Адольф Демченко - Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

• Название: Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)
• Автор: Адольф Демченко
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-98712-536-6

Среди обширной литературы о Николае Гавриловиче Чернышевском (1828–1889) книга выделяется широтой источниковедческих разысканий. В ней последовательно освещаются различные периоды жизненного пути писателя, на большом архивном материале детально охарактеризованы условия формирования его личности и демократических убеждений. Уточнены или заново пересмотрены многие биографические факты. В результате чего отчетливее выясняется конкретная обстановка раннего детства в семье православного священника (главы о предках, родителях, годы учения в духовной семинарии), пребывания в университете и на педагогическом поприще в саратовской гимназии. Подробно рассмотрены обстоятельства женитьбы, дружеские связи, учительская служба во 2-м кадетском корпусе, биографические подробности защиты магистерской диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности», особое внимание уделено участию в редактировании «Современника» и «Военного сборника».

---

Суждения о необходимости и мощи научного знания высказывались исключительно в контексте богословском. И если здесь возникали критические нотки, то своим происхождением они обязаны вовсе не разочарованию в богословском учении, а лишь сомнениям в способах и средствах осуществления научного образования. Так, в сочинении «Следует ли отдавать предпочтение школьному воспитанию перед домашним» (1844) автор решительно высказался в пользу домашнего воспитания. По его убеждению, воспитание в домашней обстановке предпочтительнее: невелико число учеников и для учителя «не представляет труда разобраться в задатках и способностях всех своих учеников», кроме того, учитель действует совместно с родителями, и тем достигается единство требований и целей, при домашнем обучении не допускаются перерывы в занятиях, какие обычно возникают в школе во время каникул и празднеств, школьная система не способна справиться с лентяями и лгунами, развивая в учениках «склонность к ничегонеделанию и лени», привычку обманывать и хитрить, школа явно не справляется, таким образом, и с нравственными задачами (XVI, 376–381). Сочинение вызвало неодобрение преподавателя, представителя официальной школы, подвергшейся критическим оценкам со стороны ученика. «Направление мыслей, обращение внимания только на школьные злоупотребления – ложно. Ничего не сказано о цели, к которой направляет школу высшая власть» (XVI, 718), – таков приговор первого оппонента первых критических высказываний Чернышевского. В юношеской страстности высказанных замечаний, адресованных официальной школе, чувствуется влияние личного жизненного опыта. Домашние занятия, длившиеся на протяжении шести лет под руководством опытного педагога-отца, наглядно демонстрировали свои преимущества перед училищной системой воспитания. Однако не следует преувеличивать значение критических суждений Чернышевского-семинариста. Речь шла, повторяем, не о сущности получаемого учениками богословского образования, а лишь о препятствовавших благим целям просвещения способах обучения.

Большинство сочинений Чернышевского-семинариста посвящено религиозно-философским вопросам. Исследователь этих текстов В. Е. Евграфов справедливо заключал, что в ранний период развития Чернышевский «не был, да, при сложившихся тогда для него обстоятельствах, и не мог быть материалистом в области философии, каким пытаются представить его некоторые исследователи. Его воззрение на природу было тогда вполне религиозно-философское, хотя некоторые семинарские сочинения свидетельствуют о живом интересе их автора к научному естествознанию».[257] Между тем в последние годы вновь предпринята попытка придать этим сочинениям если не полностью значение материалистических произведений, то хотя бы оттенок материалистического созерцания. Со ссылкой на неопубликованные тексты выдвигается положение о «разнокачественности» содержания ранних философских опытов Чернышевского, их «противоречивом» характере. Так, в сочинении «Аналогия между образованием суждения и творением мира» Бог предстает творцом и сущностью мира, но, с другой стороны, «мир всё более рассматривается в качестве автономного, саморазвивающегося явления, в котором богу отводится в лучшем случае место первотолчка», и «подобные выводы, – полагает исследователь, – были далеки от традиционного богословского взгляда».[258]

Обращение к первоисточнику заставляет с недоверием отнестись к такому утверждению. Сходство суждения с образованием вещей, по Чернышевскому, заключается, во-первых, в способе происхождения вещей и суждений и, во-вторых, в образе бытия. Подобно тому как Бог вдохнул в мёртвый, хаотический мир определённое качество и жизнь, так представления и ощущения, подвергшись действию рассудка, соединяются в разумное суждение. «Рассудок, дающий этому хаосу посредством суждения качества, образ и жизнь, не есть ли подобие Бога, творящего из хаоса мир? И глагол „быть”, из соединения которым предмета с признаком образуется суждение, не есть ли образ творческого слова „Да будет”?» Сходство, рассуждает автор сочинения далее, представляется и «в образе бытия» мира и суждения: силы сжимательные и расширительные, действующие в созданном Богом мире, подобны утверждению и отрицанию в суждениях. Как видим, не вопреки традиционному богословскому учению, а в полном соответствии с ним пишет Чернышевский о Боге как творце мира и развитии этого мира по внутренним законам. Преподавательская оценка под сочинением «весьма хорошо» подтверждает сделанный вывод.

В доказательство противоречивости мировоззрения Чернышевского-семинариста приводятся также выдержки из работы «Записки на метафизику. Профессора философии Московской духовной академии Ф. А. Голубинского». «Записки» правильно названы современным исследователем конспектом лекционного курса знаменитого богослова. Однако в дальнейшем конспективный характер работы Чернышевского не учитывается и принадлежащие Ф. А. Голубинскому суждения без обиняков приписываются Чернышевскому. Получается в результате, что не автору конспекта, а самому профессору богословия присуще противоречивое признание мира как первоначально сотворённого Богом, а затем развивающегося «по законам физическим и механическим», «под действием сил природы».[259]

Дело в конечном счёте не в смешении авторства. Мысль о божественном генезисе природы и последующем её самостоятельном развитии, вопрос о первом толчке составляли основу метафизического мировоззрения, и ни Ф. А. Голубинский, ни его юный почитатель Чернышевский ни в чём не подрывают ортодоксального богословия. С тем же успехом можно говорить, например, о противоречивости семинарских учебных программ, включающих, помимо специальных церковно-богословских предметов, естественно-научные дисциплины: медицину, геологию, физику и т. д. Ведь объективно эти предметы подрывали сущность богословского образования и незбежно вели к атеизму. Семинаристы же, как правило, атеистами не становились и в своём большинстве оставались верными служителями церкви. Другое дело, что Ф. А. Голубинский принадлежал к объективным философам-идеалистам, и посредством конспектирования его сочинения Чернышевский укреплялся на позициях объективного идеализма. Не случайно в «Очерках гоголевского периода русской литературы» (1856) Чернышевский упомянет Ф. А. Голубинского как заслуживающего уважения профессора, который вместе с некоторыми другими преподавателями духовных академий должен занять «в истории философии у нас такое же место, как и в истории богословия», потому что они пропагандировали достижения немецкой философии, в том числе философии Гегеля (III, 178).[260] В семинарских сочинениях Чернышевского нередко опровергаются утверждения иных философов, будто «душа сама из себя создаёт весь мир внешний, конечный» и будто поэтому мир непознаваем. Однако подобные высказывания, приводимые современным исследователем, нельзя квалифицировать как критику идеалистической философии вообще, поскольку она была, по существу, отрицанием выводов субъективных идеалистов с позиции философии объективного идеализма, приобщение к которой было характерным для Чернышевского в семинарские годы, и делать выводы о зачатках материалистических взглядов в семинарский период представляется действием необоснованным.

Вот, к примеру, исследователь анализирует сочинение «Смерть есть понятие относительное». «Доказательства бессмертия души, – заявляет он, – разумеется, не являлись ни новыми, ни оригинальными. Но утверждение бессмертности тела, которое после смерти человека продолжает существовать в «изменённом, разрозненном виде», безусловно, интересное достижение молодого Чернышевского, контрастирующее с его идеалистическими выводами».[261] В действительности же ничего противоречащего религиозно-философскому воззрению в сочинении не содержится. Смерть есть понятие относительное в том смысле, что всякое состояние любого предмета «может быть названо и жизнью, и смертью, смотря по тому, в каком отношении будем на него взирать». Иными словами, высшее развитие жизни принадлежит существам «чисто духовным», но их жизнь «пред полнотою жизни существа бесконечного» есть, в сущности, смерть. Состояние «существ духовных же, также сознающих себя, но скованных цепями материи» ничтожно (есть смерть) пред жизнью первых, то есть существ «чисто духовных». Природа органическая, лишённая сознания, мертва перед существами, одарёнными сознанием, но она полна жизни в сравнении с природой неорганической, которой в свою очередь уступает «состояние ничтожества». Точно так же, рассуждает автор сочинения, может быть объяснено состояние человека, называемое смертью. Высшая форма жизни для человека – жизнь души, и по сравнению с ней «жизнь наша на земле есть смерть». После смерти человека разрушается тело, а для души это состояние является жизнью, которая переходит лишь в другое состояние. Тело после смерти человека не перестает существовать, части его продолжают свое бытие, «только в другом, разрозненном виде», и это «бытие» есть жизнь. «Нет в мире неотносительной, безусловной смерти; нет в нём и безусловной жизни; и нет её нигде, кроме существа бесконечного» (XIV, 375–376). Пометка учителя на сочинении: «Умно и основательно. Весьма хорошо» (XVI, 715). Как видим снова, рассуждения Чернышевского ни на йоту не переходят рамки традиционной теологии и нигде не контрастируют с идеалистическими выводами. Об этом говорит и отзыв профессора духовной семинарии.