Андрей Кострюков - Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. Организация церковного управления в эмиграции

• Название: Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. Организация церковного управления в эмиграции
• Автор: Андрей Кострюков
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7429-0262-1

Монография посвящена истории возникновения и становления Русской Православной Церкви заграницей. Данная тема мало изучена, ибо в течение десятилетий рассматривалась исключительно с полемических позиций. На основании архивных документов автор постарался непредвзято ответить на ряд вопросов, связанных с историей возникновения Русской Зарубежной Церкви и с позицией Святейшего Патриарха Тихона в отношении Архиерейского Синода в Сремских Карловцах. В книге нашли отражение события, связанные с течениями внутри Русской Православной Церкви заграницей в начале 1920‑х гг., подробно рассмотрена позиция оказавшихся в эмиграции архиереев и других церковных деятелей в отношении распоряжений Церковной власти в Москве.

Монография рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг читателей, интересующихся историей Русской Церкви.

---

Но для Махароблидзе существование заграничного ВЦУ необходимо и для продолжения борьбы с большевистским режимом. Зарубежная Церковь, в отличие от Церкви в России, которая не имеет возможности высказаться, возвышает свой голос в защиту гонимых христиан.

«Если исполнить указ, – восклицает докладчик, – не будет ли это отказом от борьбы с большевиками, с сатанизмом, с антихристом. Ведь в инкриминируемом послании к мировой конференции нет и помина о восстановлении Дома Романовых. Там указывается, какое зло сделали большевики русскому народу; там перечисляются их насилия, зверства, кощунства, убийства архиереев и священнослужителей, осквернения церквей, святынь, св[ятых] мощей. Что же, это неправда? Значит, надо об этом молчать? Раз за этот голос наказывается целое Высшее Церковное учреждение, то стало быть нельзя об этом говорить»[271].

Секретарь Заграничного ВЦУ был глубоко возмущен, что судебное разбирательство над архиереями вызвано исключительно их борьбой за правду. Ведь назвать гонителя гонителем – не грех. Сейчас большевики заставили Патриарха выступить против архиереев, объявивших миру о сущности большевизма. Но большевики не остановятся на этом и вскоре будут требовать от Церкви осуждения всего антибольшевистского движения. И если сегодня осуждается архиерей, заявивший о зверствах большевиков, то что можно сказать о священнике, который рано или поздно с крестом в руках поведет войска против антихристовой власти?

Слова Махароблидзе били прямо в цель. Докладчик затронул самый болезненный для изгнанников вопрос. Ведь отказ от борьбы с большевизмом и отказ от возвращения на родину – вещи для белоэмигрантов в принципе невозможные.

Махароблидзе был уверен, что исполнение указа по букве будет воспринято эмигрантами как абсурд и кощунство. А как же иначе, ведь эмигранты в подавляющем большинстве своем – антикоммунисты. В докладе говорится: «Высшее Церковное Управление и архипастыри заграницей, если становиться на точку зрения исполнения указа, обязаны, не ожидая давления большевиков, исполняя указ о раскассировании Высшего Церковного Управления за антибольшевистские выступления и о предании его суду за это, обязаны сейчас же обратиться к эмигрантской – антибольшевистской пастве с посланием, объяснив волю Святейшего Патриарха о признании большевиков (грамота 25 сентября 1919 г.) и запрещение его бороться против большевиков. И это тем более обязаны сделать Высшее Церковное Управление и архипастыри после получения послания заместителя Святейшего Патриарха – митрополита Агафангела, где вновь паства прямо приглашается к объединению и признанию большевиков. И разве не возопили бы тогда кости героев-мучеников, живот свой положившие в борьбе с антихристом за веру?»[272]

Здесь секретарь ВЦУ приблизился к ключевому моменту доклада – к заявлению о том, что указ выполнять нельзя. Решимость стоять на своем приводит Махароблидзе и к резкому выпаду против послания митрополита Агафангела от 18 июня 1922 г. и, в частности, против его слов о необходимости нести «в духе любви и мира свои гражданские обязанности»[273], хотя это послание по самому своему духу вполне может быть отнесено лишь к пастве, оставшейся в России. Махароблидзе постепенно увлекается и встает уже на позицию судебной инстанции по отношению к Патриарху Тихону. Задним числом он начинает отвергать возможность выполнения и предыдущего распоряжения Патриарха, от 25 сентября 1919 г. (по старому стилю), как в принципе неприемлемого для защитников России от большевизма.

«Я, – заявил Махароблидзе, – дерзнул подойти к страшному для меня – мирянина вопросу о соотношении к Святейшему Патриарху. А потому не буду развивать дальше эту мысль. Обращу лишь внимание на то, что ссылки Святейшего Патриарха в предложении на свою грамоту-послание от 25 сентября 1919 г., которой якобы противоречит политическая деятельность Высшего Церковного Управления заграницей и, кстати сказать, на которую уже не ссылается Священный Синод и Церковный Совет, очевидно не без причин, – неосновательна. Грамота эта, естественная для территории советской власти, где последняя уже водворилась и владычествует, где всякое сопротивление ей и борьба против нее и бесполезна, и вредна для Церкви, совершенно не применима для другой территории. Мы – не подданные большевиков. Если бы ее применить, то мы все православные должны были бы, по зову своего Верховного Архипастыря, еще в 1919 г. сложить оружие, признать над собою антихристову власть и отдать ей себя на истязание»[274].

Махароблидзе отметил, что грамоту 1919 г. не исполняли и в России, чему пример – сонмы замученных на Родине священнослужителей и мирян. Но если та грамота и была приемлемой, даже за границей, ибо в ней было какое-то оправдание антибольшевистского движения, то указ № 348 (349) принять невозможно, ведь в нем в принципе осуждается борьба с большевиками, да и не только борьба, но и любое высказывание против них.

Кроме того, патриаршую грамоту Высшее Церковное Управление на Юге России лишь приняло к сведению, заявив, что распоряжение Патриарха относится только к территории, занятой большевиками, и для антибольшевистского движения неприменимо[275]. Та грамота, по убеждению Махароблидзе, так же как и указ № 348 (349), была вынужденной: «У Временного Высшего Церковного Управления на юго-востоке России в Новочеркасске имелись точные сведения, что грамота Святейшего Патриарха от 25 сентября 1919 г. выманена у Святейшего ценою спасения 4000 священников-заложников»[276].

Так как же выйти из создавшейся ситуации? Махароблидзе предложил три выхода:

Первый – упразднить заграничное ВЦУ, образованное Карловацким Собором, и оставить дособорное ВЦУ, признанное Московским и Сербским Патриархами. При этом начать работу по созыву нового Церковного Собора.

Второй – сохранить ВЦУ, но объявить его временным. При этом, опять же, заняться подготовкой Церковного Собора.

Однако такие пути для Махароблидзе неприемлемы, так как первое решение было бы несправедливым по отношению к Карловацкому Собору. Второе решение затруднительно из-за того, что созыв Собора сопряжен с большими трудностями технического характера.

Поэтому для Махароблидзе наиболее приемлем третий выход – отказ от выполнения указа. Вследствие того, что: 1) указ требует проверки подлинности и разъяснений от Патриарха, 2) Зарубежная Церковь не может существовать без Высшего Церковного Управления, 3) Высшая Церковная власть в России дезорганизована, а Патриарх арестован – Высшее Церковное Управление «не может считать себя вправе сложить с себя полномочия впредь до установления в России законного церковного управления и возвращения к управлению Церковью Святейшего Патриарха, которому и ответит Высшее Русское Церковное Управление заграницей за свои, вынужденные пользой церковного дела, действия».

Важны для понимания идеологии Русской Зарубежной Церкви и следующие слова докладчика: «Ввиду чрезвычайной важности вопроса и слишком резкой разницы в психологии Высшей Всероссийской Церковной власти и Русской Заграничной Церкви по вопросу о борьбе с большевиками с церковной точки зрения и ввиду также, быть может, необходимости оставить за собой свободу мнения и действий в этом вопросе и целесообразности оградить себя от тяжких последствий в данном случае и освободить от ответственности за Заграничную Церковь Святейшего Патриарха, Высшее Церковное Управление, приняв третье решение, для подтверждения и укрепления своего авторитета, все же должно созвать Собор месяца через 3–4, с представителями от всех заграничных епархий и церквей. Это особенно важно теперь, когда законные органы Православной Русской Церкви в России прекратили свое существование, а так называемое «Высшее Церковное Управление» проводит в жизнь начала явно неканонические, неправославные. Быть может, Высшему Русскому Церковному Управлению заграницей придется иметь значение Всероссийского Высшего Православного Церковного Управления. Быть может, ему суждено будет быть единственным хранителем для России священных канонов и традиций Российской Православной Церкви»[277].

Итак, Махароблидзе выступил против выполнения указа на основании того, что Высшая Церковная власть в России находится в разорении, а Патриарх арестован. Эти доводы понятны. Однако дальше Секретарь ВЦУ поставил вопрос, ставший ключевым в спорах между приверженцами Архиерейского Синода и сторонниками Московской Патриархии. Это вопрос о том, что выше – мирно сосуществовать с безбожной властью или стоять за ее свержение, добровольно идти в рабство безбожникам или, находясь вне их досягаемости, сохранять свою свободу. Для Секретаря ВЦУ предпочтительнее второй путь. Махароблидзе вполне допускает, что ради следования по этому пути можно пойти на разделение с Церковной властью в Москве.