Владислав Лебедько - Живые души, или похождения Лебедько

• Название: Живые души, или похождения Лебедько
• Автор: Владислав Лебедько
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906829-49-8

Эта книга начинается как авантюрный роман, где герой, в духе гоголевских «похождений Чичикова» пытается обзавестись неким душевным «капитальцем» для того, чтобы прослыть Великим Посвященным, обрести славу и добиться взаимности внучки знаменитого российского писателя. Для этой цели герой путешествует, посещая «сильных мира сего», в надежде получить у них признание и рекомендации в соответствующие «круги». С каждым визави у героя происходят насыщенные беседы, в ходе которых он постепенно преображается, познавая то, о чем он первоначально не подозревал, как и большинство людей – каждый визави открывает герою скрытые механизмы, которыми власть предержащие управляют сознанием людей. Ему открывается Система, во всей ее циничной, беспощадной и коварной многомерности. Постепенно меняются цели и ценности героя. Он попадает в круг очень высокопоставленных и медийных персонажей, которые предстают ему с тех сторон, которые скрыты от широкой общественности.

Освобождение от многих оков Системы становится возможным, но в одиночку – это практически безнадежно… Судьба бросает главному герою вызов. Как он ответит на него?

Все совпадения имен и названий – случайны.

В некоторых местах книга подобна коллажу – в ней множество скрытых цитат.

---

«Это называется субъективный идеализм», – вставил словцо Владислав Евгеньевич. «А мне плевать, как это называется, – ответствовал Борис Петрович, ухмыляясь уже так широко, что даже самый рот его, казалось, вылезал за границы и без того широкого лица. – Запуск происходит извне, от рецепторных окончаний, далее идет вся эта сложная нейродинамика, которую мы не в состоянии описать. И внутри возникает образ, который я опять же проецирую вовне, и с этим образом реальности я могу поступать, как мне будет угодно. Вот мы с тобой и доказали, что мир есть иллюзия. С точки зрения общей психологии это, конечно, неверно. Мир существует объективно. А вот если мы пойдем дальше, – Борис Петрович эффектно прищелкнул пальцами перед носом гостя, – происходит щелчок, и… горы опять становятся горами, а реки – реками. Стоило ли так долго заниматься буддизмом, когда все элементарно?».

«Вы абсолютно правы, Борис Петрович, не стоило!» – просиял Лебедько, думая, однако же, о том, что Берков без малейших его, Лебедько, усилий буквальнейшим образом сам достает заветный козырь, уготованный, дабы бить его собственную карту.

«Но в чем разница? – продолжал горячиться Берков. – Исчезает толстый слой моего психического, то бишь моего творчества. Ведь если я творю тебя, то я могу закрыть глаза, представить тебя – и все, ты для моего дальнейшего творчества на фиг не нужен. Мне достаточно одного раза, чтобы зафиксировать тебя. Ну а дальше я могу вести с тобой любые диалоги как с элементами внутрипсихического пространства. Но когда вновь появляется твоя тушка, начиная действовать на мои рецепторы, то заново запускается система отношений. Понятное дело, что если ты хороший человек, то я от тебя жду только хорошего. А вот ежели ты подлец известный, я сразу, как только ты появился, хоп – и напрягся! Почему вдруг? Может, ты уже внутренне перековался, и твоя подлость отошла, как талая вода? Но я-то помню, что ты был подлец, и продолжаю этот образ держать. Вот она – иллюзия. И если бы у меня не было проекции образа вовне и модуляции этого образа внутри, когда я проецирую мир образов, я эти образы модулирую своими состояниями. Это и есть так называемое непросветленное состояние сознания. Ежели я перестал заниматься этой фигней – модулированием – то вижу только то, что вижу, и слышу только то, что слышу. Никаких фантазий между внешним и внутренним! Понятно, что вся социализация направлена в противоположную сторону. Когда ты рождаешься, мир твой прекрасен и чист, и ты мало что распознаешь. Ты даже не распознаешь, пописал ты или не пописал. Сначала ребенок писается и только позже чувствует, что стало тепло и мокро, а потом и вовсе остыло. Ребенку, чтобы понять, что это – результат его непосредственной творческой мочеиспускательной деятельности, должно связать, что ему стало мокро, с тем, что у него было напряжение. Соответственно, любое наше воспитание – это система создания форм. Далее выясняется следующая штука – у меня есть имя. И пошла плясать уже совсем скверная история. Психическое не выключить – невозможно!.. Машинка работает постоянно, непрерывно создавая этот мир. Даже в состоянии комы, заметь. – Переведя дух, Берков не замедлил продолжить. – Вот что мы имеем: превращение изначального состояния в обычное – это творчество, необходимое творчество, так сказать, познание добра и зла, потому что в противном случае ты останешься растением. Как происходит «второе рождение»? Ты опять попадаешь в изначальное состояние, при этом теряя все навыки, в том числе и навыки различения. Тебе придется начинать все сызнова, потому ты достиг мудрости соединения, но еще не достиг следующего шага – различения. В непросветленном состоянии твоя личность абсолютизирована. Ты говоришь: «Вот я, такой-то и такой-то. Если я не схожу с друзьями в баню, на гитаре не потренькаю, это уже буду не я. Если я узнаю, что где-то насилуют негров, я должен возмутиться, а ежели не завозмущаюсь, то это опять буду уже не я. У тебя появляются хоженые тропинки, к пяти годам ты уже полностью механистичен. И свои реакции человек сдуру принимает за себя. Так что еще раз повторю, друг мой: все, что мы делаем – это наше творчество и, соответственно, наше знание. И совершенно очевидно, что все, что мы делаем, мы делаем из изначального состояния сознания, то есть состояния будды. А посему я вновь повторю свой первый вопрос – обладаешь ли ты состоянием будды?».

«Да, Борис Петрович, обладаю, безо всякого сомнения» – Лебедько встал, подбоченился, прошелся гоголем по кухне и, подойдя к хозяину вплотную, продолжал: «Более того, я прошу вас составить и подписать соответствующую бумагу, свидетельствующую о том, что податель ее, Лебедько Владислав Евгеньевич, обладая сознанием будды, является посвященным вами во все тайны тибетского буддизма».

Берков, опешивши, сидел некоторое время молча с широко открытым ртом. Глядя на гостя, он подумал, не спятил ли тот как-нибудь невзначай. Но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, каковой бегает в глазах сумасшедшего человека. Все было прилично и в порядке. Хозяин еще долго хлопал глазами, прежде чем, наконец, вымолвил: «Экой ты гусь! Ты вправду надеешься, будто я тебе такую бумагу выпишу?»

«Я не надеюсь, я уверен в этом, – парировал гость, – так как не испытываю ни малейшей иллюзии в том, что вы – благоразумный человек, привыкший отвечать за свои слова. Это первое. Второе же заключается в том, что мы с вами – деловые люди. Вы – буддийский Мастер, а я – писатель, чьи книги издаются довольно приличными тиражами. Я предлагаю вам контракт: я пишу о вас в своей новой книге, вы же даете мне письменно засвидетельствованное посвящение, при этом, кстати, доказывая, что вы отвечаете за то, что говорите. Хоть я и допускаю, что вы в данном случае стали жертвой собственного красноречия. Ну и, наконец, выслушав меня, вы можете удостовериться, что я не несу черт знает какие иллюзии и фантазии, а проявляю в своей речи самую что ни на есть отражательную способность психики, каковая является сознанием будды, сиречь изначальным состоянием! По рукам?»

Здесь следует добавить, что наш Лебедько в этот момент переживал интереснейшее состояние, которое великий русский поэт увековечил в строфе: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!». Более того, Владислав Евгеньевич заметил, что сей дерзкий пассаж совершенно в духе еще и Остапа Ибрагимовича Бендера, чему, признаться, остался очень рад. Берков же по рукам ударять не стал, однако бумагу для Лебедько выправил ровно так, как тому и хотелось. И хотя прощался он с гостем гораздо более сухо, чем принимал его, это было напускное. В глубине души Борис Петрович остался доволен встречей, в особенности же последней выходкой молодого авантюриста.

Нужно ли говорить, что из квартиры Беркова Владислав Евгеньевич выпорхнул буквально на крыльях. Его план начал осуществляться с первой же попытки, и впереди его ждали новые встречи и новые приключения.

Глава 3

Дамы из окружения Владислава Евгеньевича были… нет, автору как-то боязно разоблачать столь деликатную тему, чувствуется точно робость. В дамах из окружения Владислава Евгеньевича больше всего замечательно было то… Впрочем, право, начать лучше с того, что Лебедько своими лекциями и тренингами внес в поведение своих поклонниц не то что бы какую-то особенную легкость и вседозволенность, но все ж таки некоторое вольнодумство заронил. И нельзя сказать, что ради какой-то личной выгоды, ведь по-особенному пламенно речист бывал наш герой в те моменты, когда речь заходила о борьбе с подавляющими установками консервативной морали, жесткими запретами Супер-Эго или о показной нравственности, оборачивающейся обыкновенно своими самыми теневыми сторонами. То есть, автор хочет подчеркнуть, что дело шло о некой раскрепощенности, свободолюбии, отказе от ханжеских условностей, иными словами о неком общем прогрессе и развитии личности, ан поди ж ты, все эти благие устремления Лебедько какой-нибудь критический сторонний наблюдатель запросто может истолковать в пользу его самой что ни на есть личной выгоды.

И вставши на точку зрения этого критического наблюдателя, мы действительно можем изобличить Владислава Евгеньевича в том, как ловко и даже в некотором роде нагло он устроился: не обладая по натуре своей ни обольстительностью Казановы, ни решительностью и упорством Дона Жуана, напротив, будучи в известной степени робок в отношении противоположного пола, наш герой благодаря одной только речистости своей обустроился так, что дамы из его окружения сами нередко готовы были предложить нашему сладострастнику свое расположение, в крайнем же случае последнему требовалось приложить лишь самые ничтожные усилия для соблазнения той или иной более или менее привлекательной особы. Жуируя таким образом будто кот во сметане, герой наш привык уже к легким любовным победам, не требующим от него проявлений какой-то особой мужественности, страстности и способности к смелым поступкам. Однако в глубине души своей Лебедько знал, что всей своей успешностью на личном фронте обязан он лишь удачному стечению обстоятельств, но отнюдь не своим мужским качествам. Сознание это чрезвычайно волновало Владислава Евгеньевича, правда, выслушивая объяснения очередной своей пассии, он склонен был вытеснять сие волнение в надежде как-то решить этот вопрос, отодвинувши его в неопределенное будущее.