Яков Гилинский - Криминология. Теория, история, эмпирическая база, социальный контроль

• Название: Криминология. Теория, история, эмпирическая база, социальный контроль
• Автор: Яков Гилинский
• Жанр: Детская образовательная литература
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94201-574-2

Предлагаемая вашему вниманию книга – второе, переработанное и дополненное издание монографии известного ученого-криминолога, которое может служить учебником криминологии для студентов и аспирантов. Первое издание вышло в 2002 г. и давно стало «библиографической редкостью». Автор излагает кроме общепринятых свои собственные представления о науке криминологии, преступности, ее видах, а также о реакции общества и государства на преступность.

Может быть рекомендована студентам, аспирантам, преподавателям криминологии, а также всем, кто интересуется проблемой «преступления и наказания».

2-е издание, переработанное и дополненное.

---

С постепенным утверждением в стране тоталитарного режима принципиально меняется отношение ко всем «пережиткам капитализма», «чуждым советскому народу». В 30-е гг. сворачивается система социальной реабилитации женщин, занимавшихся проституцией, на смену приходит репрессивная политика по отношению к ним. Резко меняется отношение к гомосексуализму. В 1934 г. вводится уголовная ответственность за мужской гомосексуализм (с наказанием в виде лишения свободы на срок от 3 до 8 лет). В 1936 г. народный комиссар юстиции РСФСР Н. Крыленко сравнил гомосексуалистов с фашистами и иными врагами большевистского строя (надо ли напоминать, что в гитлеровской фашистской Германии гомосексуалистов уничтожали физически!). Во втором издании БСЭ мы можем прочитать: «В советском обществе с его здоровой нравственностью гомосексуализм как половое извращение считается позорным и преступным… В буржуазных странах, где гомосексуализм представляет собой выражение морального разложения правящих классов, гомосексуализм фактически ненаказуем».[83] В 1934 г. устанавливается уголовная ответственность за посевы опийного мака и индийской конопли. Из приведенных примеров наглядно видно, как режим конструирует различные виды девиантности и преступности. Или – создает «козлов отпущения», на которых так удобно списывать просчеты и неудачи собственной социальной политики.[84]

Объективная сложность логического определения преступности и состоит, очевидно, в том, что она «конструируется» по двум разным основаниям, лежащим в разных плоскостях: реальный (онтологический, объективный) вред и «указание о том в законе», криминализированность, которая всегда является результатом субъективной воли законодателя. На это обстоятельство обратил внимание В. Е. Жеребкин еще в 1976 г. Он заметил, что одни признаки понятия «преступление» являются материальными, субстанциальными (общественная опасность или, более корректно – вред), тогда как другие – формальны, несубстанциальны (противоправность, указание в уголовном законе). Сам Жеребкин так определяет эти два признака: «Материальный признак – это такой признак, который присущ предмету как таковому, является субстанциальным, имманентным его свойством. Это признак объективный, существующий независимо от субъекта познания (законодателя) и до него.

Формальный признак – это признак не субстанциальный, он не принадлежит предмету действительности, не является его имманентным свойством. Этим признаком реальный предмет наделяется субъектом познания (законодателем)».[85] Однако отечественные криминологи, кажется, прошли мимо этих рассуждений.

Исходя из представлений о преступности как частном случае девиантности, нами под преступностью понимается относительно распространенное (массовое), статистически устойчивое социальное явление, разновидность (одна из форм) девиантности, определяемая законодателем в уголовном законе.[86] Аналогичное определение преступлений было предложено Джоном Хаганом: «вид девиаций, который состоит в таких отклонениях от социальных норм, которые запрещены уголовным законом».[87] Разумеется, наше определение тоже «хромает», носит рабочий характер и не претендует на «правильность».

К сожалению, эта ясная позиция, не будучи понята, подвергается иногда огульной критике. Так, в учебнике под редакцией Н. Ф. Кузнецовой утверждается, что в зарубежной криминологии, а также в трудах Я. И. Гилинского и Д. А. Шестакова подменяется понятие преступности «отклоняющимся поведением», отвергается уголовно-правовое свойство преступности, а криминология превращается в «королеву без королевства».[88] Более или менее внимательное прочтение текстов и зарубежных криминологов, и упомянутых российских авторов свидетельствует о полном непонимании критиком их позиции. Никто не отождествляет преступность с девиантностью, а преступление – с девиантным поведением. Речь идет лишь об их взаимоотношениях, «соподчиненности» (преступность – разновидность девиантности, преступление – одна из форм девиантного поведения). И «королева»-криминология полностью сохраняет свое «королевство» – науку о преступности.

Преступность как социальный феномен характеризуется рядом свойств:

• массовость, распространенность;

• относительная статистическая устойчивость; изменения носят «плавный» и закономерный характер;

• историческая изменчивость – при этом речь идет не только (не столько) о зависимости конструкта «преступность» от воли законодателя, сколько о закономерных изменениях структуры преступности, ее качественных особенностей (например, групповая преступность была всегда, организованная – продукт XX в., заказные убийства были всегда, появление профессии киллера – одно из «новшеств»);

• иррегулярность – отдельные преступления как элементы статистической совокупности совершаются независимо друг от друга.

Релятивность, конвенциональность, историческая изменчивость, массовость, статистическая устойчивость – все эти свойства преступности заставляют думать о преступности как культурном феномене, как элементе культуры.

Имеется множество определений культуры. Нам представляется наиболее общим и отвечающим своему предмету понимание культуры как способа человеческого существования, способа человеческой деятельности.[89] Культура включает также объективированные результаты этой деятельности. Культура служит наиболее общим внебиологическим механизмом накопления (аккумуляции), хранения и передачи (трансляции) информации, выполняя тем самым функцию социального наследования.

Для нашей темы важно, что при таком – не аксиологическом – понимании культура включает не только «позитивные», одобряемые способы деятельности, но и «негативные», порицаемые, «образцы культуры» не только со знаком «+», но и со знаком «—». В культуру входят способы технического, научного, художественного творчества, но также и способы взлома квартиры (с помощью «фомки» или «слоника» или путем отжима ригеля), нормы христианской морали, но также и нормы воровской культуры (субкультуры), лучшие образцы мирового зодчества, но также и надписи на заборах…

Каждое общество имеет ту преступность (виды преступлений, их качественное своеобразие), которая соответствует культуре данного общества, является ее элементом. В современных странах Западной Европы вряд ли кто из психически нормальных людей воспользуется таким способом убийства, как колдовство, или таким способом причинения вреда здоровью, как «сглаз». Компьютерные преступления возможны только в обществах соответствующей «информационной» культуры. В российскую культуру традиционно интегрирована культура «блатная», тюремная (начиная от знаменитых «Гоп-со-смыком» и «Мурки» и кончая творчеством С. Есенина, В. Высоцкого, А. Галича и др.). Культура «подсказывает» образцы поведения, образцы разрешения конфликтов, жизненных коллизий (перестать встречаться, «выяснить отношения», вызвать на дуэль, покончить жизнь самоубийством, запить «горькую», украсть, поменять место работы и др.). Культурно обусловлены не только характер и способы совершения преступлений, но и применяемые обществом меры социального контроля, включая наказание. К этому мы еще вернемся в IV части книги.

§ 2. Основные характеристики (показатели) преступности

Любое изучение и описание преступности или же ее отдельных видов требует количественных показателей. Измерение преступности – одна из главных исследовательских задач зарубежной криминологии.[90] Проблемность этой задачи объясняется рядом факторов.

• Как мы заметили выше, уголовное законодательство большинства современных государств сконструировано таким образом, что практически все или почти все взрослые граждане в течение жизни совершали преступления, причем не единожды (все граждане – преступники-рецидивисты…). Этот феномен можно обозначить как избыточность уголовного закона. Понятно, что регистрируется лишь незначительная часть всех совершаемых «преступлений» (привычный образ – «надводная часть айсберга»). Незарегистрированное большинство преступлений носит название латентной преступности; о ней речь пойдет ниже. Ясно, что выявление и оценка масштабов латентной преступности – задача не из легких.

• Иногда утверждают, что зарегистрированная (учтенная) преступность «представительна» для всей совокупности. И в зарегистрированной преступности отражается целое как в капле воды. Но насколько мы можем доверять представительности (репрезентативности) учтенной преступности? Ведь что и как регистрируется, зависит от активности населения (насколько оно, включая жертв преступлений, сообщает в органы, регистрирующие преступления, о таковых), от активности полиции (насколько полно и точно она регистрирует все факты преступлений, ставших ей известными), от государственной политики (что именно, с точки зрения властей, является главным объектом «борьбы с преступностью»), от характера преступлений (всегда ли населению и полиции становятся известны факты мошенничества, экологических преступлений, фальсификации товаров и услуг?). Во всем мире хорошо известна селективность (избирательность) полиции и уголовной юстиции при выявлении, регистрации и раскрытии преступлений: наиболее полно учитываются так называемые уличные, или «общеуголовные» преступления (street crimes) и «не замечается» преступность «респектабельная», «элитарная», «беловоротничковая» (white-collar crime). По образному выражению A. Liazos, «борьба» ведется преимущественно с пьяницами, опустившимися и извращенцами (nuts, sluts and perverts). И тогда пойманные полицией и осужденные судом «nuts, sluts and perverts» – лишь «козлы отпущения», призванные демонстрировать успехи борьбы с преступностью.