Евдокия Турова - Кержаки (сборник)

• Название: Кержаки (сборник)
• Автор: Евдокия Турова
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007
• ISBN: 5-91076-002-5

Тема книги редкая и особая. Книгу составляют прозаические произведения и исторические сведения о крестьянах-староверах, называемых кержаками, а также размышления и жизненные наблюдения автора за их бытом и семейным укладом. Интересна и часть книги «Семейный альбом», в котором представлены старинные фото семей кержаков и современные снимки их потомков.

Автор сердечно благодарит тех, кто делился с ней своими воспоминаниями, кто предоставил фотографии своих предков, бережно хранимые в семьях уже целый век. Особая признательность и благодарность Михаилу Леонидовичу Пищальникову, который организовал и финансировал издание этой книги.

---

Убедившись в неуступчивости Аввакума, царь сослал его в Мезень. В 1666 году на церковном соборе мятежного протопопа лишили сана и прокляли. В ответ Аввакум возгласил анафему архиереям. В 1667 году он был отправлен в заточение в Пустозерск, в «место тундрявое, студеное и безлесное». Аввакум прожил 15 лет в срубе, в земляной тюрьме, где и написал около 70 произведений. Лишенный возможности учить и обличать, Аввакум обратился к литературе как единственно доступному способу борьбы. Движение раскола приобрело характер антифеодального протеста и имело много последователей. К ним и обращался Аввакум своими сочинениями. Он автор «Жития» – первого в русской литературе опыта автобиографии, где живым разговорным языком описаны его судьба и Русь XVII века. Этот шедевр не раз переводился на европейские и восточные языки. «За великия на царский дом хулы» Аввакум был сожжен в срубе.[1]

Очень часто русский раскол представляется явлением внутрицерковным, затрагивающим верхушку тогдашнего общества. Однако эта тематика (раскол и старообрядчество), то уходя в тень, то снова появляясь на общественной арене, демонстрирует как уровень недосказанности, недоизученности, так и то, что прикосновение к ней затрагивает нечто существенное, очень важное в русской истории.

По смыслу раскол предполагает наличие некоего целого, которое в силу исторических причин разделилось (раскололось) на части. Возникает вопрос: а было ли оно, это единое целое? Была ли когда-нибудь, до раскола, православная церковь единой, была ли единой страна? Страна, только что собранная на «живую нитку» завоевательными походами московских князей? Страна, только что пережившая польское нашествие, Смутное время, становление новой династии? Был ли единым народ, что он собой представлял?

Явление старообрядчества Ф. М. Достоевский считал глубоко знаменательным для русской национальной жизни. В статье «Два лагеря русских теоретиков» (1862) он, пытаясь разобраться в том, «что произвело русский раскол», упрекает славянофилов, которые «не могут с сочувствием отнестись» к последователям Аввакума, и опровергает точку зрения на раскол западников: «Ни славянофилы, ни западники не могут, как должно, оценить такого крупного явления в нашей исторической жизни. Они не поняли в этом страстном отрицании страстных стремлений к истине, глубокого недовольства действительностью».

Церковный раскол и упорство старообрядцев в отстаивании своих убеждений, принимаемые западниками за проявление «дури и невежества», Ф. М. Достоевский оценивает как «самое крупное явление в русской жизни и самый лучший залог надежд на лучшее будущее».

На страницах «Времени» печаталось и исследование о бегунах А. П. Щапова «Земство и раскол», в котором противодействие старообрядцев рассматривается как «месть за угнетение и жажда воли». «В бегунах, – писал Щапов, – преимущественно выразилось отрицание ревизской, военно-служилой и податной прикрепленности душ, личностей к империи и великорусской церкви и порабощенности их властям и учреждениям той и другой».

Наиболее точно, на мой взгляд, исток раскола указал П. И. Мельников-Печерский в «Письмах о расколе» в 1862 году:

«…Не будучи в силах бороться, русский народ противопоставлял железной воле реформатора страшную силу – силу отрицания. Петр постигал, что за мощная, что за непреоборимая эта сила, единственная сила, которую выработал русский народ под гнетом московской централизации, воеводских притеснений и крепостной зависимости, сила, заменившая в нашем народе энергию, заснувшую с тех пор, как сняты были вечевые колокола и вольное слово самоуправления замолкло перед лицом Москвы».

Так что раскол в широком, не только внутрицерковном, смысле берет свое начало от московских завоеваний, с XV века. Именно там, где веками звучал вечевой колокол, грозно загремел набат раскола…

Старообрядцы, происходившие из Вятки – Новгорода, были едва ли не самой «продвинутой» частью русских людей. Широко распространенная грамотность, неведение ужасов татарского ига, сохранность накопленных за многие годы культурных ценностей, в том числе ценнейших книг, устойчивые традиции народно-вечевого самоуправления – все это поднимало самосознание этой части русских людей. Не стоит поэтому удивляться их высокому чувству собственного достоинства, развитой потребности в духовной свободе.

Несомненна искренняя забота старообрядцев о чистоте нравов, о здоровой нравственной атмосфере. Тогда как государственная власть не могла и даже не пыталась заниматься воспитанием народа, а официальная церковь зачастую компрометировала себя недостойным поведением.

В обвинении староверов видится недовольство властей тем, что в низах общества распространяются грамотность, книжное знание, образованность. Эти изменения означали способность людей самостоятельно судить о сущем и должном, свободно выносить критические оценки, делать нелицеприятные выводы, предлагать свои рецепты организации и устройства духовной и практической жизни, не совпадающие с интересами власть имущих.

Противостояние староверов с официальной церковью никогда не имело агрессивного характера. Они не были разрушителями ни в одном из проявлений своей религиозно-гражданской активности. Может быть, именно поэтому, несмотря на мощное государственное давление, «низовой» религиозной войны нигде в России не было. В глубине души «старую веру» и ее сторонников уважали, признавали их влиятельность, причем во всех слоях населения.

Так что наши предки никакие не раскольники. Они просто были такими, какими были. И не позволили тяжелейшим историческим обстоятельствам изменить себя.

Кержацкий характер. Мнения и суждения

Слово «кержаки» имеет в литературе устойчивое определение: выходцы с речки Керженец в Нижегородской губернии. Однако именно там староверов издавна называли калугурами.

На Урале оханские староверы всегда называли себя кержаками, хотя имели вятское происхождение. Некоторые этнографы утверждают, что выходцы из Пермской и Вятской губерний считали себя кержаками.

Порой нелестны многочисленные суждения о кержаках, об устройстве их жизни и особом характере. Своеобразие поведения кержаков нередко просто высмеивали: «Вот какие эти кержаки смешные были! Не пускали к себе никого, только из своей посуды ели, чудаки!» Так ведь некому пускать-то было! Те, кто пускал, вымерли давно от вши тифозной, или сифилиса, или холеры. Центр России эти напасти периодически просто опустошали, а здесь, на Урале, Бог миловал. А все потому, что кержаки самостоятельно, задолго до европейской науки, разработали детальный гигиенический комплекс жизни, ввели строжайшую чистоплотность, уходя при необходимости в карантин. Тем они и спасались. И не только сами. Хорошо известно, что, узнав о надвигающейся чуме, московская знать отводила своих детей в семьи староверов. Для спасения. «Вера старая, крепкая, оборонит», – так думали и те, и эти.

Мы-то, теперешние, оснащенные научными знаниями, можем поглубже осмыслить? «Бесы ищут по ночам немытую посуду нерадивых хозяек (кержаки про таких хозяек покрепче выражались: засранки, да и все!). И тамока имя, бесовьям-те, полное раздольё! Уж они тамока и купаются, и свадьбы играют, и бесят родят. И как ты станёшь из той посуды исть, оне, бесовья-те, в рот заскочат и загубят». И если заменить слово «бесы» словом «микробы», что получится? Современное научное наставление по санитарии и гигиене. И представьте только: это суждение было создано не позже XVI века, пять столетий назад! Это что, «дичь и темнота»? Или это и есть культура?

Старообрядческое сообщество было предельно закрытым, к чужим относилось недружелюбно. По этой причине суждения о них были, например, такими: «Это был сильно развитой народ, хитрые мужики, чрезвычайные начетчики и буквоеды, народ надменный, заносчивый, лукавый и нетерпимый в высшей степени». Так Ф. М. Достоевский писал о сибирских старообрядцах. Суждение, думается, искреннее. Кержаки те еще люди были, если говорить о характере.

Кержака упертого, его, и верно, не нагнешь. Ему что? Он вон в чисто поле выйдет, лаптем землю поковыряет, в затылке почешет да и возьмет от этой землицы все: и пропитание, и одёжу, и дом поставит, и мельницу изладит. Лет через пять вместо голого места – полное хозяйство и в ребятах прибыток. Что ему, мужику, графья-дворяне, которые не уважают его? А он от Ильмень-озера до Оби всю землю прошел и обжил. Всех накормил и одел-обул. Он себя уважает, хотя и слабо знает свой исторический путь. Мужик свою значимость чувствует.

Российское общество этой значимости не чувствовало никогда. Отношение к кержакам было завистливо-неприязненным, описание их быта высасывали из пальца, поскольку внутри никто из описателей не бывал. И чего-чего только не напридумано, какого бреда не нагорожено! И в семьях террор, и в религиозной жизни истязательства! Староверы, мол, упорно цеплялись за уже отжившие традиции! Интересно, где это в России бытовали, но отжили традиции чистоплотности, трезвости и общей целесообразности жизни? А если были, то почему же их считать отжившими? Чего ж за них не цепляться?