,
К вечной лопате и тачке,
Пригреет солнце весной,
Руки тянутся к пачке.

Затянешься сладким дымком,
Изнуряет от боли,
К горлу подступит ком
От мысли о вечной неволе.

Прозвенит на свободу звонок,
Готовы парадные брюки,
Только держать черенок
Способны привычные руки.

В неволе провел червонец,
Репутацию растратил свою.
Будь китаец, немец, японец,
Надо время попасть в струю.

В прокуренных легких свист,
Землисто, серо лицо,
Коряво исписан лист,
В надежде вступил на крыльцо.

Нет ни угла, ни приюта,
Косо смотрит чиновник,
Повернулся невежливо, круто, –
Ты для него уголовник.

Ни один не решить вопрос,
Приветливо встретит малина.
Про седьмой перепартос
Другая поет половина.

Приведут в малину девицу,
Слить застойную плоть.
Можешь на волю дивиться,
Можешь лохов полоть.

Льется без меры бухло,
Вечная тема про зону,
Сменишь свое барахло,
Примеряясь к сезону.

Отдохнешь месячишко, другой
В знакомой, привычной семье.
Прогнется дорога дугой
Ближе к судебной скамье.

У Фемиды особое мнение,
Осудит судья по понятиям.
Не встал на путь исправления,
Не к тем примкнул приятелям.

Лишена система морали,
В действиях ищет мораль,
Все тома пролистали,
Отсутствует та деталь.

Аморально живет государство,
Страна незрячих, глухих,
Одним сплошные мытарства,
Прячет от зоны других.

Накинут готовый срок,
В сутанах сидят демагоги,
Свободы принял глоток,
Обивает в бараках пороги.

Растянется кисло статья,
Кислее застойного кваса,
Отправит в неволю судья
Для зоны нужное мясо.

Поставили в списанный ряд,
Унижен в тебе человек,
Затравленно бегает взгляд,
Ты по статусу – вечный зэк.

ДРУГ ОТКИНУЛСЯ С ПЕЧОРЫ

Друг откинулся с Печоры,
Друг приехал с Воркуты,
Мечтал он сдвинуть горы,
А вязал в тайге плоты.

Чужой впаяли срок,
Он все простил врагам,
Через щеку на висок
Проходил глубокий шрам.

Ненавидел хамство, лесть,
Шагал по жизни гордо,
Не приносит счастья месть –
Он усвоил это твердо.

После срока на Печоре
Построил светлый дом,
Как и местные поморы,
Север исходил пешком.

Он сделал редкий выбор:
Восстанавливал святыни,
Не был хитрой рыбой
И миражом в пустыне.

Рубил свою часовню
На высоком берегу,
В поморах видел ровню,
Ходил на промысел в тайгу.

Презирая хлеб дешевый,
Сутулый и большой,
Всегда помочь готовый
Жил с открытою душой.

Друг откинулся с Печоры,
Друг приехал с Воркуты.
Прекрасны на Урале горы,
Есть редкие цветы.

Желтеет в поле клевер,
И погода подвела,
Уезжает друг на Север,
Делать добрые дела.

ЧЕЛЯБИНСКИЙ ЦЕНТРАЛ

Опять челябинский централ,
Открыты настежь шлюзы,
Здесь воровской Урал
Крепит камерные узы.

Сядем дружно за общак,
Чифирнем за встречу,
Не горюй земляк,
Не погасли наши свечи.

Будет время без нажима,
Без томительных секунд,
А от строгого режима
Мы в СИЗО замутим бунт.

Опять Челябинский централ,
Закрыты плотно шлюзы,
Здесь понятия правят бал,
Крепнут камерные узы.

Пусть злится оперчасть,
Пусть бегает режим,
Сегодня наша масть,
На туза наложен грим.

Челябинский централ,
Корпусов немые сети,
Южный, северный Урал,
Есть братва с Исети.

Здесь понятия правят бал,
Малявы шлет братва
В Челябинский централ.

СТОЛЫПИНСКИЙ ВАГОН

Встал состав на перегоне,
Ни проехать, ни пройти,
Шум в столыпинском вагоне,
Охрана празднует в пути.

Едут зэки по этапу,
Паровозик, не свисти,
Даш конвойному на лапу,
Может водки принести.

У конвоя сплошь угар,
Хлеб и сельдь на блюде,
Гудит в столыпине пожар,
Горят живые люди.

Горит столыпинский вагон,
Горючий зэки материал,
Невезучий перегон,
Горе бедным матерям.

Отступил конвой гурьбою,
Беглецам под стать,
Не положено конвою
Зэков выпускать.

Крик проходит по составу,
Охвачен паникой перрон,
По закону, по уставу
Горит столыпинский вагон.

Разбежалася охрана,
Ей бы только доложить,
Нет воды и нету крана,
Ей бы только дослужить.

Пламя убыстряет бег,
Несется по сусекам.
Когда в России зэк
Считался человеком?

Он щепка, он бельмо,
Он лагерная пыль,
Брось родным письмо,
Горит живая быль.

Горят живьем в вагоне,
Тише, тише стуки,
Тянутся в агонии
Скрюченные руки.

Горит столыпинский вагон,
В составе он последний,
Отцеплен зэковский салон,
Ушел вагон соседний.

Сгорел столыпинский вагон,
Расчищена дорога,
Дымом пахнет перегон.
В России зэков много.

ГОЛУБИНАЯ ПОЧТА