Александр Холин - Недостроенный храм

• Название: Недостроенный храм
• Автор: Александр Холин
• Жанр: Поэзия
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9506-1047-9

Книга стихов в нескольких циклах.

---

«Бывает, что невмочь смотреть в пустые рожи…»

Бывает, что невмочь смотреть в пустые рожи.
И крик живёт в груди, что Боже избави!
Достоин ли Любви, кто пустоту тревожит,
и кто тревожит ночь, достоин ли Любви?
Произнеси одно таинственное слово,
что б вспенилось вино, что б вдребезги бокал.
А что мне до того, что и оно не ново —
Сын Человеческий
                         средь нас его искал.
Нашёл ли, не нашёл – неведомо, не знаю.
Он принял грех земной за нас с тобой, мой друг!
Когда уже невмочь, Его я вспоминаю
и вдруг в груди не крик, а ужас! а испуг!
И пустота моя, не отпуская, гложет,
что годы за спиной – не храмы на крови.
Достоин ли Любви, кто пустоту тревожит?
И кто тревожит ночь – достоин ли Любви?

«Лекарственной болью октябрь полыхает…»

Лекарственной болью октябрь полыхает,
октябрьской болью заполнился ум.
И как ни крути, видно так уж бывает,
что запах лекарства исходит из дум.
Из дум головы. Не из дум Горсовета,
ведь всем думакам на октябрь наплевать.
И боль не проходит. Но, может, с рассветом
я снова смогу над страною летать.
Надсадную боль разметав, словно листья,
я крылья расправлю и снова взлечу,
увижу, как звёзды в пространстве зависли,
и в небе меня не достать палачу.
Но где-то там город, мой ласковый город,
давно захиревший от дум думаков.
Он, в общем-то, стар, но по-прежнему молод.
Мы вместе с Москвой не выносим оков.
Оков словоблудья и думского гнёта,
пора бы столице встряхнуться и жить!
Москва никогда не забудет полёта.
Летать – значит всех, и прощать и любить.

«Не успокаиваться, не просить…»

Не успокаиваться, не просить
каких-то благ пред старою иконой.
Пусть дождик так же мелко моросит
по Сретенке, Арбату и Поклонной.
Пусть не страдает Божия душа —
она не для стихий, для испытаний.
А кольца жизни снова совершат
простую окольцованность страданий.
Простое понимание Любви,
дарованной когда-то миру Свыше.
Молитвой Божью Матерь позови,
Она тебя поймёт, Она услышит.
И если, не задумываясь, лгать
откажешься, то словно в Высшей неге
тебя не будет мудрость избегать,
идущая от Альфы до Омеги.

«Нет ничего необычного…»

Нет ничего необычного
в том, что печален свет,
в том, что пустым привычкам
в мире названья нет,
в том, что перечеркнуло
сетью слепых дождей
судорожные скулы
верящих в быт людей.
Верящих в невозможное
счастье житейских драм.
Как же порою сложно
люди приходят в храм.
Слушаю ночь тревожную,
верю прожи́тым дням,
Как же порою сложно
воцерковляться нам.

«Закованное в рамки бытия…»

Закованное в рамки бытия
моё сознанье требует полёта.
Под звуки скрипки, трепетно поя
и пропадая порванною нотой,
мой гимн души оставил этот мир.
И я теперь бездушный и бескровный,
и беспардонный, будто бы сатир.
Но, словно прежде, дерзкий и рисковый,
опять хочу услышать светлый звук,
и захлебнуться ангельскою нотой.
Сковал мне грудь не ужас, а испуг:
как будто не смогу вернуть чего-то,
как будто мне, погрязшему в миру,
претит общенье с Божьими дарами!..
Вставая на молитву поутру,
мне вторят ангелы своими тенорами.
Так, значит, дело всё во мне самом?
Пусть Божьи блики хоть на миг сомкнутся
и вновь предстанет светлый окоём…
Теряя веру, к Богу не вернуться.

Проповедь патриарха

Недалеко уже то время, когда масоны начнут подымать хвост. Из всех апостолов Христа один лишь оказался предателем, а сейчас будет всё наоборот: токмо малая толика православного священства останется верной Христовым Заповедям…

Св. старец Николай Гурьянов

1.

Прости меня, электорат
за грех пустой содомский.
Да, я покрыл церковный смрад,
и по Руси с котомкой
когда-нибудь и может быть
пройдусь, как нищий инок.
Но не забудь мне заплатить,
ведь по Руси поминок
не отслужили, кабы я
Мамоне не молился.
Я за стихийность бытия
с масонами напился,
и от раввина принял дар —
то яблоко златое.
В Патриархии перегар.
Но всех я успокоил.
Тебе же надобно успеть
простить… И я прощаю!
Мой «Символ веры» будешь петь.
Грехи я отпущаю…

2.

«Символ веры» Гундяева:

«Верую во единого бога-отца
Золотого тельца.
Верую в чудотворный процент,
силу вкладов и рент
с их влияний чудовищной сферою.
Верую в благородный металл,
во святой капитал,
возносящий над участью серою.
Верую!»

«Пустынный храм, где нет свечей…»

Пустынный храм, где нет свечей,
где нет ни риз, ни образов,
где только звяканье ключей,
где гулко лязгает засов.
Часов не наблюдают. Здесь
вневременное бытиё.
И лунный луч пронзает взвесь,
но… слышишь?.. там ещё поёт
не отлетевший херувим —
неутомимая мольба —
хрустальным голосом своим
по слову Божьего раба.
Судьба, она всегда скупа,
тепла на всех не достаёт.
Над храмом Божьего раба
вершат снежинки свой полёт.
Пустынный храм, где нет свечей,
где неприютен день любой.
И я подумал: а зачем
Господь мне дáровал любовь?

«Обожествляя нежных и ранимых…»

Обожествляя нежных и ранимых,
крутой порошей, присыпая след,
бредут по свету братья пилигримы
к Любви Великой, как сказал поэт.
Примет и вех в дороге не имея,
но всё ж не просто так, не наугад,
они идут туда, где Лорелея
раскрашивает звёздами закат.
И ни к чему сужденья или споры:
они идут туда, где шум утих
и где настой из корня мандрагоры
Изольда приготовила для них.
Покровом Богородицы хранимы,
и не делясь на тех, и на своих,
идут к Любви Великой пилигримы.
Мне кажется, что я один из них.

«На солнечной милой планетке…»

Лизонке Катковской

На солнечной милой планетке,
где только покой да уют,
растут на деревьях монетки
и три статуэтки живут.
Грызут обезьянки бананы,
от дождика прячутся в тень.
И пляшут под бубен бараны,
когда им бодаться не лень.
А три статуэтки-кокетки
весёлые песни поют
и дарят баранам конфетки,
и три апельсина жуют.
На солнечной милой планетке,
там можно капризничать всласть.
А вам не хотелось бы, детки,
на эту планетку попасть?

«Монархия света, монархия тьмы…»

Монархия света, монархия тьмы.
О, как это с детства знакомо!
И небо закатное цвета сурьмы
опять зависает над домом.
Мудрейшие книги лежат на столе —
сокровища ересиархов.
Но хищные тени бегут по земле,
печальные слуги монархов.
Ни свету, ни ночи умы не нужны.
Представьте:
                 сиянье без тени!
иль облако пьяной разнузданной тьмы,
и в небыль крутые ступени!
Рождён человек, чтоб на лезвии жить,
идти между тенью и светом.
А что же поэт?
Он не может ступить
ни шагу, не помня об этом.
Позвольте, зачем и скажите, к чему
природе нужны эти страсти?
Ты просто иди ни на свет, ни во тьму,
а к Богу за чистым причастьем.
Но я, как поэт, поводырь и певец,
помочь не смогу, не посмею.
Коль ты не поднимешь терновый венец,
я просто тебя пожалею.

«Боль мою не измерить словами…»

Боль мою не измерить словами,
разливаются вспышки комет
над поваленными тополями.
Званных много да избранных нет.
Оборванец, скажи мне, родимый,
для чего ты родился на свет
бесприютный, с душою ранимой?
Званных много да избранных нет.
Обозначить чужие пороки
легче лёгкого – вот в чём секрет.
Божий Сын тоже был одинокий.
Званных много да избранных нет.
И когда ты пройдёшь спозаранку
по тропинке непрожитых лет,
не разглядывай жизни изнанку.
Званных много да избранных нет.

Откровения Ересиарха

Ну, что ж, опять расставленные точки,
и солнца луч в сознанье точно смерч!
Я видел Зазеркалие воочью,
но это не была простая смерть.
Пустого и простого в этом мире
никак не отыскать. Ты мне поверь.
А точка – продолжение в пунктире
утрат, страданий, вздохов и потерь.
Невероятно!
В параллельном царстве
совсем не так, как представляют здесь.
Там нет судов, и есть не те мытарства,
и воздух, словно пламенная взвесь.
И нет мучений дуги на сковородках,
а есть свирепый вихорь изнутри.
Я там изведал несколько коротких
уколов совести…
И сколько не ори,
и сколько не кричи, там нет спасенья,
и места под счастливым бытиём.
А есть воспоминания мгновенье
про запах тела, что смердит гнильём.
Быть может я – гнилой и непохожий
на всю ту боль, которую другим
принёс при жизни – не простой прохожий,
а грешный и нахальный пилигрим.
Быть может, я сказать во искупленье
про царство Зазеркалья должен вам?!
На это мне отпущены мгновенья.
А сколько? Сколько…
я не знаю сам.

Пасха