Александр Пушкин - Уходя по-английски

• Название: Уходя по-английски
• Автор: Александр Пушкин
• Жанр: Поэзия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-090713-7

Александр Пушкин, потомок великого поэта, впервые представляет сборник своих стихотворений российскому читателю.

Легко ли творить в тени гения? Преодолевая предубеждения о невозможности написать лучше, Александр Пушкин обретает собственный поэтический голос и достигает своего читателя. Тонкая, чувственная поэзия Александра не может оставить равнодушными ни «физиков», ни «лириков».

---

Без конца твердит она,

– Что поделать? Чем заняться?

Где она, судьба моя?

Аль в монахини податься?

Али в дальние края?

Бароненок-постреленок –

На коленях. Схож с отцом.

И играет из пеленок

Золотым ее кольцом.

А барон… То лечит раны,

То калечится опять,

То – палить ему кораны,

То – хаджей ему лобзать.

То с вассалов дань сбирает,

То сеньорам отдает,

То хандрит, когда ристалит,

То постится – зелье пьет.

Что жене до тех брожений?

В сад глядит, глядеть устав…

Тут в саду с огромной шеей

Появляется жираф.

С зоосада ль городского,

То ли с озера он Чад?

Видно, так – зашел. И снова

Через час пойдет назад.

Под окно жираф подходит

(Метров 30 надо рвом),

Глазом розовым поводит

И заглядывает в дом.

И баронка, как девчонка,

Из окошка в тот же миг,

На свою взвалив ребенка,

На жирафью шею – Прыг!

Через месяц или боле

Возвращается барон.

В доме пыль и холод колет

Из распахнутых окон.

Сел он. Кресло заскрипело.

За окном осенний стон.

– Скучно, скучно… надоело, –

Шепчет брошенный барон.

– Что любить? Чему отдаться?

В чем он, корень бытия?

Аль в монахи мне податься?

Али в дальние края?

И не снявши лат и гетров,

В кресле – сиднем. Месяц? год?

Тут в саду каким-то ветром

Появился бегемот.

С голодухи или сдуру,

То ли с чаду, только вот –

Под окном шершавой шкурой

Трет деревья бегемот.

И барон, тоску лихую

Вместе с пылью сбросив вмиг,

Как на лошадь боевую,

Из окна на шкуру – Прыг!

И помчал, пришпоря звонко,

Через ров и сто канав

К баронессе с бароненком

В ту же степь, что и жираф.

… Впрочем, мне какое дело?

Там озоны, тут вино.

Я гляжу – твержу в окно:

– Скучно, скучно – надоело…

«То ли где торосов глыбы …»

То ли где торосов глыбы,

То ли где страна Судан, –

Ходит-бродит чудо-рыба

По прозванью Лабардан.

То ли дом ее на суше

Занял я при дележе –

Только травит она душу

Мне который год уже.

И во сне меня тревожит,

Бьет хвостом по бороде

И одною мыслью гложет:

Может, место мне в воде?

Может, зря копчу я небо,

Может, зря хожу пешком,

И приличней в море мне бы

Плавать с красным гребешком?

Плавниками резать воду,

Через жабры воздух гнать,

Рыбью славную породу

Раз в году возобновлять.

Может быть, случилась штука,

Перепутав пару душ:

Лабардану – в море мука,

А меня не держит сушь.

Но откуда же, откуда,

Коли я из тех пород,

Лохмота-зверек-зануда

У меня в груди живет?

И растет там тихой сапой,

Голова – как в горле ком,

И скребет шершавой лапой

И шершавым языком.

А порою – как завоет!

Пасть оскалит, шерсть торчком,

И когтями рвет живое,

И катается волчком…

И уж тут – не рыбья жижа,

Так горит, что не залить…

Может, это просто грыжа?

Может, к доктору сходить?

Старый анекдот

Разбит был штормом пароход.

На остров неприметный

Лишь трое выплыли из вод –

На ящике буфетном.

Джон, Жан, Иван… Сглотнув тоску,

Открыли ящик, сдюжив,

А там – флаконов коньяку

Хороших пара дюжин.

Тогда Иван, сорвав банан –

Чего ж судьбе перечить! –

Из кожуры слепил стакан

И предложил: «За встречу».

Похорошело… Дело – вздор.

Купнулись… Солнце бродит.

Зашел за Вечность разговор –

Пора вторую, вроде.

Свернули пробку. – Что? Вода?

– Нет, джин… – И Джинн из плена:

– Приказывайте, господа! –

К песку склонил колена.

Воскликнул Джон: – Мне миллион!

И за Гудзон – ракетой…

И в тот же миг растаял он

В глубоком небе где-то.

Воскликнул Жан: – В Париже дом!

Шансон, Мадам и денег…

И где был Жан, на месте том

Пустой остался берег.

– А что тебе? – устало Джинн

К Ивану обратился,

А тот глядел, как перед ним

Седой песок катился…

– Ох-хо-хо-хо, – вздохнул Иван, –

Сидели ж так приятно…

Послушай, Джинн, – сказал Иван, –

Верни ты их обратно.

Романсы

(1)

Перед долгою дорогой

Не спеши кричать «Вперед!»

Ведь у дальнего порога,

У холодного порога –

Там тебя никто не ждет.

Будет степь вокруг яриться,

Будет снег колючий сечь,

И не раз еще приснится,

В снах бредовых будет сниться

Взгляд последний в чаде свеч.

Злой мороз до сердца ранит,

Взять бы хлыст – взбодрить коня…

Нету сил, – чем шибче сани,

Чем быстрее мчатся сани, –

Тем ты дальше от меня.

(2)

Мадам, Сиваш уже не наш,

И Вам с вечерним пароходом

Спешить пора к нейтральным водам,

Взяв незатейливый багаж.

Мадам, к закату день грядет,

Проверьте деньги и билеты,

Ведь говорят, в сезоне этом

Последний это пароход.

Мадам, позвольте еще раз

Вуали Вашей прикоснуться.

А там, вернуться-не вернуться –

Зависеть будет не от Вас.

Пора. Стреляют… Добрый путь!

Не стоит в траур одеваться.

Вам – плыть, а нам резон остаться,

Чтоб Вам вернуться. Как-нибудь…

Дож, дождь, мост, рябь…

Из унижений – в яркий просвет –

тыщи историй на протяжении

полторы или более тысяч лет,

и своя история – явь.

Отцы и бабушки, прадеды и…

в великолепии

гущи прошлого и густоты

темной и яркой.

Из

смысла и красоты.

А мы –

на пол-шага

на белизну сегодняшних бумаг.

Как?

сделать из сегодняшнего вечера

Историю.

Рыцарь. И божья коровка

на постылом с гербом щите,

и у лошади на хвосте –

средневековый репейник –

больше размером

на два сантиметра

в диаметре

нынешнего.

(Рыцарь – метр шестьдесят.)

И осенние листья летят…

Зигфриду под лопатку.

А ты спишь и меня ругаешь.

А я люблю тебя,

как закат бордовый,

с такой же кровью и таким же счастьем.

На каждый прошедший рассвет молясь

и ненавидя себя лениво.

Река, мост… дождь прошел.

Дож проехал с своей догарессой.

Каббала – из той же серии, что КОБОЛ.

А счастье – просто как запах леса,

как подосиновик – сам растет,

не как пельмени – лепить годами…

И по логике в этот момент

лист чернильный мой выдрало ветром

и забросило в кучу листвы осенней,

одинаковой для Запада и Востока.

И мозг полоня,

на реке – сразу пять событий:

баржи с мусором, оптом вчетыре

слепленных,

воняя и восхищая

великолепьем абсурда.

Плюс

два теплохода напоперек,

как бледные oтраженья,

и

мелкая яхта миллионера,

плетущаяся в хвосте.

Итого – семь.

Инфантильность рыцарей – хуже нету.

Мусульмане властвуют по всему свету.

Но.

Девы, Закаты, Мосты и Горы,

и Собаки всяческой масти

остаются все еще в области нашей власти.

«Давит, давит небо ясно …»

Давит, давит небо ясно

И ветвистые пути,

И кусты с листвою красной

Обожгут, того гляди.

Неизвестные созданья

Под рубашкою, как тать,

Ни щавели, ни герани,

Ни ромашки погадать.

Ни ручья с ключом речистым,

Ни тропинки за ручьем,

Знай, следы с пятой когтистой –

Пуще сторожа с ружьем.

Гукнет что-то… Так не выпь ведь,

Не болотная душа.

Ни пожрать тебе, ни выпить,

Ни покоя, ни шиша.

Как же жить? Без ног в колоды,

Без конвоя, без сумы…

В клетке – хочется свободы.

В стужь таежную – тюрьмы.

«Возле ног – пока поземка …»

Возле ног – пока поземка,

Степь – глубокая, как чад,

Пара травок одиноко

Из-под снега чуть торчат.

Впереди – мутней сивухи,

Приближается буран,

Солнца шар, прижамши ухи,

Закатился под курган.

Позади – село Любава,

На пути – Запутный Дол,

Вольный ветер с вольным правом

Вольно тронул под подол.

Обернуться – не вернуться,

Отлежаться – не доспать,

Вот уж в воздухе, как блюдца,

Хлопья жирные летять.

Вот и снегу по колена,

Ни одной травы вокруг,

Да в носу позеленело,

Да в ушанку стук-да-стук.

Вот и выдохлась поземка,

Пухи хлещут, как хлысты.

А поди, дойдем, дойдем-ка

До критической черты…

«Я хочу с тобой в Толедо …»

Я хочу с тобой в Толедо.

Там, где странная река

Обнимает место это,

Водопадна и мелка,

Где живут не наши духи

В дырах узких площадей,

На булыжниках, где плюхи

Крестоносских лошадей,

В щель затиснуться сырую,

Где с роландовых коней

Переплет засохшей сбруи

Между замшевых камней.

Позабыть, что было ведал,

Снять обеты, с Вас – парчу.

Я хочу с тобой в Толедо,