Сергей Соколкин - Rusкая чурка

• Название: Rusкая чурка
• Автор: Сергей Соколкин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-386-07395-4

Роман-поэма «Rusкая чурка» содержит в себе черты сатиры, фарса, комедии, мелодрамы, трагедии, фантасмагории. Действие происходит в наше время с ретроспективой в «лихие» девяностые, на которые пришлось детство красавицы, певицы, полукровки Алины, после жуткой трагедии попавшей из ненавидимого ей Дагестана в Москву, где она знакомится с журналистом и защитником фимковского леса Алексеем Паримбетовым (прообраз – Михаил Бекетов). В произведении ярко и остро выписаны сцены, характерные для Москвы последних лет, показаны представители больного современного общества – олигархи, представители шоу-бизнеса, силовых структур, бандиты… Через все произведение нитью проходит чуть ли не мессианская идея отмщения за всех обиженных, оболганных, обворованных в нашей когда-то великой стране.

---

– Тихо, тихо, народ перепугаете. Вот бы так на концертах пели, халтурщицы, – любуясь девчонками, ласково докопался продюсер.

Вышел Леша, уставший, в спортивном костюме, и со словами: «Че разорались-то, гости дорогие, заходите» открыл ворота. Пригласил гостей в дом. Выгрузили продукты. Побежали кто в беседку, кто в дом, в «удобства».

Леша стал разводить огонь в мангале, набрав мелких щепочек и подложив под них скомканные старые газеты. Углем решили не пользоваться. Саша попросился колоть дрова, почувствовав прилив сил и энергии. Свежий воздух и присутствие молодых красивых девчонок бодрили, вселяли какую-то уверенность и силу. Даже спокойный Леша, разведя огонь, не сдержался, смеясь и краем глаза поглядывая на Алину, отобрал у Глынина топор и, раздевшись по пояс, стал, играя бицепсами, колоть сухие березовые чурки, почему-то повторяя при этом:

– Раз чурка, два чурка, три… четыре…

Алина, восторженно глядя на вспотевшего, раскрасневшегося Алексея, на его напрягающиеся, как бы играючи перекатывающиеся волнами по животу и рукам мышцы, радостно хлопала в ладоши и как заведенная повторяла:

– Два чурка, три чурка, четыре… – желчная змеиная улыбка зло искривила ее вытянувшиеся губы.

Она тоже немного раскраснелась, легкий румянец покрыл ее бледные молочные щеки. Глаза засветились, заблестели, покрылись глянцем и стали, как оживший вдруг мертвый атомный реактор, излучать пусть невидимую, но реально ощутимую смертоносную энергию. Она, схватив большой разделочный кухонный нож, барабанила им по деревянному столу и с каким-то наслаждением приговаривала:

– Еще чурка, еще… Была чурка – и нет.

– Дались тебе эти чурки, давай лучше выпьем, пока Сани нет. А то придет – блюсти будет, – отвлекала Алину Аня Большая.

– Наливай… Одни щепки… Еще… Еще… – повторяла Алина даже с каким-то садистским сладострастием, покусывая свои пухленькие, кроваво-красные губки. Выпив с Аней по очереди из одной нашедшейся на столе забытой, видимо, с прошлого застолья рюмки, опять повернулась к огню: – В огонь их, в огонь… – Вскочив и тихо засмеявшись, она начала резво собирать с земли разлетевшиеся щепы и полешки и с восторгом бросать их в весело разгорающийся огонь.

Когда пламя достигло в высоту уже метра полтора, Леша спохватился, попытавшись ее остановить:

– Все, все, хватит, Алиночка, хватит, пусть вначале это прогорит. Ну, все, все, дом сожжешь! Алина, перестань! Мангал-то сгорит, хрен с ним, а вот дом – это не шутки…

Пришлось вмешаться Саше, весело обнявшего ее сзади за руки, и оттащить девушку от мангала:

– Ты что, сдурела совсем? Как с цепи сорвалась… Что случилось, Алин?

– Да так, все нормальненько. Просто ассоциации… – все еще возбужденно, стараясь не дышать на продюсера, ярко отливая глянцевыми глазами, отговаривалась девушка.

– Лешенька, я там посуду помыла, чашки, тарелки разобрала… Вилки, ложки нашла. А вот рюмок и бокалов нет. Где их взять? – по-деловому отчитавшись, интересовалась домашняя, в большом белом фартуке, Ксюша.

– Сходи купи…

– Что?!

– Шучу, с собой надо возить, когда в гости ездишь. Давно уже так принято, – на полном серьезе проговорил Леша.

– Хорошо, я скоро, – так же серьезно, снимая фартук и направляясь к воротам, ответила Ксюша.

– Да, ладно, одна рюмаха есть. А мы из горла, как всегда… Расслабься, Лешуня, не доставай добрую Ксюшку… – элегантно и ненавязчиво, как всегда, вступила в разговор Аня Большая (теперь уже просто Аня, за неимением Ани Маленькой), панибратски хлопнув по спине хозяина дома.

– Ксюш, я пошутил, ты чего, обиделась? – пошел за ней Паримбетов.

– Вот, то-то же. А то она тебе пол завтра не помоет и окна в доме не протрет, – не унималась зловредная Анька, – а мы еще и нагадим. Обязательно! Гы-гы-гы…

Леша вернулся, обнимая за плечи обидевшуюся и надувшуюся Ксюшу. Огонь в мангале практически уже исчез, все дрова почти прогорели, оставив не так много, как думалось, угля. Вместо угля был дым. Очень много серого удушливого дыма.

– Надо бы еще, наверное, чурок подкинуть… – как бы сам себе, в раздумье проговорил Алексей.

– А они еще есть, чурки-то? – чересчур деловито поинтересовалась успокоившаяся, очень обстоятельная в домашних делах и не присутствовавшая при колке дров Ксюша.

Леша не успел ответить, как его перебил не предвещавший ничего хорошего зловеще-радостный голос Алины:

– Есть, есть! Вон они!

Алина показывала пальцем на другой конец участка, где в небольшую, встроенную в заборе дверь входили несколько то ли киргизов, то ли узбеков с лопатами в руках и в маленьких шапочках на грязных черных головах. Группка рабочих двинулась к сараю за домом. А один их них, видимо главный, хрипло-пискливо позвал:

– Льещя, Льещя, можине тыбе?

Живое существо, лыбившееся во всю чумазую голову, в измазанном грязью с плеч до колен старом спортивном костюме и больших сапогах топталось на одном месте, ежесекундно поправляя шапку и перекладывая лопату из одной руки в другую.

– Вот достали тупые, ходят кругами, ни хрена не делают.

Раздраженный Паримбетов, отойдя от девчонок, нехотя отправился к человеку с лопатой. Они долго о чем-то спорили, существо постоянно разводило руками и зачем-то приседало, причем слышались только два слова: «начальника» и «потом». Потом начальник Паримбетов махнул рукой и, плюнув в сердцах себе под ноги, развернувшись, отправился к компании. А киргизо-узбеки, переодевшись за несколько секунд, уже мелкими перебежками, как под обстрелом на поле боя, спешили к заветной двери в заборе.

– Вот ведь чуреки, деньги берут, а за три дня даже яму под маленький септик впятером выкопать не смогли, только начали… Еще умудрились две лопаты сломать. Выгнал их до понедельника. Если в понедельник не сделают, выгоню совсем. И денег больше не дам. Твари… – ругался раздосадованный Алексей, помешивая в мангале с треском прогоравшие и сильно дымящие полешки.

– Хрен с ними, Лешуня, давай выпьем за нас, таких красивых и тоже не умеющих копать эти… срептики…, – громогласно предложила духарная, выпившая уже явно не одну рюмку и расстегнувшая уже не только верхнюю пуговицу на рубахе залихватская Анька.

– Септики… – поправил Глынин, – это куда соберется все твое… в общем, все то, что ты оставишь Леше от себя на плохо выветриваемую память. – Саша старался быть галантным острословом, таким почти бонмонтистом. Явно получалось как-то не очень…

– Это ты про ее душу бессмертную, что ли? – подала голос сидевшая с Аней за столом и периодически становящаяся бойкой на язык Алина.

– Еще у одной остроумия полный септик, – констатировал Леша, и все рассмеялись.

Сегодня все старались блистать и выделяться. Выходило, правда, с большой натяжкой, но, слава богу, все друг другу прощали и демонстрировали полную… демократию и толерантность, прости господи…

Ксюша стала раскладывать на мангале сырой шашлык – уже надетое на шампуры вперемежку с ароматно пахнущим луком мясо, – морщась и чихая от дыма. Отдельно она клала шампуры с красной рыбой. Леша тут же подбежал к ней, аккуратно, чтобы не обидеть, взял за талию и, тихонечко шлепнув по причинному месту, вытолкал в сторону беседки, заявив:

– Это мужское дело, а ты иди водку пей. Или виски с коньяком.

На этот раз Ксюша не обиделась, а, послав ему благодарный глубокий взгляд, зашла в беседку, где уже кем-то неведомым были расставлены тарелки, бокалы, рюмки. Лежали вилки и ложки. Блестели даже столовые, с мелкими зазубринками на концах ножи. Посреди стола высилась батарея бутылок. Серебристо белела запотевшая, только что из холодильника, русская водка. Радостно золотилось на летнем, но еще не жарком молодом июньском солнце шотландское виски. Ждал гурмана, переливаясь густым темно-золотым цветом, усталый французский коньяк. Скромно молчало до поры до времени, отбрасывая кроваво-красные блики, сухое вино. Напряглась, как ракета на старте, вот-вот готовая рвануть, бутылка с шампанским. Девчонки раскладывали на большой поднос яблоки, апельсины и виноград. Саша резал сыр большими толстыми кусками, девчонки смеялись, шикали на него, говоря, что так сыр не режут, что он будет есть его один, но повар-кулинар Саша был бесстрастен и непоколебим.

Наконец Леша торжественно заявил, что шашлык-машлык готов и можно приступать к трапезе. Он выложил на специально приготовленное большое блюдо ароматные, сочные, текущие жирным соком, почти кипящие куски мяса с прилипшими к ним лоскутками желто-коричневого лука. На другую тарелку, поменьше размером, улеглись нежно розовые дымящиеся кусочки семги и форели, переложенные золотыми лимонными дольками и пересыпанные мелко нашинкованной зеленью.

Вдыхая неземные ароматы еще шипящих рыбы и мяса, все с пробудившимся аппетитом набросились на еду. Хотелось попробовать и мясо, и рыбу, и блестящие дольки лимона, и даже сморщившиеся лоскутки желто-коричневого лука. Ели, смеясь и обливаясь шашлычным соком, раздирая крепкими, голодными волчьими зубами обжигающее губы, еще вчера бегавшее и блеявшее мясо. Когда первая волна обжорства спала и все, переваривая пищу, откинулись на перила беседки, Леша на правах хозяина, налив всем спиртного (мужчинам – водку, девушкам – полные бокалы вина), провозгласил первый тост: