Михаил Мазель - Штрихами по воде наискосок

• Название: Штрихами по воде наискосок
• Автор: Михаил Мазель
• Жанр: Поэзия

Восьмой «хронологический» сборник стихотворений (декабрь 2007 – февраль 2012) складывался в трудное для автора время потерь и переосмысления 20-летнего на момент начала работы творчества. После полугодовой паузы начался поиск новых форм и решений, при этом автор оставался верен личной поэтической «клятве Гиппократа»: не навреди читателю. Этот сборник практически «от и до» – «выношенный»: каждый стих, как слонёнок. Многие стихи родились из переживаний трёх—пяти—десяти- и даже 30-летней выдержки.

---

Запах ночи

…Марине

Сегодня сильнее обычного пахло осенью,
и дожди бесились, а к вечеру стихли.
Я (сегодня) почувствовал себя дросселем
в цепочке сигналов… Асфальтом рыхлым,
покрывшимся листьями, беседуя с каплями,
наматывался на свои мысли, бредя,
ботинками по осени шмякая,
и назад не глядя, как будто бредя…
Ну, Федя Федей, хотя известно, что Миша.
Открытие Америки, на тебе – эврика…
На меня роняли слезинки крыши
и приветствовали дворы и скверики
строчками нового стихотворения,
как обычно грустного, но светлого.
И я становился частью черничного варения,
приветствуя улыбкой касания ветра,
на скулах и лбе. И опять (не смейтесь)
подумалось, что прошлое рядом, и новое
создаётся нами игрой на флейте
(обычной флейте… немножко рёвe)…
А дождик, который сегодня был девушкой,
касался щёк моих не каплями, а кончиками
волос. И я считал касания. И хлебушек
клевал промокший птах, и пахло ночью.

25—26 октября 2008 года

Азнавур

And I’ll go to the sea as I’ll sail to freedom

at last…

(Emmenez-Moi)

Маленький человек на огромной сцене.
Маленький человек в чёрном костюме.
Чёрные брови. Седые кудри.
Глубокий взгляд… Моё безумье.
Я вдруг понимаю, что в жизни ценно,
и кто поёт, а кто нам пудрит
мозги и души. И непременно
я верю: где-то мы встретим мудрость.

А маленький человек взмахнёт руками,
и я исчезну. И зал исчезнет.
Я не спрошу, что случится с нами,
пугаясь, встречусь я взглядом с бездной.
Там, различая мельчайший камень,
солюсь в движеньи своём с тенями.
А тени сделаются веками
и крылья сделаются руками.

Но маленький человек посмотрит. Снова
затихнут звуки, взрывая чувства.
И захочу я уехать к морю.
И это море не будет грустным.
И словно в трансе, поддавшись зову,
луч света танец продолжит к шторе:
на полутёмной бездонной сцене
Любови вечной в том танце вторя.

19 ноября 2008 года

Долька

Художница, которая даётся,
куда милее той, что матерится.
Привычка не плевать на дно колодца
тебе в дальнейшем вряд ли пригодится.
«Когда и с кем?» – бестактнее «За сколько?»…
А всё же классные у ней сейчас сапожки.
Так апельсин съедается по долькам.
Так взгляд скользит туда, откуда ножки.
Затык совсем не между «хочет-может».
Загвоздка далеко не в «нафиг надо».
Художница, прекрасная на рожу,
опять милеет, повернувшись задом.
И я, такой восторженный и юный,
совсем не ей тот апельсин не дам откушать.
И, дёргая нейлоновые струны,
я увожу акцент от слова «слушай».
И знаете, что самое смешное:
мне могут нравиться картины той и этой,
а могут раздражать… Стеной сплошною
сочатся по обочине эстеты.
И я уже забуду через месяц,
что так хотел… с которой не рисует,
и неэстетам в спины брошу: «смейся».

Смешон поэт, который не рискует.

24 ноября 2008 года

Мать счастья

Мудрость – родная мать счастья

(Софокл)

Мудрость банальна.
Порою куда банальнее глупости.
Она, как и секс, бывает анальная.
Где тонко, там и рвётся.
Потом не сидится.
Синицы исчезли как вид,
а журавли просто вымысел.
Урвали кусочек – вымылись,
и вновь за счастьем,
как дети.
Мудрость разбита на части
и кроется в тусклом свете
у каждого то в глазу, то в сердце,
и в пригоршне сестерций,
оставленных в твоём сне
по прочтении Бродского.
Наряды подруг неброские,
когда пробуждаешься.
И ты опять не нуждаешься
в моей подсказке.
Я сочиняю сказки.
В том числе и про мудрость.
Они банальны.
Мудрость бывает разной,
в том числе и вербальной.
Последней не очень-то верится…
Простите – схожу проветриться.

25 ноября 2008 года

Дядя Коля

1
В нашем дворе раньше жил дядя Коля.
Колю никто никогда не неволил
быть вечно трезвым…
И Коля им не был.
В лёгком подпитии глядя на небо,
нам, детворе, он всегда улыбался,
и постепенно тихо спивался.

Нам это не было, правда, заметно.
Так проходили лето за летом,
осени, зимы и вёсны, конечно.
Коля, как Брежнев, казался нам вечным:
в том же потрёпанном сером жакете
и чуть проеденном молью берете.

То он подбросит пропущенный мячик.
То вдруг с букетом дурным замаячит
рядом с сидящими в вечных косынках
бусями…
                  «Помните, сынки,
бабушек ваших»
              Мы вроде их помним.

Время.
        Давно тем двором мы не ходим.
Страны другие, в которых нет пьяных.
Даже бомжи ходят в куртках не рваных.
Нету подъездов (и бабушек нету),
как на вопросы разумных ответов.

2
Что же волнует нас, взрослых и умных?
Прошлым набитые тёмные трюмы?
Судьбы соседей, чьи лица забыты?

Выводов чётких – явный избыток.

Много на свете грусти и боли.
Кто из нас вспомнит теперь дядю Колю.
Кем был он раньше?
                              Когда точно сгинул?
Снова ловлю мяч, который он кинул.

Сколько их было, беззлобных и тихих.
Стыдно сегодня, что выдумал стих я
задним числом.
                      Что давал им спиваться.
Смог ли тот мальчик понять ситуацию?.

Ночь над моими стихами ложится.
Совести хватит мне вам не божится,
что если б смог я в то время причалиться,
я бы помог дяде Коле…

                                       Случается.

Странно.
           Зачем я тогда эти вирши
вам показал?
      Дождь ударил по крышам
и ручейками бежит по бетону.
Память.
        Мы все в своём роде бездомны.

3
В нашем дворе раньше жил дядя Коля.
Колю никто никогда не неволил
быть вечно трезвым…
                              И Коля им не был.
Звёзды всё те же бродят по небу.

26 ноября 2008 года

Корреляция (Привыкший к пониманию)

…Т. З.

Эта скамейка – начало дороги к осени.
Зелёная, но упирается в жёлтые листья.
Не вижу, но кто-то щекочет мне щеки косами,
и тщетно пытается с этой скамейкой слиться.

Вы не смущайтесь, мне пальцем висок покручивая.
Мне не обидно. Я к пониманью привыкший.
Для вас та скамейка лишь нечто в опавших сучьях.
А я в их компанию хитростью так проникший.

Я точно знаю – у осени есть водолазка
из серых, зелёных, белых и чёрных линий.
Я слышал, как славно она сочиняет сказки,
которые к вечеру спрячет в портьерах ливней.

Если кто-то со мной заведёт беседы о лете,
я просто не стану спорить. Пускай щебечут…
Её голубые глаза в оправе из веток
пронзают насквозь. И странно… при этом лечат.

Косы щекочут щёки. Доски ведут в ноябрь.
Те, кто её не видят – всё те же люди.
Я сквозь оправу веток кажусь ей храбрым.
Она мне сейчас подарит из листьев штрудель.

Мне снова никто не поверил. Оно мне нужно?
Ведь видел её глаза я в очках из веток.
Пусть доски скамейки воткнутся
                                     в декабрь вьюжный.
Мне хватит теперь, надеюсь, песен и света.

28 октября – 30 ноября 2008 года

Энный полустанок

Евгению Клячкину

Свободен – значит, одинок.
Не парадокс – банальный выбор.
Метнутся стайкой из-под ног
невозмутимо, словно рыбы,
слова и тени этих слов
сквозь пыль и вечное сомненье.
Не ледоруб и не весло
в пространстве вызовут волненье.

Вставай с колен: читать следы
в широтах этих, парень, глупо.
Свободен – значит, до беды
и до любви шагать и хлюпать
походкой чёткою, как слог,
по буквам падающим снегом.
Плечо заденет за отрог
преграды, собранной из «лего».

Свободен – значит, не нашёл,
и эту блажь ещё не бросил.
Чуть различимо «хорошо»
воткнёшь ты в Землю новой осью.
А за спиной цепочка дат
под песнями: а ля зарубки.
И недоступная звезда
быть продолжает самой хрупкой.

Свободен – значит, снова – ты.
Непонятый, хотя доступный.
Среди галдящей пустоты
желаньями встают уступы.
Рука, объятья, поцелуй…
исчезнут энным полустанком.
Свободен – значит, зафрахтуй
вновь одиночество подранком.

28 декабря 2008 года

Иллюзия иллюзии