Ника Януш - В летаргию и обратно

• Название: В летаргию и обратно
• Автор: Ника Януш
• Жанр: Русское современное

Ее зовут Лана Косьмач и ей тридцать лет. Она живет в большом городе, работает в рекламном агентстве (очень много работает) и… ненавидит свою работу. Ненавидит расписывать и перекладывать бумажки с утра до ночи, ненавидит рождать оторванные от жизни идеи, именуемые «креативом», устает от нервных клиентов, беззастенчиво качающих свои права.

Но она любит Антона, путешествовать и мечтать. Мечтать, например, о том, как изматывающая опостылевшая работа когда-нибудь закончится, как они с Антоном купят домик на берегу моря, как посетят интересные уголки и страны. И как она будет писать книги.

Вообще писать книги и жить так, как самой хочется, а не диктуют обстоятельства, – это мечта Ланы. Робкая, несмелая, неправильная мечта. Мечта, противоречащая представлениям об успехе – кресле директора агентства, модном авто, трехэтажном коттедже за городом. Лана долгое время думала, что именно это – кресло, машина, особняк, уважение среди рекламной тусовки – всегда было ее желанием и жизненным стремлением. Но чем дальше, тем больше мысли спутаны, а Мечта крепко засела в голове и не отпускает. В растерянности, нерешительности и со слезами на глазах Лана ступает на такую зыбкую территорию – в Неизвестность, на путь к Мечте.

Книга «В летаргию и обратно» Ники Януш заставит каждого читателя остановиться и вспомнить о своих мечтах, поверить в собственные силы и не откладывать больше свою жизнь и желания в долгий ящик.

---

– Шо ты себе думаешь? Садись уже!.. Быстро! Едем.

И вот я отъезжаю от бульвара в огромном розовом лимузине рядом со своим спасителем, внешний вид которого так сильно контрастирует с авто, а безусый еще умудряется меня подбадривать:

– Ничего, сейчас вырулим на Ришельевскую, там по прямой две минуты. Успеем!..

Но «вырулить на Ришельевскую» оказывается не такой простой задачей – габариты машины и толпа гуляющих очень затрудняют наше движение.

– А если мы поедем по Пушкинской, вроде там же тоже будет вокзал?

– Он там будет, даже если мы тудой не поедем, – отрезает безусый.

А я вновь умилилась: ну что за город – тут все разговаривают анекдотами!

Когда мы подъезжаем к вокзалу, я выскакиваю из необъятного авто, махнув на прощание рукой безусому. Я готова его расцеловать, а он снова энергично плюет за окно и говорит:

– Иди уже. Оставь эти копейки себе. И учти, за тобой должок.

Бегу к перрону, поезд прямо сейчас должен отходить, надо успеть!.. Но тут замечаю, что на перроне стоит толпа людей, рядом с каждым – сумки, и почему-то никто никуда не торопится. Все стоят, лица обращены к поезду. Поезд темный, свет ни в одном вагоне не горит, стекла его темных окон бликует от фонарей. Все двери закрыты. Ни одного проводника на перроне не видно. Никакого движения нет вообще. Только темный поезд и люди с сумками на платформе.

Я спрашиваю у ближайшей группы, не это ли поезд Одесса – Киев. Да, это он. А что случилось, по расписанию он должен уже отходить? Оказывается, никто не знает. На посадку поезд приехал, как положено, за полчаса. Но так и стоит с тех пор – тихий и темный.

То тут то там люди уже смотрят на часы и недоуменно переглядываются. Активнее те, которые стоят в голове поезда. Они стучат по металлу паровоза и что-то кричат, по-видимому, обращаясь к машинисту. Но в кабине машиниста хоть и светит тусклый свет, единственный на весь состав, оттуда никто не отзывается. Возле первого вагона образовывается группа желающих – они направляются к администрации вокзала, разузнать, что происходит и когда поезд отправится.

Проходит около двадцати минут. Нам в динамик объявляют, что этот поезд по техническим причинам ехать не может, и обещают посадку на другой поезд – в течение трех часов. Еще через десять минут из администрации на перрон возвращается группа – кое-кто смеется, кое-кто чертыхается, кое-кто курит и очень оживленно разговаривает.

Мы с нетерпением ждем их.

– Что случилось?

Смеющийся мужской бас объясняет, специально выделяя некоторые слова голосом:

– Пьяный (!) машинист в этом паровозе случайно (!) зацепил не тот состав. Похоже, дотянул до вокзала и уснул (!) внутри кабины. Поезд не убран и не подготовлен к следованию. Сейчас его оттянут в депо и не позднее трех часов ночи пришлют новый.

Пока он этот говорит, к нам все время подходят люди, стоявшие поодаль. Постепенно смех и чертыханье стали разрастаться. Каждый третий, улыбаясь и матерясь одновременно, закуривает и отходит. Торопиться некуда.

15 июня: День, когда я ничего не поняла

Открываю двери киевской квартиры и зажмуриваюсь – у меня есть решение, которое я очень хочу озвучить Антону: еще полгода в агентстве, но в должности писателя текстов, а не лидера группы. «Писатель» должен смягчить приговор Антона. И сегодня на работу я не пойду, позвоню, что случилась непредвиденная задержка поезда, – и у нас будет выходной вдвоем!

Войдя в прихожую, замечаю, что прямо под ногами не стоят пять пар огромных кроссовок и не валяются в беспорядке носки и кепки. В углу нет футбольного мяча и боксерской груши. Шкафы не заперты, полки пустые.

– Антон! Что случилось? Ты где?

Заглядываю в спальню: вижу, исчезли фотографии Антона, книги, диски, ноутбук со столика. В ванной нет гелей, шампуней, зубной щетки, дезодорантов – его полка девственно пуста.

Никакой записки в доме не обнаруживаю. Набираю номер, но после первого гудка идет обрыв связи. Опускаюсь прямо на пол и набираю эсэмэску. Через пару часов приходит ответ, что доставить ее абоненту невозможно.

Понедельник, 18 июня

В выходные дни обзванию всех друзей, мне отвечают неохотно, как попрошайке у Флоровского монастыря, и быстро завершают разговор. Мама Антона тоже отвечают предельно любезно: «Ты же знаешь, Ланочка, он – такой. Если что задумал, никогда не советуется и никого не посвящает. Поговори с ним сама».

Кира удивляется моему вопросу, не знает ли она, где Антон, – ясное дело, она не знает. И спрашивает:

– Ч-чем я могу тебе п-помочь? Хочешь, ч-чаю с тобой попью? Или в-водки? – когда она взволнована, заикается больше обычного.

Пока я была в Одессе, Антон вывез все вещи из нашей квартиры. И теперь игнорирует меня уже четвертый день. Я сижу в офисе, но голова моя опухает от мыслей.

Антон бросил меня.

Я не ответила ему до среды, как он хотел, уехала в Одессу. И он бросил меня.

Я злюсь, негодую, обижаюсь и тоскую одновременно, и громко хлюпаю носом, когда невидящими глазами смотрю в монитор. Одесский пляж, ресторан и анекдоты кажутся мне теперь настолько далекими и нереальными, как будто случились в ледниковый период. Я расклеиваюсь и ничего не могу с этим поделать – ни строгие уговоры самой себя сосредоточиться на Минкульте, ни старт проекта для одесских обувщиков, ни планы поговорить с руководством о понижении в должности, чтобы стать копирайтером, – ничего не помогает. Только раз за разом бегаю в кухню и хлещу попеременно то чай, то кофе. Ненавижу себя такой, ненавижу Антона за то, что он бросил меня, ненавижу агентство за то, что я здесь в рабстве, ненавижу все…

Да, без «чая с водкой» и Киры, пожалуй, не обойтись. По-видимому, мои постоянные всхлипывания, Ниагара в носу и глухой жалкий голос подругу обеспокоили, так как она по телефону назначает мне обеденный перерыв в одном из кафе в Пассаже – рядом с офисом нашего агентства. Для нее это означает протопать пешком через весь центр.

Мы сидим на террасе кафе. Говорю в основном я – Кира молча слушает и время от времени протягивает новую салфетку, которую я прикладываю сначала к мокрым глазам, потом к мокрому носу. А говорю я, что Антон – сволочь, он должен был еще немного подождать, так как я уже почти приняла решение. Нет, из агентства я пока не уйду, не знаю, получится ли работать меньше, чем сейчас, но я буду работать писателем. И еще он сволочь потому, что все время давит на меня, чтобы я, как он говорил, самореализовывалась. Мы сидим уже второй час – наши с подругой официальные перерывы закончились, но мы не уходим. Наконец я замолкаю, и через паузу Кира аккуратно произносит:

– Прости, что говорю тебе это… Но знаешь, что я слышу в твоих слезах-стонах, дорогая?

– Да?… – я замираю, так как моя подруга профессиональный психолог. И еще почти всегда очень прямолинейна. То есть в этот момент может последовать психологический удар ниже пояса, за который впоследствии, как это часто бывает, я буду ей очень благодарна, но именно сейчас захочу разорвать на части. – Что?…

– В т-твоих словах я слышу примерно следующее: «Любимый, жди меня вечно, ведь я не могу принять решение. Жди меня вечно, ведь я трусиха. И пока буду трусить, останови свою жизнь и жди меня. Для меня пока на первом месте агентство, так что продолжай готовить и вести хозяйство, продолжай под утро встречать меня дома, но все равно жди меня».

– Да?…

– Ну… – смягчается Кира, – я немного утрирую, но только немного. Ты сколько уже вот так р-работаешь? Два года? Три? Четыре дня в неделю приползаешь домой в шесть утра, а в субботу и воскресенье отсыпаешься, то есть тебя с ним по выходным тоже нет. Ну, вот и…

– Да?…

Я только и могу, что ошеломленно дакать, поскольку Кира первый раз говорит мне это так жестко.

– Да. Ты складываешь в одну корзину детские мечты, взрослые мечты, желания и планы по самореализации при полном и эгоистичном отсутствии внимания к собственной личной жизни. И именно игнорирование Антона из-за работы, я так думаю, а не твоя самореализация и погнала его от тебя. Работа в агентстве так тебя поглотила, что просто убила вашу пару. Притом что работу эту ты недолюбливаешь.

– Да?…

– Нелюбимая работа п-против Антона – слишком большая жертва, тебе не кажется?

– Да?…

Если бы это был боксерский ринг, я бы сейчас сама повалилась в нокаут – слова Киры стопудовыми гирями били меня по голове. Чч-черт, спасибо за «прекрасный» обед, дорогая подруга.

Звонит мобильный – мой ассистент Миша интересуется, где я и помню ли о совещании с Клиентом – представителями винного бренда, для которых мы готовим проект с Минкультом. Совещание состоится через полтора часа. Все еще всхлипывая, прошу его позвонить Клиенту от моего имени и попросить перенести встречу на завтрашнее утро – у меня форс-мажорные обстоятельства. И добавляю, что в офис сегодня уже не вернусь – я сильно заболела. Но до завтра, надеюсь, пройдет.