Коллектив авторов - Русское слово №08/2010

• Название: Русское слово №08/2010
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-94856-681-8

«Русское слово» – литературно-художественный и публицистический журнал.

Читайте в номере:

Поэзия

Василий Волович-Бородин

Борис Орлов

Владимир Скворцов

Николай Рачков

Иван Стремяков

Олег Юрков

Нина Патова

Николай Куковеров

Галина Раганян

Проза

Николай Коняев. Аввакум

Александр Скоков. Куранты

Аскольд Шейкин. Краткая история одной жизни

Публицистика

Алексей Воронцов. К 65-летию Великой Победы

Литературная критика

Татьяна Батурина. Письма… письма… письма…

Великие имена

Яков Монин. Гоголь Н. В. и русская литература

---

Лев присматривался к порядкам, к соседям по нарам. Ленинград рядом, неужели здесь зимовать…

Однажды перед уходом в барак к нему подошёл незнакомец. Широкоплеч, крепко сбит, в походке, движениях чувствуется военная выправка. Назвался: Гудков Николай Иванович, можно просто – Николай. Старший лейтенант, имеет два ордена за финскую кампанию. Позже Лев узнал, что Николай закончил военное училище в Белоруссии, занимался спортом, имеет разряд по прыжкам и плаванию. Лев немного рассказал о себе. «Член партии?» – последовал вопрос. – «Комсомолец». Гудков посмотрел на колючую проволоку, на часовых у ворот, на дальний, уже припорошенный снегом, лес. «Что думаешь делать?». Лев почувствовал доверие к этому человеку. / Он не ошибся, судьба свела их надолго; пройдя застенки лагерей, воевали потом в одной партизанской бригаде /. «Что делать? Бежать!». Глаза лейтенанта потеплели. «Вот и я так думаю. Будем готовиться».

Вскоре Каждан, как говорится, по воле случая стал переводчиком. (Иностранные языки в довоенных школах изучали по старым методикам, перешедшим из гимназий. Гимназисты языки знали, а не «читали со словарём»), В тот день группу пленных вывели мостить дорогу. Одному из них стало плохо, он лёг на снег. Конвоир был уже тут как тут, направил ствол автомата: «Встать!» Очередь могла прогреметь каждый миг.

Помимо своей воли Лев, стоявший рядом с больным, объяснил, что это не лодырь, не лентяй, он не притворяется. Конвоир повесил на плечо автомат и кивнул Льву: пошли со мной. Скучно целый день маяться взад-вперёд, охранять этих доходяг, а тут – возможность поговорить с русским на родном языке. Россия, страна непонятная, совсем не такая, как они представляли там, в Германии…

Вечером Лев не находил себе места. Вдруг конвоир доложит начальству, начнутся допросы – кто, что…

Утром на разводке он стал во вторую шеренгу, подальше от центра. Напрасно. Начальник лагеря в сопровождении вчерашнего конвоира шёл вдоль строя. «Этот». «Выходи!.. Откуда знаешь немецкий?». Назвался студентом из Ленинграда, Никитиным, по фамилии жены старшего брата. «Будешь переводчиком, Никитин» – последовал приказ.

Как переводчик, Лев жил теперь не в общем бараке, а отдельно, вместе с Гудковым и ещё двумя пленными, имевшими технические специальности. Старший лейтенант обрадовался такому повороту дела: выбраться ночью из барака Льву было бы непросто, там все на виду.

Группа стала готовиться. Николай прихватил на работе и незаметно принёс с собой кусачки. Другой пленный, работавший в строительной бригаде, обнаружил в здании бывшей школы географические карты, наклеенные на белую ткань. Под предлогом утепления обуви, вынес пачку карт. Их потом намочили в воде, отделили ткань – получились белые накидки вроде маскхалатов. Каждан, получавший, как переводчик, две пайки хлеба, одну откладывал, копил запас.

Бежать решили в новогоднюю ночь: не может быть, чтобы охрана обошлась без шнапса. К четвёрке Гудкова примкнули ещё двое…

Побег

Наиболее подходящее место, не просматривавшееся с вышек, было у ворот. Риск большой, охрана рядом, но в то же время часовые меньше следят за этим участком.

Ночь выдалась лунная, ясная, мороз – сорок. Двое охранников, похоже, «под градусом», балагурят у ворот. В морозной тишине слышны их голоса, смех. Топчутся в деревянных «ботах», надетых поверх сапог. / План «Барбаросса» не предусматривал зимовку немецких армий в лесах, полях, на русском морозе; не запаслись даже шапками, не то, что валенками /.

По-пластунски, накрывшись белой тканью, подползли по снегу к проволоке. Гудков перекусил нижнюю «нитку», вторую – один за другим выскользнули на свободу, отползли и бросились в сторону, где по их предположению, находился Ленинград. Знали, что город не побеждён – иначе немцы раструбили бы на весь свет, устроили праздник.

Вскоре группа вышла к насыпи железной дороги. Перебежать не успели, на всех парах по рельсам катил состав. Повезло, что в насыпи оказалась дренажная труба, в неё забились, притихли. Состав неожиданно остановился над ними. Солдаты, пользуясь минутой, выпрыгивали, боролись, топтались, согревались. Наконец, гудок, состав тронулся. За эти 15–20 минут в бетонной трубе, на лютом морозе, в лёгких шинельках, ботинках, промёрзли насквозь, с трудом двигаются закоченевшие ноги. Гудков определял направление, поглядывая на звёзды, луну – других ориентиров не было. Скорей бы выйти к лесу, укрыться в чаще, развести огонь.

Вместо леса на пути – окраина какого-то посёлка, забитые, брошенные дома, ни одного огонька. Все чувствовали, что замерзают. Решили забраться в один из домов, развести костерок… И вдруг, как из-под земли, патруль. Снова пригодился немецкий: Лев объяснил, что они не партизаны, а бегут из Ленинграда, пробираются домой, на Украину.

Задержал их не комендантский патруль, а «технари» из автороты, поэтому и отношение было другое. Отвели их в пустую избу, растопили печь, принесли хлеба, эрзац-кофе. Утром вывели расчищать снег, рабочих рук в автороте не хватало. Посреди двора стоял наш брошенный грузовичок, он-то, можно сказать, и определил их дальнейшую судьбу. Один из группы, Андрей, бывший автомеханик, через Льва спросил у немца: Почему машина не в гараже? Тот пренебрежительно махнул рукой: «Русское железо…» «Можно посмотреть?» Немец пожал плечами. Андрей открыл капот, немного покопался, попросил два ведра кипятка. Когда двигатель дал выхлоп и машина покатила по скрипучему снегу, сбежались ремонтники. Похлопывали умельца по спине, улыбались: гут, гут, прима! Особенно был рад старший из них, мастер Курт. Дармовые рабочие руки, да ещё один из русских – специалист!

После рабочего дня, поужинав остатками из немецкой столовой, укладывались спать в тёплой избе. Но было их только пятеро. В первую ночь, в суматохе, немцы не обратили внимания, что их было шесть человек. А под утро, пользуясь отсутствием охраны, один из бежавших, богатырь-кузнец, незаметно скрылся, решил в одиночку пробираться в Ленинград. Укладываясь спать, думали, где он, что с ним, далеко ли уйдёшь при таком морозе… И вдруг стук двери, конвоиры кивают: выходи! По лицам пришедших видно – что-то случилось. (Позже выяснилось, что беглец, поскитавшись на морозе несколько часов, решил вернуться в посёлок, чтобы где-то согреться; был схвачен патрульной службой и после «обработки» признался, кто они и откуда).

В дежурном помещении за столом отдавал распоряжения обер-лейтенант. Взглянув на вошедших, сказал помощнику: «Эти русские попробовали свободы. Теперь их не удержишь. Расстрелять». Лев не чувствовал страха, чему быть, тому быть… И вдруг мастер Курт, тоже пришедший с конвоирами, щёлкнул каблуками, вытянулся: «Герр обер-лейтенант! Они хорошие специалисты – могут принести большую пользу Германии». Обер-лейтенант пристально изучал каждого, от лица к лицу. Наконец – решение: «Передай своему командиру: под его и твою ответственность. Сбегут – вас обоих на фронт» «Яволь!»

Курт Швабе, в мирной жизни автогонщик, оказался совсем неплохим парнем. К пленным относился без высокомерия, не давил непосильной работой. Расспрашивал Льва о России, о русских традициях, нравах, порядках… Лев передавал содержание разговоров своим товарищам. Несмотря на сносную еду, тёплое жильё, терпимую работу, каждый из них жил одной мыслью – к своим! Идёт кровопролитная война, на фронте сражаются их отцы, братья, разве могут они отсиживаться здесь?

Пока обдумывали план нового побега, автороту неожиданно перебросили в Латвию. Здесь, на новом месте, ценя умение русских, им были созданы ещё лучшие условия – в жилой комнате стояли даже койки с матрасами… Налаживались отношения с механиками, слесарями. Разный это был народ, встречались среди них бывшие коммунисты, социал-демократы, как мастер Курт. Они-то и предупреждали пленных, с кем следует быть настороже. Немцы знали, что Лев бывший студент, уважали его за обширные знания, в том числе по немецкой истории, литературе и в шутку называли Львом Толстым.

Да, в те годы не только в Советском Союзе читали немецкую классику в Германии тоже знали имена и Толстого, и Достоевского, и Чехова, и Горького…

И всё же Курт Швабе, в январе сорок второго вырвавший их из рук смерти, чувствовал настроения пленных. Как-то он подозвал Льва, выехал с ним на грузовике в сторону озера и там на гладкой прибрежной полосе выжал газ до предела. Может, тосковал по своей прежней профессии или захотел показать пареньку-студенту свой класс. Остановил машину у кромки воды, долго смотрел на озёрную рябь, потом достал из кармана комбинезона бумажник, протянул спутнику фотографию. Двое ребятишек, молодая красивая женщина. «Это моя семья». Спрятал фотографию в бумажник. Посвистывал ветер, кричали на озере чайки. «Лев! Если решите бежать – скажите мне».

Вместе с группой пленных на территории автороты работали вольнонаёмные латыши, бригада плотников, человек пять. Гудков присматривался к ним, искал случай поговорить. К тому времени в группе созревал план создать свой партизанский отряд. Пробиваться к своим далеко, можно действовать и здесь, в окрестных лесах. Неплохо бы установить контакт с местным населением…