Журнал КЛАУЗУРА - Наш взгляд на современное искусство

• Название: Наш взгляд на современное искусство
• Автор: Журнал КЛАУЗУРА
• Жанр: Русское современное

В выпуске 1`16 литературно-публицистического журнала «КЛАУЗУРА» опубликованы статьи, обзоры и рецензии по проблемам современного искусства. А также критический материал, отражающий основные тенденции в артпространстве как в России, так и за рубежом.

---

Какие колоритные Посланцы Богов и Золотые святоши правили нами, просто жуть. Вот два готовых портрета секретарей обкома для двухтомника о них, помните, я предлагал издать. Роман, в котором описан Тилляходжаев, тоже издан в советское время в 1989 году, называется «Двойник китайского императора». Я часто слышу, что писатели осмелели только с развалом СССР, но смею вас уверить, есть разные писатели. В романе «Масть пиковая», вышедшего в издательстве «Советский писатель» в 1990 году, я открыто писал, что М. С. Горбачёв и есть наш Герострат, спаливший тысячелетнее русское государство, вот с него до сих пор и рушится русский мир, я как в воду глядел.

Коротышка однажды принимал в Бухаре с царскими почестями дочь Л. И. Брежнева, Галину с мужем, генералом МВД Юрием Чурбановым. Позже он отправлял Галине Леонидовне каракульчу на шубу, такого сорта, которая даже королевам не всегда достается, не говоря уже о простых миллиардершах. Подобная шкурка из редчайшей каракульчи под названиями сур и антик золотого цвета, нежная, легкая, попадается одна на десять тысяч, а Галина Леонидовна была женщина дородная, высокая. Когда умер Леонид Ильич, начались проблемы и у дочери, и у зятя, врагов и завистников у Л. И. Брежнева оказалось слишком много. В перестройку завели дело и на красавца генерала. А ведь ему не пришлось биться даже за генеральское звание, погоны сами упали на его плечи – баловень судьбы, зять главы государства, Леонид Ильич любил его как сына.

Уж очень кому-то во власти, в Кремле хотелось унизить даже мертвого Леонида Ильича. Генерал получил 12 лет и отсидел из них шесть. Слишком дорого досталась ему шуба жены. Искренне жаль. Пусть земля вам будет пухом, Юрий Михайлович, вы и есть одна из многих безвинных жертв гибельной для страны перестройки, затеянной предателем и христопродавцем Горбачевым, который и приговорил вас к тюрьме, потому что людей вашего ранга без его ведома не привлекали. Жаль, не успел раньше разглядеть предателя ваш тесть, ошибка Леонида Ильича стала для всех нас, для СССР, роковой драмой. Личная просьба к вам, Юрий Михайлович, если вы там в раю или аду скоро встретите Горбачева, плюньте ему в лицо, хотя, наверное, я не прав, одаривать его даже плевком не стоит. Геростраты сраму не имут. Опять приходится цитировать Библию, следуя за Ролланом Сейсенбаевым.

В моем романе «Пешие прогулки» есть сцена, где молоденький капитан Джураев расследует гибель жены областного прокурора. Он уверен, что есть человек, который видел это роковое убийство. Поздно ночью, чтобы никому не попасться на глаза, он тайком приходит во двор к единственному важному свидетелю и пытается закрепить свое предположение. Но разговор не получается, свидетель категорически отказывается подтверждать или опровергнуть факт того, что он видел смерть жены прокурора. Свидетель сказал человеку в погонах: «Почему вы, власть, всегда, когда вас прижмет, спешите за помощью к нам, бесправному народу, и пытаетесь заставить нас бежать впереди паровоза, давать правдивые показания. Нет, я не хочу с вами общаться, вот когда вы наведете наверху порядок, разберетесь между собой, властью, четко объявите обо всех неподсудных господах, о которых мы догадываемся, тогда и приходите, поговорим» – и хозяин попросит капитана со двора. Как только за Джураевым захлопнулась дверь в глухом глиняном дувале, вырубился свет и ночной гость остался в кромешной тьме. Освоившись с темнотой, Джураев увидел совсем рядом протекающий арык и уселся на старом пне, у самой воды. «Я всегда думал до этой минуты, что покорность народа – благо для властей, оказывается, это большая трагедия», – рассуждал он и удивлялся, как эта простая мысль не могла ему прийти раньше? Может от того, что знал, что власть тоже так и думает? Дальше одна мысль потащила другую, и он продолжал рассуждать: «Человек, живущий в покорности, становится неискренним навсегда, готов каждый день менять свои убеждения, если их меняет власть. В конце концов, покорность убивает в человеке личность, он перестает соотносить себя со страной, со своим народом, он становится манкуртом, люмпеном, ибо сама власть, требуя от него годами покорности, послушания, веры в почти божественную свою непогрешимость, сломала в нем духовный стержень и превратила в раба, ну разве что без кандалов». Это открытие не обрадовало его, но дало силы жить по-иному.

У тюркских народов с далеких времен есть пословицы, поговорки на этот счёт. Несмотря на краткость, свойственной афоризму, для меня это целый философский трактат. Привожу татарский вариант, запомнившийся мне с детства, впервые я услышал его от матери в адрес одного нашего родственника. Много лет я удивлялся, как мама попала в точку. В буквальном переводе пословица звучит так: «Еда от хозяина, смерть от Бога». Выходит, хозяин, власть решает за тебя как жить, что думать, когда умереть. В этих строках ясно просматривается, что человек смирился и оправдывает свое смирение, существование, безропотность тем, что от него ничего не зависит. Печальная для человека мысль, а для государства – гибельная, с такой предрешенностью о светлом будущем для себя и страны надо забыть. Почему я уже дважды разместил портреты и рассуждения героев из своих романов в тексте чужого произведения? Потому что мы с Ролланом Сейсенбаевым – певцы одного времени, и я знал, что песни наши обязательно где-то пересекутся, совпадут, усиливая наши открытия. У нас с ним нет ни идеологических, ни моральных, ни нравственных разногласий, у нас один угол зрения.

Конечно, такой большой художник и драматург, как Роллан Сейсенбаев, не мог не украсить свою портретную галерею отрицательных героев более интересными, новейшей формации типажами в литературе, чем ортодоксальные Оразбек и Хожа Алдияров. Например, «интеллектуальным негодяем», если возможно подобное словосочетание, но я всё-таки остановлюсь на нем. Так я оценил абсолютно новый тип прохвоста, негодяя, бандита, наркоторговца, служителя культа, убийцу – в одном лице впервые представленного в поздней советской литературе, подчеркиваю – советской, в образе молодого Кайыра. Созданный Ролланом Сейсенбаевым портрет негодяя требует патента в литературе за новизну отрицательного героя в советской романистике. Тут автор опередил не только время, хотя даже это считается важным в прозе, но и эпоху, предвосхитив появление героев нашего нового чиновничье-бандитского капитализма. Так далеко и удачно разглядел будущее разве что Оруэлл. Читая роман, пожалуйста, учитывайте, что он был написан уже в 1990 году, тогда никто и не думал, и не предполагал, что к нам придет такое падение нравов, беспредел, и мы воочию увидим бесовство и дьявольщину, предсказанные другим, русским провидцем, Ф. М. Достоевским.

Кайыр – недоучившийся студент, отчислен из института иностранных языков за неблаговидный поступок. Он из Караойя, земляк большинства героев. Парень видный, хваткий, с великолепной памятью, остро чувствующий время, дерзкий, артистический, финансист от бога, интуитивно чувствующий, как делаются деньги. Почти Остап Бендер казахского разлива, но зато реальный, без бендеровских романтических устремлений. Надо признаться, что учеба на факультете арабских языков ему надоела, потому не горевал, что отчислили. Он и дальше учиться нигде не хотел – хотел жить, гулять, модно одеваться, он видел, как шиковали в Алма-Ате другие. В те годы до перестройки чуть ослабили контроль над религией, и повсюду на Востоке стали открываться молельные дома, пока не мечети, и катастрофически не хватало служителей культа, ведь люди женились, разводились, умирали. Стали устраиваться пышные поминки не только умершим сегодня, но и тем, кто умер давно, погиб на войне. Попав незваным гостем, без приглашения на несколько поминок в дорогих ресторанах, он понял – как хорошо быть муллой. Прочитаешь одну-две суры при открытии, еще одну по окончании банкета и тебя облачают в дорогущий чапан, суют конверты с деньгами, собирают достойный пакет домой. А те, кому еще предстояли такие мероприятия, наперебой передавали ему свои адреса и телефоны.

У Кайыра еще в школе обнаружилась тяга к иностранным языкам, а точнее, дар, из школы он вышел с приличным знанием английского. Отчислили его уже на четвертом курсе, хотя он лучше всех на потоке знал арабский, даже после второго курса побывал в Каире на практике. Слушая новоявленных мулл, бывших партийных работников на пенсии, он отмечал плохое знание ими арабского языка, у всех дикое произношение. И на очередных богатых поминках он решит для себя, что станет муллой, тут дипломы и трудовую книжку не спрашивали. Кораны того времени были только на арабском, и у него имелся свой, он привез его из Египта, хотел выгодно продать, да клиент не нашелся, выходит – судьба. Оставалось вызубрить суры по темам: свадебные, похоронные, о пророке Мухаммеде, о старости, о постах, о благочестии и т. д. Молодая память и учеба на арабском факультете пригодились ему. Он день и ночь заучивал святые тексты перед зеркалом, ставил голос, и продолжал теперь ходить не только незваным гостем на поминки, но и в мечеть, он должен был отработать жесты, повадки муллы, запомнить атрибутику духовных лиц, окончивших старые медресе в Бухаре и Ташкенте. Для прирожденного артиста-авантюриста, да еще и с выдающейся памятью, тут не было тайн. Он быстро раскусил, что в религии, как и в жизни, важно казаться, а не быть, главное, как преподнесешь себя. Однажды на поминках ему выпала удача, мулла пришел с простудой, и голос его неожиданно сел, и Кайыр посчитал это удачей, подарком судьбы и, подойдя к растерявшемуся свяшеннослужителю, с достоинством и уважением предложил: «Позвольте я вам помогу, я жил и учился в Каире» – и дебют состоялся оглушительный. С полгода он был зван на мероприятия, снял квартиру в центре, приоделся, даже прибавил в весе от щедрых застолий. Но тут проявилась двойственность натур всех авантюристов – как бы ему ни хотелось оставаться нелегальным муллой, ему также хотелось и «светской» жизни: рестораны, девочки, шампанское. Но в один из таких загулов в загородном ресторане на Медео Всевышний отвернется от него. Кайыр со своим необузданным нравом сцепится с ташкентским каталами, при которых всегда есть телохранители. Потасовка зашла слишком далеко и, чтобы остаться в живых, Кайыр выхватил нож, с которым никогда не расставался. Из ресторана он еле унесет ноги. На другой день он узнает, что серьезно ранил одного из игроков, и поймет, что такие люди его обязательно найдут, финал был очевиден – каталы извинений не принимали. Алма-Ата на годы закроется для Кайыра, а он так любил столицу. Путь остаться в живых был один – спрятаться на годы, уехать домой, на Арал, в Караой, в те годы рыбаки, как и шахтеры, считались богатыми людьми, и он решил стать у них муллой.