Юрий Теплов - Спасённому рая не будет. Книга первая. Остров

• Название: Спасённому рая не будет. Книга первая. Остров
• Автор: Юрий Теплов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906829-90-0

В новой книге автора переплетаются детектив, фантастика и реальность. События разворачиваются в наши дни. Главный герой романа – наш современник, подполковник запаса Алексей Усольцев. В один из дней он уехал рыбачить на остров, а когда возвращается домой, узнает, что его похоронили три месяца назад. Все, что происходит с ним после этого, – новые знакомства, странные сны и ощущения, появившаяся способность читать чужие мысли и исцелять – интригуют читателя, желающего поскорее узнать, чем закончится история Утопленника.

---

Анюта поначалу отказалась участвовать в пикнике. Но Алексей уговорил ее не отрываться от коллектива. Расслаблялись, кто как мог. Анюта сидела вместе со всеми и в то же время одна, отгородив себя от компании и от достархана, устроенного на самой верхушке невысокой скалы. А за Алексеем наперебой ухаживали две редакционных Татьяны.

Ближе к вечеру на берегу объявилась прямая, как палка, старушенция, смахивающая на цыганку. Села под скалой и стала жевать ломоть хлеба. А у них, наверху, скатерть была заставлена складчинной домашней снедью.

– Мать, идемте к нашему столу! – позвал старуху Алексей.

Та никак не отреагировала. Он наполнил миску пирожками, вытянул из кучи курицыну ногу, налил в одну кружку сладенького домашнего винца, в другую – квасу. Спустился к ней.

– Поешьте.

Она глянула на него выцветшими глазами. Приняла гостинцы. Вино медленной струйкой вылила в расселину скалы. Опять поглядела, на этот раз пристально. Взяла его левую руку, ошупала ладонь, приблизила ее к глазам. Сказала:

– С чужими живешь.

– То есть как, с чужими?

– Твои – там, – кивнула неопределенно головой. – От них корень.

Тронулась, верно, умом, подумал Алексей. Но руку не высвободил. Не хотел обижать старую женщину. Да и любопытно было. Спросил не без подвоха:

– Можете сказать, сколько у меня детей?

– Сын и дочерь.

– Дочери, к сожалению, нет.

– Будет. Корень ей передашь.

Алексей усмехнулся.

– Старый я уже, бабушка.

– Молодым станешь.

– И помру молодым?

– Ты не помрешь.

– Как так?

– Маяться будешь. Спасая, спасаться станешь.

– От кого?

– От себя… Ступай в гулянье…

Гадалка, высветившаяся в памяти Алексея, вдруг показалась ему завязанной на его Остров. А может, и она привиделась во сне?.. Нет, гадалка была в яви. Алексей запомнил ее лицо, сухое, слегка скуластое, с бездонными темными глазами.

Цыганка напророчила тогда, что он станет молодым. Так ведь и помолодел. Наворожила, что он маяться будет и, спасая, будет спасаться… Кого спасая и от чего?..

У Алексея было ощущение, что он слышал это не только от гадалки, но и еще от кого-то. И всё каким-то образом накладывалось на островной сон.

Тогда, на Иссык-кульском берегу, он не сразу поднялся на скалу, где тусовались мастера и подмастерья пера. Какое-то время еще стоял у самого уреза воды, настраивая себя на волну праздника. Даже не заметил, как и куда исчезла гадалка. Чудит старая, – подумал. – Хочешь – не хочешь, а к старости все впадают в детство… И поднялся наверх.

На скале его встретили подначками. Две Татьяны, одна – темноволосая, другая – блондинка, потребовали признаться, что цыганка нагадала:

– С кем ночное свидание? С червонной дамой или с бубновой?

– Секрет, – ответил Алексей и заметил, что Анюта кинула на него встревоженный взгляд…

Незадолго до конца командировки случилась история с областным прокурором. Анюта раскопала, что он отмазал от суда двух своих родичей-взяточников, и накатала убойную статью. Редактор, тощий, как туберкулезник, грустно произнес:

– Я не самоубийца, чтобы такое печатать.

Алексей, которого от самоубийства ограждала бумага, подписанная самим Егором Кузьмичом, посоветовал ему:

– Заболейте. Номер подпишу я как редактор-консультант.

Тот охотно заболел. Газета вышла с Анюткиной статьей. С утра пораньше ее и тощего редактора вызвали в обком. Вернулась она, как съежившийся осенний лист.

– Выгоняют, – произнесла еле слышно.

– За что? – не поверил Алексей.

– За клевету. По решению коллектива.

– Какого коллектива?

– Нашего. В четыре всю редакцию в обком, к Первому. Я не пойду.

– Пойдешь. А то любить перестану.

– Не надо меня любить…

Собрание шло по сценарию. Обкомовский босс обозвал Анюту клеветницей. Секретарь редакционной ячейки объявил, что таким, как она, не место в журналистике. Профкомша с праведным гневом предложила изгнать ее из коллектива. Отмолчавшийся редактор, казалось, совсем усох. Анюта сидела ни жива ни мертва.

Дело шло к голосованию. Но Первый хотел выглядеть демократом, как того требовала перестроечная мода.

– Еще выступить есть желающие? – спросил растерявшую всю бойкость газетную братию.

Желающих, кроме Алексея, не нашлось. Взгромоздившись на трибуну, он, как заправский демагог, обратился не к залу, а к президиуму во главе с Первым:

– Эркен Пулатович, вы сорвали сегодня график выпуска газеты. Сдернули всех с работы вместо того, чтобы самому подъехать в редакцию. Не по-партийному получается.

Тот, явно не ожидавший такого выпада, выпучился на Алексея. Побагровел. Открыл рот, но тут же закрыл.

– И клеветы не было, Эркен Пулатович! У меня есть все копии документов. И некоторые – с вашей фамилией.

– Что вы себе позволяете? – обрел тот, наконец, голос. – Я позвоню в ЦК и потребую, чтобы вас отозвали!..

За решение изгнать Анюту проголосовало больше половины ее коллег. Редактор, две Татьяны и еще несколько человек рук вообще не поднимали.

– Единогласно, – объявил Первый…

Целый вечер Алексей пытался дозвониться до Москвы по номеру, продиктованному помощником Егора Кузьмича на случай ЧП. Сидевший рядом, похожий на нахохлившуюся птицу редактор уныло проговорил:

– Заблокировали, не дадут связи – И вдруг, встрепенувшись, спросил: – Документы с собой?

– Да.

– Едем в военный санаторий. Начальник – мой знакомый. Поможет дозвониться. И документы для сохранности у него оставим.

– Неужто украсть могут?

– У нас все могут. Обкомовскую машину отпустите возле гостиницы. Поедем на моем «Запоре», – так он величал видавший виды «Запорожец».

Начальник санатория сам вызвал «Рубин» – военный позывной Москвы. Телефонистка, услышав цековский номер, соединила в мгновенье ока. Ответил бесстрастный мужской голос. Алексей изложил суть конфликта.

– Продиктуйте стенографистке! – приказал голос…

Возвратившись в Пржевальск, Алексей обнаружил, что кто-то побывал в его гостиничном номере. Шарили, не особо маскируясь. И его кабинет в редакции не оставили без внимания.

Анюта на работу не вышла. Корреспонденты явно избегали московского консультанта. Лишь две Татьяны улыбались с любопытством и сочувствием. День полз, как скрипучая арба по бездорожью.

На следующее утро, едва Алексей продрал глаза, к нему в гостиничный номер заглянул редактор. Поманил пальцем. В коридоре сказал, понизив голос:

– «Запор» внизу. Жду.

– Конспирация?

– Угу.

До работы оставалось еще больше двух часов. Утро было безоблачным и птичьим. «Запор» натужно гудел, карабкаясь по горной дороге, и догуделся до густого ельника, где и остановился.

Алексей не выдержал, спросил:

– Что случилось?

Не отвечая, редактор вытащил на полянку свой потрепанный рыжий портфель. Расстелил на траве газету с Анюткиной статьей. Выложил бутерброды и выставил бутылку коньяку.

– С утра пораньше? – удивился Алексей.

– Есть повод.

– Какой?

– Прокурора снимают. А первого секретаря на ковер во Фрунзе вызвали.

– Откуда информация?

– От обкомовской сороки.

Ай, да телефонный номер с бесстрастным голосом! Ай, да Егор Кузьмич!

С началом рабочего дня обкомовский курьер привез в редакцию официальный ответ на статью: «Расследованием установлено… факты подтвердились… отстранен…»

Перво-наперво Алексей послал за именинницей машину. Редактор с отсутствующим видом читал гранки. Газетный народ слонялся по углам и шушукался. Секретарь ячейки был застенчиво тих и сторонился разговоров с коллегами. Две Татьяны откровенно насмехались над ним и восторженно жевали Алексея глазами. Приехавшая в редакцию Анюта холодно произнесла:

– Спасибо, – и отвернулась.

Командировка близилась к концу. Алексей больше не загружал Анюту заданиями. Не заходил в их забитую под завязку комнату. Не приглашал в свой кабинет. В пятницу под вечер она сама заглянула к нему.

– Вы когда уезжаете?

– В среду.

– Мама приглашает вас завтра в гости.

– А ты?

– Я… тоже.

Неужели стена рухнула? Как же поздно она рухнула! А рухнула ли?..

Анютина мать чопорно представилась: «Ирина Семеновна». Пригласила к столу. Манты брызгали соком. Отоваренная по талонам и настоянная на облепихе водка соколом летела под малосольные огурчики. Анюта рюмку лишь пригубливала и почти ничего не ела.

Хмель снял первоначальную неловкость, раскрепостил язык. Алексей живописал московскую митинговую жизнь, в которой можно орать о чем угодно и наезжать на кого угодно. Жалел гонимого партийца Ельцина, никак не предполагая, что через шесть лет станет плеваться при одном упоминании его фамилии. Обе слушали, как сказку, и вздыхали.

Затем Анютка вышла на кухню. Ирина Семеновна сказала:

– Вот вы уедете, а ее выгонят.

– Не позволим! – самоуверенно заявил Алексей.

– Она ведь у меня совсем беззащитная. Родилась слабенькая. Пошла только в два года. Росла молчком. Да и сейчас постоять за себя не может.