Валериан Пападаки - Такая вот жизнь, братец

• Название: Такая вот жизнь, братец
• Автор: Валериан Пападаки
• Жанр: Эротика

Эта книга для тех, кто запутался в жизни и не может найти выход из тупика. Многим трудно сделать правильный выбор, их несет по жизни, как щепку в потоке, и всё зависит от случая, от удачи. Таков и мой герой Ему не хватает ни моральных сил, ни здоровья, чтобы на чём-то остановиться, куда-то примкнуть, найти цель в жизни. Всё происходит помимо его воли. Он – романтик и тянется к прекрасному, но безуспешно. «А, не всё ли равно», – восклицает он про себя и продолжает барахтаться в грязи.

---

Закончив с бритьём и обильно смочив приятно пахнущим афтершейвом гладко выбритые скулы, я поднимаюсь в гостиную. Здесь масса всего, что возбуждает моё любопытство: и плошка с сухими лепестками роз (зачем?), и полки с книгами и журналами, и изящная бронзовая статуэтка парящей в воздухе женщины (Ника?), и куча пластинок и маленьких дисков (я ещё не знал об их предназначении) с проигрывателем и массивными колонками, и много всего другого. Но главное, здесь стоит длинный, чёрный, явно концертный, рояль. Почему-то меня всегда притягивают эти инструменты. Собственно говоря, я и играть-то толком не умею: так, одной рукой. Но, как только увижу рояль или пианино, сразу хочется сесть за него. Попробовать. И ужасно завидую людям, которые спокойно садятся за инструмент и начинают играть. Эта тяга у меня ещё со времён музыкальной школы. Тогда мне часто приходилось оставаться в школе до вечера. Помню, мне нравилось забираться в пустой класс и … «насиловать» незнакомый мне инструмент, импровизируя и сочиняя странные мелодии. … Вот и сейчас, меня сразу потянуло к роялю. Это старый, как бы у нас сказали, ещё дореволюционный, Бехштейн. Классика. Звук у него просто волшебный: мягкий, чистый и… благородный. Я беру несколько аккордов, мне нравится, и я начинаю импровизировать, пытаясь отловить необычные сочетания аккордов в стиле Скрябина, или ещё круче, Шёнберга (шутка!). Получаются какие-то замысловатые сочетания звуков, без намёка на законченность, которые уходят ввысь и обрываются «на полуслове», из-за недостатка техники. Так, голая экспрессия, «взгляд и нечто».

Я так увлекаюсь «музицированием», что не замечаю, что не один в комнате. В дверях стоит друг Мартина и совладелец их дома Питер Натан (на фото, он стоит посерёдке).

11. Джоанна и Филипп в нашей компании

Я познакомился с ним в первый же день, и мы мило поболтали за обеденным столом, но… я же приехал к Мартину! Со мной он был милым и общительным, но каким-то отстранённым что ли. Задал мне пару-тройку вопросов, рассказал пару анекдотов, и всё тут. Ясно было, что я для него не представляю никакого интереса. Он сам, первый, по-детски шумно, смеётся своим шуткам, и тут надо тоже смеяться, даже если совсем не смешно. Мне он показался довольным собой стариканом, чудаковатым, но… умным, и я решил оставить его в покое. Я не представлял, что передо мной один из столпов британской науки. Мартин мало писал о нем, но я знал, что он занимается проблемами нейрофизиологии. Однажды в Питере в «Букинисте» мне на глаза попалась книжка по физиологии нервной системы на английском языке какого-то чешского светилы в этой области, – что-то вроде учебника для студентов медвузов – и я тогда её купил, для «общего образования». Просматривая её перед отъездом в Лондон, я, к своей несказанной радости, увидел в библиографии фамилию Питера Натана и захватил книжку с собой. И надо сказать, попал в самую точку. Питер с вежливым интересом осмотрел вышитую скатерть и шикарную (на наш с Тусей взгляд) бабу на чайник, но, когда он увидел эту книжицу (и узрел сноску на себя), он был в восторге. Так я завоевал его расположение. А теперь он стоял в дверях, прислушиваясь к моим «импровизациям» и одобрительно покачивая головой. Я, конечно, прекратил терзать рояль и встал, чтобы поприветствовать его и сказать что-нибудь, соответствующее моменту, что мне даётся особенно трудно. Мы прошли в сад, где он попытался заинтересовать меня рассказом о цветах, уход за которыми входил в его обязанности по дому и был его хобби. Потом мы перекусили в столовой, и он сказал, что уезжает в Оксфорд на работу. Мы снова спустились в сад и зашли с тылу в гараж, задняя часть которого была занята костюмами и декорациями для спектаклей Мартина, а в передней стояла пара машин. Я с интересом наблюдал, как Питер уверенно выруливает из гаража на своём Форде Кортина, подивившись его сноровке (ему, ведь, далеко за 70), и не преминул сказать ему об этом. Питер с гордостью показал мне на стальную бляху с цифрой «60», укреплённую на переднем бампере машины. На мой вопрос, что сие значит, он отшутился, сказав, что это для отпугивания дорожной полиции. Оказывается, такой знак отличия даётся водителю, не побывавшему ни разу в аварии. «60 лет без аварии» – «вот это асс», сказал я себе. Как выяснилось, Питер был ассом во многих отношениях, особенно в области культуры и науки. Перед тем, как уехать, он, высунувшись из машины, попросил меня покормить кошек (которых у них целых пять штук), сказав, что еду для них я найду в холодильнике.

Холодильник оказался почти пустым (я ещё не знал, что его набивают продуктами только по случаю застолий), но в морозилке обнаружилась несколько пакетов мясного фарша и пара пакетов нарезанного хлеба (странно, почему они держат хлеб в холодильнике?). И тут мне в голову приходит гениальная мысль: а что если сделать им «домашние» котлеты! Чай, не ели наших! Оставив фарш размораживаться (рядом стояла микроволновка, но я к ней не притрагиваюсь из опасения сломать), я направляюсь вверх по лестнице на обследование дома. Следующий этаж занимает кабинет Мартина. Это обширная тёмная комната, сплошь уставленная полками с книгами. Я так увлёкся книгами, что провёл в ней не менее получаса. По большей части это книги, относящиеся к эпохе Чосера: его сочинения, исследования о нем и поэтах его времени, книги по истории Англии, книги по средневековому искусству, английской поэзии, театру. Надо сказать, книги в доме Мартина везде: и в подвале, куда меня поселили, и на всех этажах. Не знаю, кто из них больший книголюб, – Питер или Мартин – но видно, что книги в их жизни занимают достойное место. В гостиной я обнаружил целую полку трудов Питера, среди которых были книги, рассчитанные «на широкий круг читателей» с интересными названиями: «Психология фашизма», «Отход от Разума», и его бестселлер в мягкой обложке «Нервная Система». Мне вспомнился интересный эпизод из жизни Питера, рассказанный Мартином. Как-то (может быть, ещё при Сталине) он решил посетить СССР (а, может быть, по приглашению). Ну, сел на самолёт, прилетел в Шереметьево, вышел, идёт по лётному полю, а вокруг одни солдаты («зелёные шинели», как выразился Питер). Питер останавливается, а потом – прямиком назад, в здание аэропорта. Там он заказывает обратный билет и летит домой, в Лондон, первым же рейсом. Не понравилось!

В кабинете Мартина на видном месте стоит большая коробка с огромными томами. Я с трудом вытаскиваю один, – тяжеленный! Оказывается, это – «Пролог» к «Кентерберийским Рассказам». Издание роскошное, под средневековый фолиант, на особой бумаге, напечатанное особым шрифтом (оригинал и перевод на современный английский). Потом уже Мартин рассказал мне, что было отпечатано всего 120 экземпляров на ручном станке в Вероне (Италия) с посвящением Его Императорскому Высочеству Принцу Нарухито в честь его визита на первый Чосеровский фестиваль в Кентербери в 1985 году.

У одной стены, между окнами, на столике стоит внушительного вида телевизор Sony, под ним – таких же размеров «видак», а рядом полки с кассетами. Вот это удача! Можно будет смотреть фильмы. Надо только попросить Мартина показать мне, как им пользоваться. Беру пульт, пробую включить телевизор – ни черта не получается! Наконец, появилось изображение, начинаю переключать каналы, но все передачи неинтересные: местные новости, интервью, дискуссии в Парламенте, но… всё по-английски! Наконец-то я «купаюсь» в языке! Через несколько минут мне всё это порядком надоедает. Что ни говори, а без русского языка жить невозможно. Заметил, что под вечер болтать по-английски охота пропадает. Ну, ладно, продолжим знакомство с домом. Я выключаю телевизор и выхожу на лестницу. Напротив, кабинета Мартина его «личная опочивальня». Стоит ли заходить туда? Вроде, как неудобно. Но… curiosity killed the cat! Я прислушиваюсь: вроде бы все тихо и только из домов, стоящих в переулке за оградой сада, доносятся какие-то звуки и голоса. Как здесь, все-таки, тихо: совсем не слышно «шума городского». Захожу в крошечный коридорчик. По правую сторону от меня – спальня Мартина, по левую – его ванная комната. Направляюсь в спальню. Боже, какой бардак! Посреди комнаты огромная куча одежды, – рубашки, брюки, свитера, галстуки, носки, – причём она такая большая, что можно с трудом пробраться к окну. Сбоку стоит провалившаяся до пола, не застеленная кровать. Чувствую, что здесь не просто изнанка холостятской жизни, а что-то более потаённое, недоступное прямому взгляду. Как будто сама душа человеческая вывернулась наружу своими глубоко запрятанными корнями. А, ведь, я мог бы ему помочь, взять на себя обязанности по дому, если бы, конечно, … он меня оставил. Но об этом говорить ещё рано. Надо ещё им понравиться! Я выхожу из спальни и открываю дверь в ванную комнату. Аналогичная картина, причём это – не просто беспорядок, а какая-то «мерзость запустения». Вспоминается описание, сделанное Н. В. Гоголем, жилища Коробочки: здесь как будто бы уже давно никто не живёт. На эту мысль наводит вид ванны: в ее грязном, в ржавых подтёках чреве плавают, видимо, не первый день, какие-то замоченные шмотки, а вокруг, словно смерч прошёл. Дверцы шкафчиков распахнуты, в них стоят жестяные банки для пены без крышек, непромытые кисточки для бритья, пустые флаконы из-под лосьона, одноразовые бритвенные приборы, ватные тампоны. Чего только нет! Стаканчики с чахлыми букетиками зубных щёток перемежаются на подоконнике с выдавленными тюбиками зубной пасты, а в протёртом посередине и запылённом по краям зеркале, как в иллюминаторе, на меня глядят мои вытаращенные от удивления глаза. Надо срочно ретироваться, «а то узнают, что ты тут шастаешь, и поминай, как звали! Человек тебя принял, как родного, а ты суёшь нос, куда не следует!», говорю я себе и быстро спускаюсь вниз в гостиную. Здесь, по крайней мере, все «пристойно». Рядом с гостиной, по другую сторону лестницы, находится кабинет Питера, и туда меня тоже «тянет», но надо «воздержаться» – слишком много впечатлений для одного раза. Я сажусь в кресло и с любопытством ещё раз оглядываю комнату. Сейчас хорошо бы покурить, мелькает в голове. Рядом с роялем стоит симпатичный столик в стиле ампир: изящные гнутые ножки с позолотой по бокам, внизу соединяющая ножки полочка, инкрустация на столешнице, а под ней выдвижной ящик с бронзовым колечком вместо ручки. А ну-ка посмотрим, что там внутри! Я открываю ящик и вижу, что он весь наполнен монетами. И какие все они симпатичные! Тут и толстые, увесистые фунты, и семиугольники в двадцать и пятьдесят пенсов, и блестящие пенни, и на всех удивительно тонкий по работе профиль Елизаветы II, правда, запечатлена она в разные годы жизни: на новых монетах она уже в возрасте. А обратные стороны (реверсы) – просто загляденье. Тут и опускающиеся решётки крепостных ворот замка, и львы идущие или сидящие, и цветки роз или чертополоха (символ Шотландии) и герб Соединённого Королевства. Почему они здесь? Наверное, они вываливают сюда из карманов мелочь.