Александр Холин - Недостроенный храм

• Название: Недостроенный храм
• Автор: Александр Холин
• Жанр: Поэзия
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9506-1047-9

Книга стихов в нескольких циклах.

---

Пасха

Ночь. Над водой разливается
тяжкий гудок, будто стон.
Всё, словно сон, забывается,
всё превращается в сон.
Видел на свете не мало я —
в ликах старинных икон
есть чистота небывалая.
Всё превращается в сон.
Мыслил коснуться ладонями
счастья, что долго искал,
но за бегами-погонями
только себя потерял.
Но за слезами незваными
тихий приходит покой,
нежно прикрытый туманами,
словно Господней рукой.
Звёзды на волнах качаются.
Пасха. Малиновый звон.
Всё, словно сон, забывается,
всё превращается в сон.

Пророчество Ересиарха

Грязным снегом запорошена
продаваемая Русь.
В долларёвых лужах брошена,
утонула наша грусть.
Грусть о той, о несгибаемой
кости в горле у врага.
Сослагаемой, склоняемой
стала Русь – и вся пурга!
Лишь чумное словотворчество
по дорогам, точно встарь,
и в Писании пророчество:
храм построен!
На алтарь
много небыли положено,
но столичная пурга
так бела и так ухожена —
вот и вся вам недолгá.
Вот и всё вам словотворчество
и мычанье на луну.
Что ж, гуляй, моё пророчество,
пока жив, на всю страну!

«Спасибо, Господи, за боль…»

Спасибо, Господи, за боль
и за Любовь, что мне послал!
Я жизнь – несыгранную роль —
ещё в стихах недописал,
недоболел, недолюбил,
недомолился перед сном,
и недопонял, что не мил
кому-то в городе пустом.
Опять блуждая по судьбе,
то неприютен, то весел,
я вновь и вновь скажу Тебе:
Спасибо, Господи, за всё!
Я снегом белым упаду,
когда полночный город стих,
и Вифлеемскую звезду
я отражу в глазах своих.

«Летит над болотом зелёная мреть…»

Летит над болотом зелёная мреть
и жизнь засосало в болото
настолько, что хочется лечь, помереть —
не слушать болота икоту.
Тускла позолота на Божьих церквах.
По кочкам бредут пилигримы.
И в этих не русских, но русских краях
всё зимы да зимы, да зимы.
Народ!
Помолись, оглянись не спеша —
на Родине ты иль в изгнанье?
Тогда ты поймёшь, как рыдает душа,
как страждет она покаянья.

«Я ребёнок военной России…»

Я ребёнок военной России,
утонувшей в нескладных боях.
Снегом белым меня заносило,
как в окопе, в обыденных днях.
Снегом белым меня заносило,
и тревожила смерть у виска,
и чумная судейская сила
против шерсти трепала слегка.
Наблюдал я как нелюди-люди
нашу родину распродают,
как голодным подносят на блюде
просвинцованный снежный уют.
Мне хотелось завыть и вцепиться
в сало толстых улыбчивых рож,
и поганою кровью напиться
продавцов, или взять их на нож.
Что же, нечисть опять ополчилась?
Но, как встарь, на житейском пути,
Русь моя, если ты помолилась,
проходимцев крестом освяти.

«На этом весёлом свете…»

На этом весёлом свете
мне не нужны слова.
И я на дорожной ленте
заметен уже едва
среди миллионов нищих
и мудрых, как жизнь, бродяг.
Здесь каждый чего-то ищет
и каждый чему-то рад.
Врага, обретя и друга,
наперсника и лжеца
увижу, что ночь да вьюга
пила с моего лица.
На мудрость не хватит силы,
для глупости нет ума.
И даже сырой могилы
меня не приемлет тьма.
Хромает по лужам ветер,
жуя нитяной мотив.
На этом весёлом свете
я только любовью жив.

«Познавая сущность Иисусности…»

Сестре Галине

Познавая сущность Иисусности,
руки на груди сложив крестом,
быть хочу искусным в безыскусности,
но не указующим перстом.
Оставляя в прошлом страсть и страстности,
тайну покаяния познать
я хочу. Хочу причастности
к Истине Пресветлой.
Исполать!
Познавая сущность Иисусности,
руки на груди сложив крестом,
я познаю сущность Иисущности
в самом сокровенном и святом.

Армагеддон

На каменные клинописи лиц
светила лик, простреленный навылет,
глядит из-под слабеющих ресниц.
На сгустки и клубы белёсой пыли,
осевшей на деревья и на птиц,
на лица зданий и отживших клёнов.
И нет уже различий и границ
меж храмами Парижа и Поклонной.
Настало время:
Ангел вострубил,
и сделались смятения и смуты.
И скоро, скоро грозный Гавриил
сочтёт твои последние минуты.
Настало время:
всё вернулось вспять,
всё умирающее или неживое,
и никого на помощь не позвать,
и грудь земли под пыльною травою.
Восстала рать.
Пред ней – другая рать.
Они сошлись, разя, в последней битве.
И солнце не спешило догорать,
и люди становились на молитву.
Всё это было.
Было?
Но когда?
Я помню крики боли и страданья,
и догорала Божия Звезда,
и ни следа, и ни воспоминанья…
Всё это было или будет впредь —
земли сырой оплавленные комья.
Всё умерло.
И только умереть
не смог один, который это помнил.

«Отщебетали в парках птицы…»

Отщебетали в парках птицы,
но город требует поэм.
И по столице след искрится
пахучих белых хризантем —
тотем не для богатых нищих
и не для нищих богачей.
И в подворотнях ветер ищет
мерцанье трепетных свечей.
Ключей от рая не отыщешь.
Но почему же там и тут
в часовню старого кладбища
молиться странники идут.
Падут снежинки на дорогу
неразрешённых мной проблем,
но след людей, идущих к Богу,
в благоуханье хризантем.

«Покровский отблеск октября…»

…И кто-то камень положил
Ему в протянутую руку.

М.Ю. Лермонтов

Покровский отблеск октября,

разлив кленового заката,

и мысль о том, что прожил зря

всю эту жизнь, уже чревата.

Уже чревата бытиём

под звук унылой депрессухи.

И солнца луч пронзил копьём

в лесу клубящиеся слухи

о том, что будет и чему

уже совсем не приключиться.

И весь октябрь опять в дыму,

как искалеченная птица.

Я долго думал и гадал,

кружил в лесу, подобно звуку,

и вдруг последний лист упал

в мою протянутую руку.

«За узорным зелёным болотом…»

За узорным зелёным болотом
стерегут тишину камыши.
Просыпается давнее что-то
в закоулках уснувшей души.
Раньше пелась молитва, как песня,
и ласкали крылом облака,
а теперь по заснеженным весям
ни огня, только чахлый закат.
Но в безверье и бездорожье
я храню, словно тайну, следы
удивительной,
невозможной
золотой Вифлеемской звезды.

У входа в Иерусалим

Бдите и молитеся, яко не весть,

в кий час Господь ваш приидет.

(Мф. 24:42; Мк. 13:33)

Сижу у врат, презревши плоть,
от лета и до лета.
Не знаю я, когда Господь
пройдёт дорогой этой.
Я пролил здесь немало слёз,
в стране чужой безвестной.
Не знаю я, когда Христос
пройдёт в свой Храм Небесный.
Смогу ли я Его узреть
среди толпы гудящей,
иль суждено мне умереть
таким, как есть, пропащим.
О, Боже! Милостивым будь
мне грешному. И всё же,
о, Боже, укажи мне путь
каким пройдёшь…
О, Боже!

«Чечня и чеченцы…»

Светлой памяти Св. Евгения Родионова посвящается

Чечня и чеченцы…
Кремлёвские споры:
откуда у «духов» взялись АКМ?
Кровавое солнце взошло,
значит, скоро
убийство, резня без вопросов-дилемм.
Из русских ребят, заключённых в зиндане,
чеченские суки терзали не всех,
а тех православных, кто видел в Коране
лишь бред сатанинских телесных утех.
Решили сломать Родионова Женю:
сначала сулили гарем и рубли,
но видел Евгений, что к Богу ступени
идут через Крест…
Только Богу внемли!
Тогда ты услышишь, что было, что будет,
тогда лишь поймёшь тяжкий смысл Бытия.
Евгений подумал:
«Пусть молятся люди
за крест и за русских. Быть может, и я
молитвою к Богу приду и Престолу
смогу поклониться, но крест не сниму!..»
И демоны взвыли на выси и долы —
солдат Родионов не сгинет во тьму!

Ковчег

Жил я, с собой соглашаясь и споря
вплоть до последнего дня.
Церковь, ковчег мой, из мёртвого моря
вынеси к жизни меня.
Сколько вокруг утонуло и тонет
в море не пролитых слёз.
Церковь, ковчег мой, над волнами стонет
ангел смертей – альбатрос.
Кто-то прощальное слово обронит,
как драгоценный опал.
Церковь, ковчег мой, куда меня гонит
моря житейского шквал?

Моление о чаше

В час моления, в час бытия,
всех собак, поминая, подлунных.
Господи!
Минет ли Чаша сия
мимо грёз моих грешных, бездумных?
Нет! Моленье о Чаше не блуд,
не снискание смерти нескорой.
Господи!
Просто мне грешному будь
хоть надеждой, а лучше – опорой.
В час смятения, не был ли я
позабыт и Тебя не забыл ли?
Всё же римское жало копья
ту же рану во мне сохранило.

Рождество