Анатолий Соколов - Русский верлибр. Антология

• Название: Русский верлибр. Антология
• Автор: Анатолий Соколов
• Жанр: Поэзия
• Год: 1997
• ISBN: 5-7058-0302-8

Настоящая антология издается впервые. Это наиболее широкое собрание верлибров русских поэтов от А. Сумарокова до С. Есенина. Издание не претендует на полный охват всего, что написано каждым поэтом, но самое характерное составитель включил.

Анатолий Соколов – сам автор трех книг верлибров: «Срез», «Блики», «Там, где кора защищает ствол», активно работающий поэт, живет в С.-Петербурге.

Издание заинтересует педагогов, студентов, любителей поэзии.

---

Божий мир

Дума

Отец света – вечность;
Сын вечности – сила;
Дух силы есть жизнь;
Мир жизнью кипит.
Везде триединый,
Воззвавший все к жизни!
Нет века ему,
Нет места ему!
С величества трона,
С престола чудес
Божий образ – солнце
К нам с неба глядит
И днем поверяет
Всемирную жизнь.
В другом месте неба
Оно отразилось —
И месяцем землю
Всю ночь сторожит.
Тьма, на лоне ночи
И живой прохлады,
Все стихии мира
Сном благословляет.
Свет дает нам силу,
Возрождает душу.
В царстве Божьей воли,
В переливах жизни —
Нет бессильной смерти,
Нет бездушной жизни!

Михаил Лермонтов (1814—1841)

Песня

Желтый лист о стебель бьется
          Перед бурей;
Сердце бедное трепещет
          Пред несчастьем.

Что за важность, если ветер
Мой листок одинокой
Унесет далеко, далеко;
          Пожалеет ли об нем
          Ветка сирая;

Зачем грустить молодцу,
Если рок судил ему
Угаснуть в краю чужом?
Пожалеет ли об нем
Красна девица?

«Слышу ли голос твой…»

Слышу ли голос твой
Звонкий и ласковый,
Как птичка в клетке,
Сердце запрыгает;

Встречу ль глаза твои
Лазурно-глубокие,
Душа им навстречу
Из груди просится,

И как-то весело,
И хочется плакать,
И так на шею бы
Тебе я кинулся.

Яков Полонский (1819—1898)

Ночь в горах Шотландии

Спишь ли ты, брат мой?
Уж ночь остыла;
В холодный,
Серебряный блеск
Потонули вершины
Громадных
Синеющих гор.
И тихо, и ясно,
И слышно, как с гулом
Катится в бездну
Оторванный камень.
И видно, как ходит
Под облаками
На отдаленном
Голом утесе
Дикий козленок.
Спишь ли ты, брат мой?
Гуще и гуще
Становится цвет полуночного неба,
Ярче и ярче
Горят планеты.
Грозно
Сверкает во мраке
Меч Ориона.
Встань, брат!
Из замка
Невидимой лютни
Воздушное пенье
Принес и унес свежий ветер.
Встань, брат!
Ответный,
Пронзительно-резкий
Звук медного рога
Трижды в горах раздавался,
И трижды
Орлы просыпались на гнездах.

Афанасий Фет (1820—1892)

«Когда петух…»

Когда петух,
Ударив три раза
Крылом золотистым,
Протяжною песнью
Встречает зарю
И ты, человек,
Впиваешь последнюю
Сладкую влагу
Сна на заре,
Тогда поэт…
Нет! Спи, утомленный
Заботами дня,
Земной страдалец!
Ты не поймешь,
Зачем я бодрствую
В таинственном храме
Прохладной ночи.

Чу! Слышу вздох
Ко мне несется
С мягкого ложа,
Где при серебряной
Луне белеют
Младые ланиты,
Покрытые первым
Шелковым пухом,
И где в беспорядке
Рассыпаны кудри.
А! слышу,
слышу, – Ты
также не спишь,

Несчастный влюбленный!
Послушай, что ныне
Я слышал ночью
От чад Сатурна:
Они мне велели
В земных страданьях
Искать исцеленья
У Вакха. Наполним
Стаканы – и оба
Заснем поутру,
Когда другие
Пойдут трудиться.

«Я люблю многое, близкое сердцу…»

Я люблю многое, близкое сердцу,
Только редко люблю я…
Чаще всего мне приятно скользить
                                                по заливу

Так – забываясь
Под звучную меру весла,
Омоченного пеной шипучей,
– Да смотреть, много ль
отъехал И много ль осталось,
Да не видать ли зарницы…

Изо всех островков,
На которых редко мерцают
Огни рыбаков запоздалых,
Мил мне один предпочтительно…
Красноглазый кролик
Любит его;
Гордый лебедь каждой весною
С протянутой шеей летает вокруг
И садится с размаха
На тихие воды.

Над обрывом утеса
Растет, помавая ветвями,
Широколиственный дуб.
Сколько уж лет тут живет соловей!
Он поет по зарям,
Да и позднею ночью, когда
Месяц обманчивым светом
Серебрит и волны и листья,
Он не молкнет, поет
Все громче и громче.

Странные мысли
Приходят тогда мне на ум:
Что это – жизнь или сон?
Счастлив я или только обманут?
Нет ответа…
Мелкие волны что-то шепчут с кормою,
Весло недвижимо,
И на небе ясном высоко сверкает зарница.

«Здравствуй!..»

Здравствуй!
Тысячу раз мой привет тебе, ночь!
Опять и опять я люблю тебя,
Тихая, теплая,
Серебром окаймленная!
Робко, свечу потушив, подхожу я к окну…
Меня не видать, зато сам я все вижу…
Дождусь, непременно дождусь:
Калитка вздрогнет, растворяясь,
Цветы, закачавшись, сильнее запахнут, и долге,
Долго при месяце будет мелькать покрывало.

«Ночью как-то вольнее дышать мне…»

Ночью как-то вольнее дышать мне,
Как-то просторней…
Даже в столице не тесно!
Окна растворишь:
Тихо и чутко
Плывет прохладительный воздух.
А небо? А месяц?
О, этот месяц-волшебник!
Как будто бы кровли
Покрыты зеркальным стеклом,
Шпили и кресты – бриллианты;
А там, за луной, небосклон —
Чем дальше – светлей и прозрачней.

Смотришь – и дышишь,
И слышишь дыханье свое,
И бой отдаленных часов,
Да крик часового,
Да изредка стук колеса
Или пение вестника утра.
Вместе с зарею и сон налетает
                                              на вежды,
Светел, как призрак.
Голову клонит, – а жаль от окна
                                              оторваться!

Нептуну Леверрье

Птицей,
Быстро парящей птицей Зевеса
Быть мне судьбою дано всеобъемлющей.
Ныне, крылья раскинув над бездной
Тверди, – ныне над высью я
Горной, там, где у ног моих
Воды
Вечно несущие белую пену,
Стонут и старый трезубец Нептуна
В темных руках повелителя строгого блещет.
Нет пределов
Кверху, и нет пределов
Книзу.
Здравствуй!
На половинном пути
К вечности здравствуй, Нептун! Над собою
Слышишь ли шумные крылья и ветер,
Спертый нагрудными сизыми перьями?
                                                        Здравствуй!

Нет мгновенья покою;
Вслед за тобою летящая
Феба стрела, я вижу, стоит,
С визгом перья поджавши, в эфире.
Ты промчался, пронесся, мелькнул
                                                        и сокрылся,
А я!
Здравствуй, Нептун!
Слышишь ли, брат, над собою
Шумный полет? – Я принес
С жаркой, далекой земли,
Трупами тучной,
Лавром шумящей,
Мой привет тебе: здравствуй, Нептун
Вечно, вечно,
Как бы ни мчался ты, брат мой,
Крылья мои зашумят, и орлиный
Голос к тебе зазвучит по эфиру:
Здравствуй, Нептун!

Мой ангел

Как он прекрасен,
Гость-небожитель!
Он не состарился
С первой улыбки моей в колыбели,
Когда, играя
Златыми плодами
Под вечною райскою пальмою,
Он указал мне
На матерь-деву
Страдальца Голгофы – и подле
Двенадцать престолов во славе.
Он тот же, всё тот же —
Кудрявый, с улыбкой,
В одежде блистательно-белой,
С любовью во взоре —
Мой ангел-хранитель…

Василий Розанов (1856—1919)

«Счастье в усилии», говорит молодость…»

«Счастье в усилии», говорит молодость.
«Счастье в покое», говорит смерть.
«Все преодолею», говорит молодость.
«Да, но все кончится», говорит смерть.

(ЭЙДКУНЕН – БЕРЛИН, вагон)

«Что ты все думаешь о себе…»

«Что ты все думаешь о себе. Ты бы подумал
                                                                o людях».
– Не хочется.

(СПб. – КИЕВ, вагон)

«Болит душа, болит душа, болит душа…»

Болит душа, болит душа, болит душа…
И что делать с этой болью – я не знаю.
Но только при боли я и согласен жить,
Это есть самое дорогое мне и во мне.

(глубокой ночью)

«Я думал, что все бессмертно…»

Я думал, что все бессмертно. И пел песни.
Теперь я знаю, что все кончится. И песня умолкла.

(три года уже)

«Я пролетал около тем, но не летел на темы…»

Я пролетал около тем, но не летел на темы.
Самый полет – вот моя жизнь. Темы – «как во сне».
Одна, другая… много… и все забыл. Забуду к могиле.
На том свете буду без тем.
Бог меня спросит:
– Что же ты сделал?
– Ничего.

«Есть ли жалость в мире?..»

Есть ли жалость в мире? Красота – да, смысл – да.
                                                                          Но жалость?
Звезды жалеют ли? Мать – жалеет: и да будет
                                                                она выше звезд.

(в лесу)

«Как увядающие цветы люди…»