Станислав Радкевич - Август-91. До и после

• Название: Август-91. До и после
• Автор: Станислав Радкевич
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-80-7534-025-2

«Вот, говорят, умерла литература. Вот, говорят, нет (и не дождетесь) в России среднего класса. Появление прозы Радкевича – опровержение и первого, и второго тезиса. Он вводит нового героя – «среднего русского».

Это совсем не одиночка «новый русский». «Средний русский» – это то, кем может стать большинство из нас, если, конечно, ничего не случится. Кто он, этот «средний русский» (кто мы)? Как он вписывается (мы впишемся) в мир? – знает ли об этом сам автор? Пошел ли процесс?»

Татьяна Морозова, «Литературная газета»

«Радкевич вывел главного героя, олицетворяющего собой «среднего русского».

Это человек, родившийся в средней советской семье, который, «достигнув жизни середину», оказался на баррикадах у Белого дома в августе 91-го.

Судя по происходящим в нашей стране событиям, у главного героя книги есть шанс поучаствовать на склоне лет в еще одной «революции» – оранжевой.

Остается надеяться, что он к этому времени станет более разборчивым в выборе тех, кто оплачивает баррикады».

Федор Хмелевский, «Литературная Россия» Обо всём этом и не только в книге Август 91. До и после (Станислав Радкевич)

---

– Я готов, – твердо проговорил посол.

– В таком случае мы можем ехать, – констатировал Бесстрастных. – Катер ожидает нас внизу.

Переодевшись в синюю форму речников, дипломаты сошли в сад, но, против ожиданий, министр повел посла не в аллею, ведшую прямо к Москве-реке, а к лабазам и мастерским, которые унылой грядою тянулись вдоль вливавшейся в Москву-реку худосочной речки Сетуни. Здесь Шитов с каким-то новым для себя интересом стал вглядываться в очертания народного быта: пыльные, сонные по пополудни задворки; спящих на обочине драных собак; старика-китайца, безразлично покуривающего опий у дверей фанзы; полусгнившие остовы машин; покосившиеся, а кое-где и прянувшие в прах заборы; мускулистого мастерового, звонко правящего на наковальне ржавый гвоздь…

– Любой из этих людей может оказаться шпионом, – усилил его подозрения Бесстрастных. – Однако мы пришли.

В укромном месте, под старою ветлой к берегу Сетуни была причалена лодка. Шитов сел на весла и, плеснув в каждую уключину по пригоршне воды, сделал мощный гребок. Суденышко тотчас же стало цеплять килем торчавшие из дна обрезки проволоки и негодные автомобильные покрышки. Преодолевая пенистый порог, путешествующие несчастливо наскочили на камни: течение стало тут же разворачивать лодку, заваливая ее на бок, и боровшийся с рулем легкокостный Бесстрастных едва не был опрокинут в воду. Дело спасли двое дюжих рабочих, которые, доселе флегматически посиживая на берегу, споро засучили штаны и, как пушинку, столкнули суденышко с рифа.

– Помогай вам Господь, – пожелал один из них, прощально махая крепкой рукою.

В устье Сетуни стоял на якоре небольшой паровой катер, из середины которого торчала черная труба. Утробно рокоча мощным дизелем и лишь для виду пуская из трубы серые дымки, он в четверть часа домчал дипломатов под Кремлевские звезды.

Створки разошлись: катер вошел в просторный, пахнущий сыростью грот, и дальше путешествие продолжалось по тайному тоннелю Неглинки, причудливо извивавшемуся, как представлялось Шитову, под Александровским садом. Снова и снова его поражало сходство этой подпольной Венеции с ее итальянским прототипом. Неярко подсвеченные строения здесь были красного кирпича, со стрельчатыми окнами; через каналы кое-где перекинуты были горбатые мостики; на площади сиротливо торчала бездействующая, вероятно, с андроповской поры дыба; скучал на углу детинушка-дворник, добродушно потыкивающий метлою увертливую дворняжку.

– Теперь недолго, – заметил Бесстрастных.

Сошедши с катера перед фасадом большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную небольшую прихожую.

– Искренне рад вас видеть в добром здравии и философском расположении духа, Петр Палыч, – без тени улыбки объявил подлинный Бесстрастных, выступая из-за обвешанной кафтанами и шинелями вешалки. Шитов лишь подивился тому, сколь неприметно исчез двойник министра.

Бесстрастных велел послу снять фуражку Речфлота – тот беспрекословно повиновался. Кто-то подошел к Шитову сзади и туго, так, что перед его взором прянули синие звезды, завязал глаза шелковым шарфом. Масоны отправились.

Проведенный Бесстрастных по бесчисленным помещениям и лестницам, посол обнаружил себя в совершенно неосвещенной зале. Повязку с него сняли, но на глаза со всех сторон продолжала давить темнота. Человеку не робкого десятка, Шитову однако же стало не по себе: страшная высота степени кадоша предполагала и страшные же испытания для ищущего. Одному Богу было ведомо, что могло теперь явиться послу из непроницаемой тьмы глубочайшего подземелья, где бесстрастный поручитель оставил его в одиночестве.

Негромко ударили где-то настенные часы: пробило шесть пополудни, хотя по разумению Шитова никак не могло быть более трех.

Постепенно слева от себя он различил в полумраке мумию Ленина, а справа – деревянную фигуру Бафомета. Искусно сохраненная и расположенная вертикально, мумия давала почти полную иллюзию присутствия в зале самого основоположника СССР. Доселе Шитов видел ее лишь в мавзолее. Появление Ленина сообщало предстоящему действу совершенно новый, волнующий смысл. Бафомет же, напротив, мало впечатлил посла. Он уже видел идола при получении своей нынешней, двадцать девятой степени, и теперь его рогатая голова и женские груди возбуждали скорее род любопытства, нежели страха.

Дверь отворилась – вошел ритор.

Шитов тотчас же узнал в риторе старичка Кагановича, уж в который раз простодушно подивившись тому, что человек этот все еще жив. Каганович долго всматривался в темноту, но, видимо, старческие глаза положительно отказывали явить ему что-либо внятное. Неуверенно, шаркающей походкой прошел он по зале и уселся в кожаное кресло, дрожащей рукою разглаживая на коленях клеенчатый черный фартук. Сделалась пауза.

– Для чего вы пришли сюда? – раздался шепот откуда-то сбоку.

Шитов отчетливо слышал суфлера, но не знал, следует ли уже отвечать. Он стоял перед креслом ритора, неуверенно теребя пальцами обшлага клоунского речфлотовского кителя.

– Для чего вы пришли сюда? – спросил, наконец, Каганович.

– Я хочу обновления, – четко проговорил Шитов.

– Имеете ли вы понятие о средствах… – зашептал невидимый суфлер.

– Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении цели? – спросил Каганович.

– Эти средства…

– Ну, средства-то, положим, дело десятое, – вдруг перебил испытуемого старый нарком. – А вот скажите-ка, дорогой товарищ, что есть бог?

– Бог есть чудовище, – отчеканил Шитов. – Он изгнал человека из рая, лишает его свободы и предаст мукам смерти.

Ленин удовлетворенно крякнул, Каганович сохранил молчание.

– Хотя сейчас бог господствует, – продолжал ободренный посол, – будущее принадлежит не ему, а Тому, Который всегда стремится на помощь человечеству – Ангелу Света Люциферу. Нам неведомо, когда настанет час Его торжества, но чем больше воинов света соберет наше братство, тем скорее это случится.

Чья-то рука протянулась из тьмы и потеребила Кагановича за плечо.

– Если ваши принципы столь тверды, – проснулся старичок, – я должен приступить к введению вас…

Подойдя к креслу ритора, Шитов заметил подле него на низеньком столике откупоренный графин с темной жидкостью и два наполненных бокала. «Кровь?» – обеспокоился посол.

– Киндзмараули, – с неожиданным добродушием пояснил Каганович, – любимое вино Кобы. А он, – старичок многозначительно указал на мумию, – вина не любил.

Почтительно последовав взглядом за рукою ритора, Шитов успел заметить, как другая его рука на миг задержалась над одним из бокалов, и из тяжелого перстня с головою Адама в темное вино просыпалась струйка белого порошка.

– За братство! – сказал Каганович и протянул руку к бокалам, но, видимо, забыв, который из них чист, несколько замешкался.

– Вот этот, Лазарь Моисеевич, – растроганно подсказал посол, и они выпили.

Снадобье тотчас начало оказывать воздействие на Шитова: тело его сохраняло крепость; в голову же будто накурили дыму. Он ни на минуту не был уверен, наяву или во сне творится с ним все происходящее.

Каганович подвел его к высокой стрельчатой двери и нарочито кашлянул, но тот час же по-стариковски закашлялся, из-за чего они не сразу услышали за дверью стук масонских молотков и скрип циркулей, означавшие, что им позволено войти.

Вошедши, Шитов увидел перед собою покрытый черным треугольный стол, за которым сидели тринадцать членов Совета, все в клеенчатых черных фартуках и черных же полумасках. На председательском месте сидел длинноволосый молодой блондин, в котором посол, хотя и не сразу, узнал дамского парикмахера Птицина, именуемого в салонах стилистом. По правую руку от магистра сидела маска, в которой без труда угадывался всемогущий Фуше перестройки, председатель КГБ Крючков. Еще были тут видный демократический экономист-грек, профсоюзный лидер Просолов, германский предприниматель-газовик, вышибала знаменитой академии (биллиардной в парке имени Горького) Мишка Чума и несколько еще масок, не узнанных Шитовым. Все торжественно молчали, слушая Председателя. В стену была вделана горящая звезда.

– В подтверждение верности клятве вам, как бы, не на словах, а на деле предстоит теперь проявить, как бы, мужество и силу воли, – проговорил Великий Мастер.

– Я готов, – механически подчинился посол.

– Пункт один, – вкрадчиво вступил немец. – Я полагаю, вам известно, что главный опасность для Советский Союз сегодня – это пгезидент Госсии Ельцин. Он хошет распада Советский Союз, что подогвет мощь огдена и so отсгочит тгиумф наш господь – Ангель Света. Ви это понимаете?

– Так точно, – склонил голову Шитов.

– Gut. Пункт два. Ельцин не победит, если не имеет агмия. Но Ельцин имеет вице-пгезидент, полковник Гуцкой, который может… – несколько замешкавшись, тевтон посмотрел в блокнот и продолжал, – который может пе-ге-ма-нить часть агмия на сторону Госсия. Das ist clar?