Ирина Нечаева - Сова и хлеб

• Название: Сова и хлеб
• Автор: Ирина Нечаева
• Жанр: Русское современное

Молодой англичанин Дэвид Картрайт, будучи в Палестине, случайно покупает на арабском базаре статуэтку ибиса, созданную в древнем Египте. Вернувшись в Англию, он показывает ее знаменитому египтологу – и через день египтолога убивают. Картрайт со своим старым другом Рамзи пытаются найти убийцу и статуэтку. А за три тысячи лет до этого корабельщик Рамессу по приказу великого царя искал по всему Египту амулет бога Тота, который открывает дорогу в Землю Бога…

---

– Четыре, – снизил цену я.

Как я и полагал, ничего, кроме желания получить побольше, за отказами торговца не стояло. И, расставшись с семью лирами в общей сложности, я покинул лавку, вполне удовлетворенный покупками. Хотя сумма, конечно, была баснословная. Но расставаться с иноземными деньгами почему-то всегда легче, нежели с английскими, так что скоро я об этом забыл. Впрочем, скоро забыл я и самом факте покупок – правда, вернувшись в гостиницу, я изучил их еще раз, при ярком свете, и все они – и кинжал, и скарабей, и ибис – понравились мне еще больше. Особенно скарабей, обнаруживший невероятную тонкость резьбы. Захотелось узнать даже, что написал на каменном брюшке древний резчик. На постаменте ибиса тоже было что-то написано, несколько небрежных, но глубоко врезанных знаков. Кажется, они были добавлены позже и другой, куда более грубой рукой. А может, это вообще была какая-то хозяйственная метка или номер, отличить египетские буквы от цифр я не берусь.

После этого я засунул все вещицы глубоко в саквояж, сочтя свой долг туриста исполненным, и накрепко о них забыл. Мне многое еще оставалось увидеть в Палестине – и Вифлеем с пещерой, в которой родился Спаситель (вход в знаменитую базилику Рождества оказался высотой мне по грудь), и Вифанию с гробницей Лазаря, и Галилею, где в деревушке Кафр Кана вовсю торговали сладким алым вином, весьма напоминающим кларет – правда, совести утверждать, что это то самое, не хватало даже у арабов.

Вот так я довольно поспешно объехал всю Святую землю. Не скажу, что эта поездка хоть чем-то напоминала паломничество, никакого духовного поиска и прозрения не получилось, но, по крайней мере, меня больше не тянуло хвататься за револьвер при виде незнакомого лица, да и нога болела значительно слабее. И вспоминать о некой обладательнице голубых глаз я стал заметно реже. И, конечно, Палестина была много интереснее нескольких сонных недель в Бате. Запас тем для светских разговоров (не то чтобы я часто бывал в модных гостиных, но случалось и такое) был пополнен, и их хватило бы на довольно долгий срок. Так что в целом отпуском я был доволен, и в Англию возвращался с куда более легким сердцем, чем уезжал.

Франция, через которую я ехал домой, была прекрасна, как и всегда, особенно вина и прекрасные работницы кое-каких заведений для джентльменов, но поездка в Палестину изрядно истощила мой кошелек, так что задерживаться на континенте я не стал.

Уж не знаю, бывает ли когда-нибудь в Ла-Манше хорошая погода, но лично мне ни разу не доводилось пересекать его при спокойной воде. Мучилась от морской болезни даже команда, что уж говорить о пассажирах. Поэтому на родную землю я сошел не в самом радужном настроении, и долгое путешествие по железной дороге тоже не слишком меня обрадовало.

Лондон встретил своего блудного сына сурово, сразу напомнив, от чего же, собственно, я бежал. Ужасающих гороховых туманов, при которых по улице лучше бы ходить с фонарем, к счастью, не было, но ледяной дождь и промозглый ветер быстро дали понять, что октябрь в столице великой империи – это не июль в древней Палестине.

Делать мне было абсолютно нечего (хотя, вероятно, какое-то занятие следовало бы себе приискать), деньги у меня были, поэтому дни я проводил в клубе, а вечера – в ресторанах, театрах, мюзик-холлах, пивных и прочих сомнительных заведениях, понимая однако, что делаю со своей судьбой что-то не то. В это время я много, но совершенно бессистемно читал, и однажды наткнулся на рассказ об ожившей египетской мумии. К сожалению, название не сохранилось у меня в памяти – помню только, что это было число9. Рассказ напомнил мне о моих палестинских покупках, и я наконец вытащил из того угла, куда запихал, разбирая вещи.

Кинжал я так и не нашел, куда пристроить, а вот египетские изделия, наверное, следовало показать специалисту. Даже если он не найдет в них ничего особенного, по крайней мере, это меня развлечет.

Не то чтобы я был лично знаком с кем-то из знаменитых (или хотя бы неизвестных) египтологов. Сразу пришел на ум разве что мой университетский друг Теодор Рамзи, который весьма увлекался этой древней страной, но где его искать, я не имел ни малейшего понятия. Подумав немного, я решил, что проще всего будет обратиться к профессору древней истории Джорджу Роулинсону, с которым в годы учебы у меня сложились, пожалуй, дружеские отношения. Кроме того, он приходился младшим братом сэру Генри Роулинсону (честно говоря, это единственный археолог, о котором я вообще когда-либо слышал). Я полагал, что они могли если не сами разобраться с моими находками, то хотя бы указать, к кому мне следует обратиться.

Преподобный Джордж Роулинсон, разумеется, не отказал мне во встрече, но большой радости она мне не принесла. За те пару лет, что мы не виделись, старик сильно сдал. Черная одежда духовного лица только подчеркивала желтизну неопрятной бороды и бледность лица крупной лепки. И то сказать, ему ведь уже было за семьдесят. А ведь когда-то он играл за крикетный клуб Оксфордского университета…

Смотреть в его потускневшие глаза или на сильно дрожащие руки мне было больно, и поэтому я, для вида поболтав ложкой в чашке чая, с излишним воодушевлением сообщил о цели своего визита.

Хотя «История древнего Египта», принадлежавшая перу моего собеседника, вышла всего несколько лет назад – как раз во времена моей собственной учебы в университете – сказать что-либо конкретное о моих покупках он не сумел.

– По всей видимости, это погребальный скарабей, – сообщил он, снимая очки, – Таких клали в грудь мертвеца на место сердца, вырезанного при бальзамировании. Видите, здесь написано имя человека, для которого он изготовлен, а вот «слов власти» нет. Это не совсем обычно, поскольку именно эти слова должны были даровать покойному возможность жизни вечной… Но такие скарабеи тоже встречаются достаточно часто. Так что вещицу вы приобрели хорошенькую, если только вас не смущает ее печальное предназначение, но для науки она не интересна, к сожалению.

– Спасибо, – вообще-то я примерно так и думал, разве что полагал, что сердоликового жука использовали в качестве украшения или амулета живые. Хотя для украшения он, пожалуй, был слишком велик. – А про это вы что скажете?

Я достал статуэтку ибиса, завернутую в мягкую ткань. Мне не хотелось, чтобы моя неосторожность стала причиной повреждения птицы, прожившей столько столетий, а некоторые его детали казались угрожающе хрупкими.

Профессор бережно развернул фигурку, но особого энтузиазма тоже не выразил.

– Я бы предположил, что это статуэтка бога Тота в образе ибиса. А может быть, изображение ах, человеческой души. Работа отменная, отрицать не стану. Но в период расцвета египетской цивилизации по-другому и не бывало.

– Там что-то написано… – видимо, в голосе моем прозвучало слишком уж явное разочарование, потому что профессор сочувственно улыбнулся.

Он перевернул птицу и для начала провел пальцем по глубоко врезанным знакам. Потом внимательно рассмотрел их, сначала поднеся почти к самым глазам, потом воспользовавшись небольшим увеличительным стеклом.

– Не понимаю, – он пожал плечами, – просто отдельные иероглифы. П, УН, Т… Они могут означать имя, или какое-то слово, какого я просто не знаю, или вообще что угодно. И определителя10 при них нет… А может, надпись просто не закончена. Вот что, – сжалился он, – кажется, эта птичка вам очень дорога, мистер Картрайт. Я бы посоветовал вам показать ее хранителю Британского музея, мистеру Сэмюэлу Бёрчу. Возможно, он сможет вам помочь. Вещица-то небезынтересная. Не совсем типичная.

Кажется, последней репликой он хотел просто меня ободрить. Еще поболтав немного для вида об университетских делах, рассказав профессору о Палестине – результатами моей экскурсии он, специалист по Ветхому Завету, остался недоволен – и даже съев из вежливости жуткое печенье, я наконец откланялся с облегчением. Старость, даже деятельная, всегда меня угнетала.

Я полагал, что сумею найти Сэмюэла Бёрча в музее, где он занимал место куратора египтологии, но там его не оказалось. Служитель любезно разъяснил мне, что куратор болен и в музее уже некоторое время не появляется, и посоветовал нанести ему домашний визит. Поблагодарив служителя, я с удовольствием прошелся по египетским залам музея, но ничего подобного моему ибису не нашел. Точнее я даже обнаружил две птичьи статуэтки, но обе они были приземистые, крупные, и без хохолков на голове. И, кажется, сделаны были из другого материала. Кажется, определенный интерес моя находка все-таки представляла.

Служитель снабдил меня также домашним адресом мистера Бёрча, так что, дав телеграмму с просьбой принять меня в любое удобное ему время, я отправился в клуб, сочтя день весьма удачным.