Антонин Капустин - Слово на Голгофе. Проповеди и наставления для русских паломников в Иерусалиме. 1870–1892

• Название: Слово на Голгофе. Проповеди и наставления для русских паломников в Иерусалиме. 1870–1892
• Автор: Антонин Капустин
• Жанр: Религия
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-85759-437-7

Архимандрит Антонин Капустин был начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме с 1865 по 1894 гг. Его имя связано с приобретением для России колоссального земельного фонда Святой Земли. Он занимался строительством и организацией приютов и монастырей Русской Православной церкви в Палестине. Он был ученым, археологом и историком, писателем, фотографом и астрономом. Его жизнь вместила столько свершений, что сегодня трудно представить, как все это смог сделать один человек. Но главной задачей о. Антонина в Палестине была забота о русских паломниках. Это касалось не только обустройства их быта, но и духовного окормления русских людей на Святой Земле. Архимандрит Антонин был прекрасным проповедником. Проповеди, которые он произносил перед паломниками, говорились им, как правило, в самом дорогом для христианина месте – в Храме Гроба Господня. По договоренности с греческой патриархией в XIX веке русское духовенство имело право совершать службы в строго отведенном для этого месте – на Св. Голгофе.

В этой книге впервые собраны проповеди о. Антонина практически за весь период его иерусалимского служения. Тексты проповедей публиковались в русских духовных журналах самим о. Антонином и предназначались для широкого круга верующих. Они и сегодня являются живым словом, обращенным ко всем паломникам Святого Гроба.

---

Но… блаженные те очи, видевшие то, чего не видел Авраам, беседовавший с Богом, как с своим другом, не источали неудержимых и непрестающих слез умиления от единственного и неповторимого видения. Люди не знали, какой цели сокровище имели в руках своих, и на какое позднее раскаяние обрекали себя. Не только мысль о Боге в образе человека, но и мысль о Христе в лице Иисуса, простого галилеянина, не могла привиться к понятиям предубежденного народа. Богочеловек ведал это и охотно укрывал себя под пророческим именем Сына Человеческого. Божественные дела Его, между тем, не переставали глашать за Него, и в обществе учеников Его не обинуясь считали Его Христом и Сыном Божиим… Пусть бы хотя на этом остановился человек!

Нет. Чем гласнее было свидетельство дел, убеждение учеников и само, наконец, многократное неложное исповедание «отца лжи», тем упорнее осчастливленный мир восставал против новоявленного Божества. Учителю и Чудотворцу на каждом шагу перечили, поставляли вопрос о праве, отказывали в божественной власти (даже тогда, как видели ее неотразимо перед собою), смеялись над Ним, обзывали Его лжецом, обманщиком, грешником, беснующимся, сообщником диавола (Он… сообщник диавола!), хулителем, возмутителем, и, вместо того чтобы, так сказать, исчезать в радости от небывалого и неслыханного сочетания божества с человечеством, всеми силами старались отречься от него, обличить или разоблачить, в разглашаемом и прославляемом Сыне Божием простого, всем подобного, человека, и ничего более! Но… пусть бы, наконец, уже этою, видимо напрасною, борьбою ограничился человек!

Еще раз: нет! Напрасно свидетельствовал Иоанн. Напрасно глашали на весь мир исцеленные глухие, немые, слепые, хромые, прокаженные и расслабленные. Напрасно вопияли камение земли. Напрасно гремели пространства неба. Все, все напрасно! И утаивал Он свою божественную силу, и показывал ее всенародно. И оставлял без внимания толки наветников, и пытался опровергать их. И запрещал называть себя Сыном Божиим, и доказывал свое не только сыновство, но и единство с Богом. Еще и еще: напрасно! Закоснелое неверие домогалось последнего, решительного и завершительного доказательства его простого человечества, Его смерти. «Иные спасе, да спасет и Себе. Аще царь есть Израилев, да снидет со Креста, и веруем в Него» (Мф 27: 42). Не снидет Он и не уверуете вы, «косные сердцем, еже веровати» (Лк 24: 25)! Не можем мы сказать уже: пусть бы они и оставались навек с своим домогательством. Нет. Чуть мысль о Кресте зародилась в уме людей, как Невидимая Рука уже двинула его на Голгофу!

Что сказать? Вещь, достойная изумления: на сей самый Крест указывал и отвергаемый Пророк из Галилеи, как на последнее, и предуставленное, доказательство Своего божества. «Егда вознесете Сына Человеческого, – говорил Он, – тогда уразумеете, яко Аз есмь, и о Себе ничесоже творю» (Ин 8: 28). О Кресте сем, как о пределе своей проповеди и жизни, Он давно уже и многократно говорил частию намеками, частию прямо и поименно, давно предрекал Свое осуждение на казнь, указывал подробности Своих страданий и готовился к неминуемому исходу. Время наконец наступило и было до невероятности кратко. Предреченное все, одно за другим, исполнялось с поражающею точностию от предания учеником до оставления Богом… Ах, братия слушатели! Насколько просто и понятно первое, т. е. предательство ученика, настолько невместимо уму последнее. Как? Бог, оставленный Богом!.. Что это значит? Значение знает только Оставленный. Мы употребляем собственное выражение Его и затем предоставляем всякому самому доискаться искомого. Спешим, однако же, оговориться. Оставление не должно означать отделения, ни отдаления, еще менее поглощения, исчезновения и т. п. В нем можно видеть одно разобщение бесстрастного божества с страждущим человечеством. Божество до последней минуты Богочеловека оставалось присущим Ему в создании цельного единоличного бытия, но отсутствовало в Нем своею присноточною (Лк 8: 46) силою и своим преестественным действием. Оттого Он и не мог спасти Себя, спасавший иных, к торжеству неверия. Оттого Он и вопиял на Кресте горестно и страшно: Боже мой, Боже мой! Вскую Мя еси оставил, – к отчаянию верующих.

О, Крест, Крест! И был ты, и пребудешь, верно, во век, иудеом убо соблазн, эллином же безумие, самим же званным – Божия сила и Божия премудрость (1 Кор 1: 23–24). Божия премудрость… каким образом? На Кресте неумолимая Истина сретилась с молящею Милостию, а, с другой стороны, взыскующая Правда облобызала всепрощающий Мир. Прикровенное псаломническое богословие объяснилось, таким образом, вполне на блазненном для иудея Кресте. Премудрость Божия здесь обрела себе исход из нерешимых отношений свободной твари к всемогущему Творцу. Божия сила… в каком роде? «Аще зерно пшенично, пад на землю, не умрет, то едино пребывает, аще же умрет, мног плод сотворит» (Ин 12: 24). Так бывает и должно быть не только в недрах земных, но и в высотах поднебесных. Умер на Кресте Победитель смерти, единый и единственный из смертного рода нашего, и вся, исшедшая из Него, нова тварь оплодотворилась зачатком такой же победы, т. е. залогом воскресения и жизни вечной. Еще ли не сила Божия, крепкая, поборающая и претворяющая, была там, где мудрование эллина видит (да! продолжает нередко доселе видеть) одно последнее бессилие и прямое постыждение?

Но довольно богословствовать там, где сам Бог-Слово в течение шести часов только седмь крат отверзал уста свои. Переведем в памяти сия последние отголоски отходящего с земли Богочеловечества.

Отче! отпусти им. Не ведят бо, что творят, говорит, очевидно, Бог.

Жажду! вопиет, видимо, человек.

Днесь со Мною будети в раи, определяет Бог.

Или, Или, лима савахфани, жалуется человек.

Совершишася! объявляет Бог.

Се сын твой. Се мати твоя. Заботится человек.

Отче! В руце Твои предаю дух мой…

Кто произносит сии последние, печатственные слова Евангелия? Богочеловек.

Больше сего, братия, нечего услышать, и выше сего нечего сказать – с места сего.

К тебе утреннюю, милосердия ради Себе истощившему непреложно, и до страстей бесстрастно преклоньшемуся, Слове Божий! Мир подаждь ми падшему, человеколюбче!

Аминь.

Иерусалима. Поучение, произнесенное на Сятой Голгофе в Иерусалиме при обношении Плащаницы 14 апреля 1872 г.[6]

Или, Или, лима савахфани

Достойные сего таинственного места слова! Тут все обыкновенно и все необычайно, – от бесчувственной скалы до глубокомысленной речи! Блаженные самовидцы и самослышцы Слова животного, проповедуя по заповеди Господней, Евангелие всей твари, заботились обыкновенно о том, чтобы оно было понятно всем, а не о том, чтобы передавало хотя и дорогие, но не вразумительные звуки чужой речи. Между тем, христолюбивое сердце желало бы услышать слово Христово именно таким, каким исходило оно из пречистых уст. Уважая ли эту потребность души нашей, или другим чем водясь, Евангелисты сообщили к сведению нашему несколько одиночных изречений Господних без перевода. Так приводятся в Евангелии слова: эффафа и талифа – куми. И то, и другое возглашены были при совершении чудотворений, явственнейшим образом обнаруживших во Христе зиждительную силу, Его сокровенное Божество, и как бы потому именно и занесенных в Евангелие, чтобы в них, в их звуковом составе и сочетании усматривалась чудотворящая сила. Радуется дух христолюбца, когда узнает, что эффафа значит: «отверзись», и когда припомнит, что с этим словом отверзлись уста немого, – что талифа – куми значит: «девица встань», и что, услышав их, мертвая девица ожила и встала. Но вот – другого смысла и другой силы неведомые слова слышатся ему с Креста Христова. Разверзший немотствовавшие уста и возвративший жизнь умершей, – Сам умирает, Сам смыкает свои благоглаголивые уста. Предсмертные звуки некие исходят из них. Евангелисты не смеют коснуться их переводом и оставляют так, как им внимала безмолвная Голгофа.

Или, Или, лима савахфани… – глашал спасавший других и себя не могший, то есть не хотевший, спасти, Чудотворец. Произнося эти слова, объемлешься неодолимым страхом. В них слышится, в них чуется Сам Он, живый и присущий Христос, распятый, пригвожденный, стенающий, ищущий горьким воплем облегчить скорбь и муку несказанную. Или, Или, лима савахфани. – Плачевный голос сей расходился далеко, по незакрытой тогда окрестности «лобного места», но как будто не доходил именно туда, куда был направляем, – в небо. Тот, к Кому воссылалась напрасная мольба, казалось, не внимал Возлюбленному и Единородному. Ответа не было, – оставление продолжалось и смерть приблизилась… Мы, разумеющие искупительную силу Креста Христова, не будем вдаваться в объяснение ее; но страшные слова, раздававшиеся с него, запишем в сердцах своих писалом железным, по Пророку. Тайна Креста сего есть наша тайна – тайна всей жизни нашей.

Итак, доколе живем, да звучит в слух наш первая неуслышанная молитва христианская.