Рэнди Тараборрелли - Фрэнк Синатра. «Я делал все по-своему»

• Название: Фрэнк Синатра. «Я делал все по-своему»
• Автор: Рэнди Тараборрелли
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-85497-4

Фрэнк Синатра – больше чем легенда. Это едва ли не единственный образ Америки, оставшийся безупречным, несмотря ни на что.

Эта книга считается его лучшей биографией. И не только потому, что ее автор – Рэнди Тараборрелли, допущенный в «ближний круг» своего кумира, много лет собирал воспоминания и рассказы о Фрэнке с почти полутысячи его знакомых (включая ближайших родственников). Но и потому, что эту книгу в каком-то смысле «благословил» сам Синатра, почувствовав, что именно Тараборрелли удается глубже и точнее всех остальных биографов раскрыть сложную, противоречивую, мятущуюся, необыкновенно глубокую натуру «Мистера Голубые Глаза» – не столько Синатры-музыканта, сколько Синатры-человека.

И еще потому, что со страниц этой книги звучит живой голос Синатры – его воспоминания о детских годах и юности, размышления о музыке, емкие и порой едкие комментарии о мире шоу-бизнеса и политике, теплые слова о друзьях позволяют читателю ощутить себя один на один с величайшим, единственным и неповторимым Фрэнком Синатрой.

---

Производство было выгодно для развития штата, но в результате стирались границы между районами. В 1861 году один из бизнесменов, Чарльз К. Лэндис, решил, что хорошо было бы построить Вайнленд – деловой и промышленный центр, которым управляли бы жители Новой Англии. Легко сказать – построить! Нужны рабочие для вырубки лесов, а впоследствии – для выращивания сельхозпродукции, чтобы кормить местных жителей. Лэндис решил, что на эту роль отлично подойдут выносливые и работящие итальянцы. Поэтому Лэндис разослал по итальянским городам рекламки, которые расхваливали широкие тенистые улицы и средиземноморский климат несуществующего Вайнленда. Неудивительно, что итальянцы с огромным энтузиазмом ринулись в новые земли, которые называли «l’America». Пожалуй, это была первая партия иммигрантов, ехавших не от плохой жизни, а с расчетом на жизнь лучшую. Среди прочих снялись с места супруги Синатра, Джон и Роза, уроженцы сицилийского города Агридженто. Они отправились в Америку вскоре после рождения сына, Энтони Мартина, сокращенно – Марти (которому суждено было стать отцом Фрэнка). Прибыв в Хобокен, Синатры влились в ряды местного рабочего класса.

Этот город сулил кардинальное изменение жизни, удачу, возможность заработать невообразимое количество денег. Ключевое слово – «сулил».

На деле оказалось другое. Мечту, конечно, никто не отменял, но иммигрантская жизнь в Америке предполагала бесконечную борьбу. Приемные дети Америки ежедневно сталкивались с новыми вызовами своему мужеству и стойкости, а часто – и гордости. Труд был непомерно тяжел; вновь прибывших определяли на скверно оборудованные фабрики или на грязную и унизительную работу вроде уборки мусора. Везеньем считалось – причем на протяжении многих поколений американцев итальянского происхождения, – если иммигрант устраивался парикмахером. Что касается Джона Синатры, не умевшего ни читать, ни писать, он кормил семью, изготовляя карандаши для компании-производителя канцтоваров. Ему платили одиннадцать долларов в неделю.

Некоторые иммигранты очень скоро пришли к выводу, что на родине им было бы куда лучше; пав духом, они возвращались в Италию. Другие продолжали влачить жалкую жизнь в Штатах, проклиная тот день, когда им взбрело в голову покинуть родные края.

Но были и такие, кто сумел выбиться. Такие, кому, как Джону и Розе, удалось добиться успеха. Сами себя они считали счастливцами и радовались, что обеспечили будущее своим детям.

К 1910 году Нью-Джерси стал штатом с самым высоким процентом иммигрантов. Перепись населения показала, что похвастаться родителями – уроженцами этого штата – могут менее сорока процентов местных жителей. Хобокен не являлся исключением. В частности, в западном районе Хобокена, состоявшем из пяти кварталов, соседствовали армяне, англичане, французы, немцы, греки, итальянцы, испанцы, турки, сирийцы, румыны, поляки, русские, китайцы, японцы, австрийцы, швейцарцы, евреи, бельгийцы и голландцы. На каждую партию вновь прибывших старожилы смотрели свысока. Зачастую новички не находили ни поддержки, ни понимания даже у своих земляков, которые успели закрепиться в Америке. Что касается Хобокена, здесь, как и во всем штате, социальной элитой были немцы. Они даже издавали несколько газет на немецком языке, например, «Biergarten»,[2] и имели свой ансамбль духовых инструментов. Их власть в Хобокене длилась до 1914 года. Когда началась Первая мировая война, прогерманские симпатии этнических немцев привели к тому, что их стали арестовывать по подозрению в шпионаже. Многих держали под надзором до самого конца войны. Место элиты заняли ирландцы.

Даром что многие из ирландцев были бедны и имели репутацию хулиганов и бузотеров – им удалось прийти к пониманию внутри своей этнической группы, установить свои правила на официальном уровне.

Итальянцы занимали третью ступень социальной лестницы – после немцев и ирландцев. В то время как немцы и ирландцы жили в просторных домах с удобствами, итальянцы ютились в съемных лачугах. На них смотрели свысока; над ними смеялись; их считали простаками. Район под названием «Маленькая Италия», в котором они обитали, имел репутацию гетто. Но, подобно всем народам и этническим группам, итальянские иммигранты были людьми гордыми и нацеленными на достижение лучшей доли для себя и своих детей. Ощущая себя частью нации, подарившей миру множество великих людей, итальянские иммигранты усвоили соответствующий образ мыслей и линию поведения. Несмотря на свой тогдашний статус, они сохраняли чувство собственного достоинства и соответствующим образом воспитывали детей.

Родитель-итальянец уделял дисциплине массу времени. Дать расшалившемуся малышу подзатыльник имел право даже сосед, а то и вовсе незнакомый человек. Это считалось нормой. Из некоторых книг о Синатре может сложиться впечатление, будто Хобокен был сущим адом. На самом деле для всех иммигрантов он сделался домом. Ведь, как бы трудно им ни жилось, всё равно здесь, в Штатах, оказалось лучше, чем на родине. Здесь их дети могли мечтать. Пусть у них не было денег, зато у них было нечто большее – свобода и надежда.

Юные американцы итальянского происхождения, даром что учились уважать себя и старших, оставались в душе бойцами. Бунтарство было у них в крови. Как и стойкость, выдержка, цепкость. Напористость, самоуверенность, а порой и агрессивность, казалось, от рождения свойственны иммигрантскому сыну или внуку. Как всегда бывает в районах, населенных беднотой, подростки сбивались в стаи.

«С такими соседями надо держать ухо востро, – признавалась Тина Донато, внучка хобокенских иммигрантов. – Улица не прощает ни трусости, ни наивности, ни беззаботности. В Хобокене царил особый дух. Без сомнения, Фрэнк Синатра родился в городе, где кипели самые настоящие страсти».

Марти плюс Долли

Родители Фрэнка Синатры росли в несхожих условиях как экономических, так и культурных. Неудивительно, что их характеры формировались по-разному.

Марти Синатра (настоящее имя Антонио Мартино Синатра) родился 4 мая 1892 года в Леркара-Фридди, провинция Палермо, что, как известно, на Сицилии. У Марти были голубые глаза, густой румянец и энное количество татуировок. А еще у Марти была астма – результат работы на компанию-производителя канцтоваров.

– Отец с ранних лет вдыхал карандашную пыль – она-то и сгубила его легкие, – говорил Фрэнк. – А куда было деваться? Где бы он взял учителя английского языка?

В результате Марти Синатра стал боксером и выступал под именем Марти О’Брайан. Он сам и его родители сочли, что в Хобокене как на неофициальном, так и на официальном уровне, контролируемом по большей части ирландцами, легче будет добиться успеха под ирландской фамилией. О’Брайаном звался импресарио Марти. Позднее, в 1926 году, после перелома запястья, Марти стал работать котельщиком в доке.

– Папа был человек тихий и обходительный, – вспоминал Фрэнк. – И ужасно одинокий. И застенчивый. Мучился от болезни легких. Когда его начинал бить кашель, он тотчас исчезал. Казалось, он через стену может пройти, лишь бы никого не обеспокоить своими хрипами. Я в нем души не чаял.

Марти влюбился в белокурую и синеглазую Натали Кэтрин Гаравенте (по-домашнему ее называли Долли – то есть Куколка). Дочь иммигрантов из Генуи, Долли родилась в Италии 26 декабря 1896 года и в двухлетнем возрасте была увезена родителями в Штаты. Из-за белой кожи ее часто принимали за ирландку (позднее Долли умело и часто пользовалась этим всеобщим заблуждением).

Несмотря на несходство характеров и происхождения, роман развивался бурно. Тихий, склонный к размышлениям и сомнениям Марти – и шумная, импульсивная, страстная, вспыльчивая Долли! Решительность и энергичность обыкновенно делали ее победительницей в спорах и ссорах с возлюбленным. Марти был амбициозен – в противном случае Долли бы на него и не взглянула, ведь она презирала инертных мужчин – и в то же время обладал нравом куда более мягким, чем его подруга. Имел место и другой фактор. Предки Марти были виноградарями; предки Долли испокон занимались печатанием литографий и все как один получали образование. Марти в отличие от Долли грамотой не владел. Его родители крайне скептически отнеслись к увлечению сына. Во-первых, они сильно недолюбливали генуэзцев, чувствуя их презрение к «не-элите». А во-вторых, они хотели, чтобы Марти женился на «ровне» – какой-нибудь милой сицилийской девушке. Понятно, что и родители Долли были далеко не в восторге от выбора дочери. И речи не шло о том, чтобы ставить каких-то там сицилийцев на одну доску с ними, с генуэзцами. Вдобавок чета Гаравенте справедливо полагала, что их Куколка без труда отыщет куда более перспективного жениха.

Неодобрение четы Синатра и четы Гаравенте поначалу бросало тень на отношения Марти и Долли. Послушайся они родителей, их любовь завяла бы, не успев расцвести. Но они родителей не слушались. И впрямь, с какой стати им подавлять свои чувства? С какой стати зацикливаться на различиях, когда между ними столько общего? Они молоды, им хорошо вдвоем, они влюблены. И Марти, и Долли в душе верили: жизнь – это то, чем человек ее делает. Оба они стремились к лучшему.