Олег Сыромятников - Поэтика русской идеи в «великом пятикнижии» Ф. М. Достоевского

• Название: Поэтика русской идеи в «великом пятикнижии» Ф. М. Достоевского
• Автор: Олег Сыромятников
• Жанр: Языкознание
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91076-109-8

Книга обобщает наблюдения автора над связями русской идеи с творчеством Ф. М. Достоевского. Предметом исследования является последнее двадцатипятилетие жизни писателя, характеризующееся идейной ясностью и непротиворечивостью, ставшими следствием религиозных убеждений Достоевского.

Автор показывает, что осмысление бытия Божия в мире, причины отпадения и возвращения к Нему человека составляют содержание главной идеи жизни и творчества Достоевского. В неё входит и деятельный сознательный патриотизм, заключающийся в стремлении понять и выразить в слове замысел Бога о России – русскую идею. Любовь к Богу и России составляют основу мировоззрения Достоевского и определяют идейное содержание, образную систему и особенности композиции пяти романов, созданных им в период 1865–1880 гг. и получивших название «великого пятикнижия»: «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1668), «Бесы» (1872), «Подросток» (1875) и «Братья Карамазовы» (1880). Изучению закономерностей и особенностей воплощения русской идеи в образности великого пятикнижия и посвящена эта книга.

---

Между тем, отказавшись от романтической атрибутики отношений между Раскольниковым и Соней, Достоевский был вынужден искать и особую форму признания в любви: ««Я люблю тебя» – горячий разговор» [7; 166]. Но только что определённая внутренняя идея романа («Православное воззрение…» [7; 154]) заставляет его отказаться от прямого объяснения, и ниже он записывает: «NB. НЕ НАДО: Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ» [7;166]; «О любви к Соне мало; только фактами» [7; 167]. Наконец определяется окончательная форма отношений между главным героем и Соней: «Никогда ни одного слова не было произнесено о любви между ними; но Соню, кроме того, что она влюбилась в него ещё в вечер смерти отца, с первого разу поразило то, что он, чтобы успокоить ее, сказал ей, что убил, следственно, до того её уважал, что не побоялся ей открыться совсем. Он же, не говоря с ней о любви, видел, что она ему нужна как воздух, как всё – и любил её беспредельно» [7; 180]. После этого Достоевский убирает из текста романа все прямые указания на любовь между Раскольниковым и Соней: из его рассказа Соне о преступлении [7; 288–290] и из последней встречи перед признанием в полиции [7; 296], и в окончательном тексте романа о любви героев действительно говорится «только фактами», а также немногими авторскими ремарками.

Решив не говорить о любви своих героев прямо, писатель показывает её возникновение и развитие как бы со стороны, через описание их встреч. Таких встреч шесть, все они имеют по-разному важное значение, определяемое изменениями, происходящими в душе Раскольникова. Впервые он встречается с Соней у постели умирающего Мармеладова. Но это ещё не встреча в полном значении слова, потому что Соня, хотя и знает от отца о Раскольникове, не замечает его, поражённая горем. Однако сам герой неожиданно для себя переживает нечто новое и необычное. Из квартиры Мармеладова «он сходил тихо, не торопясь, весь в лихорадке и, не сознавая того, полный одного, нового, необъятного ощущения вдруг прихлынувшей полной и могучей жизни» [6; 146]. Раскольников с удивлением прислушивался к этому новому чувству, как вдруг к нему спустилась Полечка со словами благодарности за его помощь отцу и Катерине Ивановне: «Он увидел приближающееся к нему личико девочки и пухленькие губки, наивно протянувшиеся поцеловать его» [6; 146]. И герой вдруг ясно осознал, что есть иная жизнь и иной мир, а значит, туда есть путь, который можно найти, и он просит о помощи: «Полечка, меня зовут Родион; помолитесь как-нибудь и обо мне: «и раба Родиона» – больше ничего» [6; 147]. Всей своей израненной грехом душой он впитывает живоносное ощущение «полной и могучей жизни», даже не пытаясь осмыслить его разумом: «Ему, как хватающемуся за соломинку, вдруг показалось, что и ему «можно жить, что есть ещё жизнь, что не умерла его жизнь вместе с старою старухой»» [6; 147]. Смысл происходящего пока недоступен герою: «Что же, однако, случилось такого особенного, что так перевернуло его? Да он и сам не знал…» [6; 147]. С одной стороны, у него уже давно «ум с сердцем не в ладу» (сердце стремится к «живой жизни», а разум – к жизни по «теории»), а с другой – внешняя немотивированность произошедшего с героем определяется установкой Достоевского («О любви нет между ними ни слова») и с последовавшими после идейного синтеза изменениями в композиции романа. По первоначальному замыслу, именно во время этой встречи Соня влюбляется в Раскольникова: «Она влюбилась в него ещё в вечер смерти отца» [7; 180]. Но Достоевский значительно сократил сцену, и у Сони не оказалось возможности обращать внимание на кого-либо, кроме умирающего отца. Однако Раскольников именно тогда впервые соприкоснулся с иным, неведомым прежде, миром, что принесло ему подлинное счастье, к которому он бессознательно будет стремиться впредь, ведь и «он был влюблён беспредельно с 1‑го вечера, как её увидал» [7; 156].

В этот день любовь только пробудилась в Раскольникове, однако второй встречи могло и не быть. Но назавтра Соня сама пришла к нему, и теперь он влюбился в неё уже по-настоящему. Эта любовь, как и у многих других героев Достоевского, началась с жалости: «Взглянув пристальнее, он вдруг увидал, что это приниженное существо до того уже принижено, что ему вдруг стало жалко» [6; 182]. Сначала эта жалость имела ту же природу, что и в случае помощи Мармеладовым и девочке на бульваре, – это была жалость сильного и великого к слабому и ничтожному. Писатель предельно точно обозначает момент рождения любви в душе Раскольникова: когда Соня «сделала было движение убежать со страху, – в нём что-то как бы перевернулось» [6; 182]. И этот день имеет в судьбе главного героя решающее значение – он окончательно порывает со своим прошлым: сначала внутренне, вдруг осознав, «что <…> уже ни об чём больше, никогда и ни с кем, нельзя ему теперь говорить» [6; 176], а вечером и совсем уйдя из семьи, поручив её заботам Разумихина: «Оставь меня, а их… Не оставь их…» [6; 240]. Но Раскольников уходит не вообще в небытие (этот вариант Достоевский заранее исключает в самом начале романа словами Мармеладова: «Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти» [6; 14]), его влечёт за собой последняя надежда: «Может быть, всё воскреснет!» [6; 239].

Эта надежда зиждется на внезапном осознании героем внутренней близости с Соней: «Она должна быть такая же, как и я…» [6; 212]. Достоевский бережно указывает на постепенно возникающее родство душ Раскольникова и Сони: она от робости и страха не смеет сесть, дрожит и едва выговаривает слова, и он вдруг начинает отвечать ей, «привстав тоже и тоже запинаясь и не договаривая…» [6; 182]. Раскольников не сознаёт происходящего, а просто живёт в нём всей своей душой, стремясь продлить его как можно дольше: «Вам направо, Софья Семёновна? Кстати: как вы меня отыскали? – спросил он, как будто желая сказать ей что-то совсем другое. Ему всё хотелось смотреть в её тихие, ясные глаза, и как-то это всё не так удавалось…» [6; 187]. «Новая жизнь» героя уже началась, и это смутно почувствовала его мать: «Предчувствие у меня такое, Дуня. Ну, веришь иль нет, как вошла она, я в ту же минуту и подумала, что тут-то вот главное-то и сидит…» [6; 185].

Соня тоже чувствует, что с ней произошло нечто совсем новое. Выйдя от Раскольникова, «она <…> пошла потупясь, торопясь, чтобы <…> остаться наконец одной, и там, идя, спеша, ни на кого не глядя, ничего не замечая, думать, вспоминать, соображать каждое сказанное слово, каждое обстоятельство. Никогда, никогда она не ощущала ничего подобного. Целый новый мир неведомо и смутно сошел в её душу» [6; 187].

Раскольников и Соня полюбили, поддавшись первому чувству, ещё не зная и не понимая друг друга. Соне достаточно и такой «тихой» любви. Она уже привыкла видеть в Раскольникове какого-то необыкновенного человека, способного на великие подвиги. А он надеялся найти в ней столь же падшее существо, как и он сам, чтобы «сложить хоть часть своих мук» [6; 324] и излить накопившуюся в душе злобу и ненависть. Но очень скоро Раскольников понимает, что «разврат коснулся» Сони «только механически; настоящий разврат ещё не проник ни одною каплей в её сердце: он это видел; она стояла перед ним наяву…» [6; 247]. Отчётливо сознавая совершенную безвыходность положения Сони, изменить которое она не может по причинам, от неё не зависящим, и понимая, что в конце концов её ждёт неминуемая гибель, Раскольников пытается понять, что поддерживает её в этой жизни: «Что она, уж не чуда ли ждёт?» [6; 248].

В общем контексте рассуждений героя, который «был уже скептик, <…> был молод, отвлеченен и, стало быть, жесток…» [6; 247], этот вопрос имеет ироничный оттенок. Рационалистическому сознанию Раскольникова понятия «чудо», «Бог» и т. п. представляются чем-то бесполезным и ненужным, и ответ Сони: «Что же я без Бога-то была?» – он воспринимает как проявление безумия: ««Разве это не признаки помешательства? <…> Юродивая! Юродивая!» – твердил он про себя» [6; 248]. Несмотря на возникшее чувство, духовной близости между ними нет, потому что нет единства веры. Раскольников верит лишь в себя, а Соня знает, что живёт лишь благодаря Богу. Поэтому сейчас он ещё не может понять её, и, если бы она в этот момент тоже не поняла бы его, они расстались бы навсегда, и никакого воскресения не произошло. Но Соня уже любит Раскольникова и потому понимает в нём сердцем то, чего он не может объяснить разумом: «Говори, говори! Я пойму, я про себя всё пойму!» [6; 318]. Пока эта любовь во многом подобна поклонению некоему высшему существу, ведь Соня острее, чем кто-либо другой, чувствует необыкновенность Раскольникова и его призванность к какому-то особому служению. Это чувство связано с тем, что в жизни её семьи он всегда появлялся неизвестно откуда и непонятно почему, оказывал необходимую помощь и исчезал. Все появления Раскольникова слились в её сознании в образ спасителя и заступника, она ждет его как Мессию, со свечой в руках ожидая его прихода[40]: «Ей было и тошно, и стыдно, и сладко…» [6; 241]. И когда Раскольников начинает рисовать перед ней мрачные картины будущего, она уверена, что только он способен предотвратить надвигающуюся катастрофу: ««Ох, нет, нет, нет!» – И Соня бессознательным жестом схватила его за обе руки, как бы упрашивая, чтобы нет <…>. Она слушала, с мольбой смотря на него и складывая в немой просьбе руки, точно от него всё и зависело» [6; 245].