Михаил Мазель - Эффект присутствия

• Название: Эффект присутствия
• Автор: Михаил Мазель
• Жанр: Поэзия

«Эффект присутствия» – девятый «хронологический» поэтический сборник автора, в который вошли стихи, написанные с 2012 по 2014 гг. Также в сборник входят около 30 авторских иллюстраций. Диапазон стихотворений охватывает самые разнообразные темы: от Холокоста до стихотворений, посвящённых классической музыке, композиторам и исполнителям. В сборнике много и лирических, и пейзажных, и философских произведений.

---

Стимул

История встаёт кровавым диском
над чёрною спокойною водой.
Сижу и вычисляю степень риска
и фактор, обещающий покой.
Так день за днём проходят век от века.
Там льётся кровь и торжествует смерть,
и ложь детишек учит, как кумекать…
Но до сих пор не покачнулась твердь,
хотя давно пророчат ей напасти.
Сижу и ужасаюсь, и ищу
в истории кровавой сны о счастье.
Считайте, что я этим как бы мщу
волне отчаянья, бессилия и шока,
катящейся по вере и вранью…
Выходит, я пишу стихи постольку
поскольку знаю, что и я храню
не сон, так чуть заметный отголосок
истории реальной, не иной.
И не как муж, а снова как подросток
осознаю (трясясь), какой ценой
досталось мне безоблачное детство…
Я должен дальше рассказать про ложь
тем, кто за мной пытается вглядеться
в луну над речкою и вслушаться в галдёж
каналов, охмуряющих нам разум…
Хочу я верить в то, что Разум есть.
Я верю в то, что не хитрю во фразах,
и эта Вера – стимул, а не месть.

10 марта 2012 года

Азы

«Море по-латышски

называется ю р а»

Ю. Левитанский

…бежать от наводнения на поезде,
в котором – ни руля, ни тормозов?
Нет ничего печальней этой повести,
как нет в моём незнании азов.
Пускай немногому и кое-как обученный,
я сознаю бессилие своё,
де-юре отдаваясь воле случая.
А море наползает на жнивьё.

Дневных хлопот привычное журчание
порою заглушает ветра свист,
и глушит озабоченность отчаянье,
и берег убеждающе скалист.
Пускай вода и солнце точат скалы,
готовя почву за «а после нас».
…так бережно она ступни ласкала,
и наяву, и после, в бури снясь.

Издаст Ковчег, стоящий под парами,
надрывный журавлиный горький клич,
и беззаботно парами дворами,
оцепенения ментальный паралич
одолевая, соберутся люди.
Я промолчу, что я не их оплот.
Вода ласкает. Надо! Будь, что будет,
пора… из поезда построить крепкий плот.

12 марта 2012 года

Триптих «Среди галдящей пустоты» Не меньше… (Поскорей)

Доверяй в этом мире себе одному,
но при этом, пожалуйста, верь.
Все дороги ведут только в эту страну,
и всегда их не меньше, чем две.
В чём же выбор тогда? В чём таится подвох?
Есть ли разница? Есть ли резон?
Кто-то шепчет подсказки, но кто он, мой бог,
и куда приведёт горизонт?

Доверяй в этом мире себе одному,
но, пожалуйста, будь справедлив.
Ветер дружески хлопнет ладонью в корму
и напутственно скрипнет прилив.
Ты куда-а-а?.. Это ветер смеётся опять.
Ты куда-а-а-а?.. Я к тебе. Я к тебе.
А стихи никогда не напишутся вспять,
как не станет доступней Тибет.

Доверяй в этом мире себе одному,
если звёзды легли на ладонь.
Кто-то крабом ползёт одиноко по дну.
Кто-то прячет волшебный огонь.
Сохрани. Не забудь. Сбереги. Донеси.
Эге-ге-гей-й-й, не пугайся, мой брат.
Это чайка свободы летит в небеси.
Это строки текут серебра.

Доверяй в этом мире себе одному,
но пытайся любить и искать.
Ты поверь: в миг, когда я свой взгляд
подниму,
сгинут тенью и страх, и тоска.
Не грусти, даже если сейчас ты один.
Не кручинься, не надо, мой бог.
Все дороги ведут… Поскорей приходи,
мой ещё не рождённый пророк.

29 июня 2007 года

Энный полустанок

Евгению Клячкину

Свободен – значит одинок.
Не парадокс – банальный выбор.
Метнутся стайкой из-под ног
невозмутимо, словно рыбы,
слова и тени этих слов
сквозь пыль и вечное сомненье.
Не ледоруб и не весло
в пространстве вызовут волненье.

Вставай с колен: читать следы
в широтах этих, парень, глупо.
Свободен – значит, до беды
и до любви шагать и хлюпать
походкой чёткою, как слог,
по буквам, падающим снегом.
Плечо заденет за отрог
преграды, собранной из «лего».

Свободен – значит не нашёл
и эту блажь ещё не бросил.
Чуть различимо «хорошо»
воткнёшь ты в Землю новой осью.
А за спиной цепочка дат
под песнями: а ля зарубки.
И недоступная звезда
быть продолжает самой хрупкой.

Свободен – значит снова – ты.
Непонятый, хотя доступный.
Среди галдящей пустоты
желаньями встают уступы.
Рука, объятья, поцелуй…
исчезнут энным полустанком.
Свободен – значит зафрахтуй
вновь одиночество подранком.

28 декабря 2008 года

Напрямик

…Михаилу Ширинкину

Говорят, что я раб
(раб – свободы своей),
затерял скудный скарб
в чревах дальних морей…
Вновь ушёл напрямик
вдоль витрин и аллей…
Да… Смурной мой двойник —
оптимиста наглей.

Сколько было имён?
Разность встреч и потерь.
Тает скудный заём
от портье до портье.
Это всё оттого,
что двойник мой свистит:
убежав от торгов,
процедив «отпусти».

А отпустит едва ль.
Я ведь, правда, – не раб.
Опусти же вуаль,
чтоб не выполз мой краб.
Я сегодня уйду…
Я куда-то вернусь.
Белый лист, как редут.
Раз не раб, так не трусь.

5 мая 2012 года

Кафе «Шуточки» (для некурящих)

Ну что же… перекур для некурящих.
Мороженое. Или крепкий чай.
Да улыбнётся всяк сюда входящий.
Да убоится бестолку скучать.

Для пребывающих в тоске – отдельный столик
с табличкой лаконичною «Тоска».
На нём не скатерть – вспаханное поле.
А ниже поля?.. Ясень пень – доска.

Для тех, кто преуспел в науке споренья —
дубовый крепкий стол… что бастион.
(С табличкой: «Изменяю ход истории».)
…Уже лет двадцать, как пустует он.

А между ними старенькие парты,
конторки, тумбочки и бочки. Чем не… СТОП!
Тут перекур! Для некурящих. Что?.. Не парьтесь.
Вас не попросят вышивать крестом.

Вы озадачены? Вам хочется трудиться?
Впервые… Вновь? Ну да… Вас ждёт успех.
Блаженен всякий одарённый дикцией
и избежавший бряцанья доспех.

                           * * *

Вновь проводив последнего клиента,
я зал окину взглядом знатока.
Да. В заведеньи не хватает суккулентов
и среди прочего, пожалуй, верстака.

Но кто это? За столиком пустующем…
В накидке… И когда он тут возник?
А вдруг… в игру опять пришёл вистующий.
А вдруг реальный. Настоящий. Не из книг.

Мне б обслужить. Спросить: «Какого чаю,
или мороженое?..» Ноги как вросли.
Средь сонма – мысль одну я различаю:
что мы до встречи с ним не доросли.

А он молчит. А он не шелохнётся.
И не понять: он шутит или нет.
И только желваками сердце бьётся.
Когда б носил – я б выронил лорнет.

6 мая 2012 года

Доверие…

Я был любимцем всех соседских пьяниц
за то, что слушал (просто) и… не пил.
Я видел упреждающий румянец,
но не отказывал и впрок сил не копил.
Да, слушал, подмечая что ни разу
за много лет не сбился ни один…
в своих исповедальных пересказах
реальных и придуманных картин.

Зимой, в ботинках с тонкою подошвой,
корил себя «гнилой интеллигент».
В сознаньи пьяниц – больше, чем хороший.
В своём – трусливости эквивалент,
кто дома объяснял, что задержался
с Ефимычем. Что славно во дворе.
Я помню мальчика. Он в окнах отражался.
– Я научусь быть с ними «поскорей».

Не кара и не дар – жизнь без надменности
к тому, кто слаб, навязчив. К тем, кто пал.
Так тошно объяснять всё повседневностью.
Так глупо сетовать, что зарастёт тропа.
Не научился. Мало силы воли?
Нехватка обладанья и ума?
Как ни крути – дороги станут полем.
Доверье оправдал? Всё кутерьма.

Без телескопа различаю в бездне
планету неизвестную другим.
Живут там без идиллии помпезной
утопшие в слезах своих богинь,
исчезнувшие тихо, незаметно…
(Ведь многие – так незаметно пьют).
Нет-нет, совсем не кара та планета.
Не дай вам бог найти на ней уют.

19 мая 2012 года

Доктор

Непонятно, как этот поступок в словах обозначить.
По пословице не опустело достойное место?
Доктор1 должен был стать музыкантом,
                                                  но вышло иначе.
Умер брат (медицинский студент).
                                Выбор сделан был «Presto».

В своём городе жители доктора очень любили.
И не только в его… говорили о нём с уваженьем.
Ум, гуманность, сердечность…
                           Признательность стоит усилий.
Сорок лет он служил. Что такого,
                                       раз выбрал служенье.

Незадолго до смерти ему предложили уехать.
Разве мог он оставить больницу? Помилуйте, боги!
Доктор был из людей, каждый
                                  день расставляющих вехи:
сорок лет в одной комнате могут назваться дорогой.

Так сложилось, что тело лежало бесхозным неделю.
Похоронен был доктор за городом тихо и скромно.
Стал последним пределом,
                           ушедшему ввысь на пределе
незаметный незнающим маленький
                                      спрятанный холмик.

Он спешил на работу тем утром
                                                 не так, как обычно.
Всё кипело в душе старика.
                                              Да могло ли иначе?!
Он узнал, что в больнице нарушен
                                           порядок привычный…
Ход дальнейшего вряд ли был кем-то
                                      заранее «проплачен».

Как же так! Главврача не пускают
                                   в его же больницу.
Часовые смеялись.
                           Больные стонали в канаве.
– Кто тут старший? Кто старший! —
                    он знал, что «нарушил» границу.
Жизнь сорвалась с пружины щелчком,
                                     подведя его к… Cлаве?..

– Что за шум!.. – Пациенты должны
                                   возвратится в палаты!
– Расстрелять! —
                           был исполнен приказ без отсрочки.
Благородная ярость не может не быть слеповатой…
«Героической смертью…»
                          Скупые, банальные строчки.

Он лежал посреди главной площади полной печали.
Всем известный, любимый, отчаянный
                                            старый целитель.
Он лежал.
              Горожане неделю в бессилии молчали
до поры,
           когда «новый порядок» позволил: – Берите.

Скромный холмик за городом. Всё же…
                                есть место поплакать.
Сколько… кануло с «новым порядком»
                                  бесследно навеки.
«Героической смертью погиб…»
                      Шелестят в поле злаки.
Доктор должен был стать музыкантом.
                                               Зачем… текут реки?

9—11 июня 2012 года

Баллада о двух голубятниках