Николай Щеголев - Победное отчаянье. Собрание сочинений

• Название: Победное отчаянье. Собрание сочинений
• Автор: Николай Щеголев
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91763-193-6

Николай Александрович Щеголев (1910-1975) – один из наиболее ярких поэтов восточной ветви русской эмиграции первой волны, активный участник поэтических студий «Молодая Чураевка» (Харбин) и «Пятница» (Шанхай), талантливый критик. Щеголев не заботился о сохранении своего поэтического наследия, а по возвращении в 1947 г. в СССР и вовсе отошел от активной творческой деятельности. Настоящее издание с максимальной на сегодняшний день полнотой представляет творчество Щеголева – стихотворения, прозу и статьи на литературные темы.

---

«Разбросана, раздроблена жизнью…»

Разбросана, раздроблена жизнью
Былая моя чистота.
Но в старости вдруг свежестью брызнет,
И, кажется, не так уж устал,

И жаждой что-то делать, и вызовом
Посверкивают злые глаза,
И снова тянет строки нанизывать
И жить, не озираясь назад.

И вглядываться в зори небесные,
И жизнь перейти не медлительно,
А (Рерих): «Как по струне бездну –
Бережно и стремительно!..»

1954

Ипохондрическое

Страшный натюрморт,
Пахнущий тюрьмой.
Снятся злые сны:
Нету мне весны,
Добрые глаза
Зло по мне скользят…
Милые глаза,
Годы взять нельзя
Назад!..
Всё в себе губя,
Все-таки любя,
Призрачно живу,
Как не наяву.
Есть жена и дом,
Добытый трудом.
Только мне страшна
Сонная тишина.

1954

«Настольной лампы матовая стылость…»

Настольной лампы матовая стылость,
Пригоршни дождика стучат в окно…
Неделя – как со мною ты простилась,
А кажется давно, давно, давно.

Ото всего спасенье есть – работа.
Я от тебя хочу спастись, мой друг,
Работой, невзирая на дремоту,
Работой, невзирая на недуг.

Работой, в лихорадке, в наступленье
На всё, что точит и мельчит меня,
Что ставит перед жизнью на колени,
Гася остатки страсти и огня…

1954

Всё заново!..

Цвет заката какой-то нахальный,
Маслянистый, пятнистый, рябой…
Принимает меня привокзальный,
Оглушающий сразу прибой.

На полу чемоданы расставив,
На один я устало присел…
Сколько разом нарушено правил,
Сколько разом оборвано дел!

Сколько раз разрубаю я путы,
Сколько – жгу за собой корабли!..
Снова жизнь начинаю, как будто
По былому командую: пли.

Хоть не враз уничтожишь былое,
Расстреляешь его хоть не враз,
Всё равно оно станет золою,
Как горящего дома каркас.

Так, да здравствует – пусть невеселых,
Пусть тревожащих дум новизна!..
Так, в апреле на веточках голых
Пробивается зелень-весна…

Снова в путь!.. Я еще ведь не старец.
И хотя пожилой человек,
На покой и застой не позарюсь
И рутине не сдамся вовек.

Ну, так в путь, неизведанный, дальний,
В новый, может, рискованный бой!
Принимай же меня, привокзальный,
Милый
людской прибой!..

1955

Эренбург

Пером своим ямы он вырыл
Для лживых холодных людей.
И нынче ушел он из мира, –
Большой и родной иудей.

Правдив до последнего вздоха,
Готовый на спор и на бунт…
И молод он был, как эпоха,
До самых последних секунд.

Проходят поветрия, моды,
И даль обращается в близь.
А Эренбург резок и молод,
Как люди, как годы, как жизнь!..

1969

«Вот опять капли пота…»

…Вот опять капли пота
Я стираю со лба…
Для кого ж я работал,
Люди, злая толпа?

До чего же вас много,
Тех, кто травит меня
И словцом: «недотрога»,
И словцом: «размазня»,

И словцом: «неудачник»…
Так живу, заклеймен
И спроважен на тачке
На помойку времен.

Постаревший, угрюмый, –
Тих, сутул, как сова, –
Годы, годы я думал
За себя и за вас…

И рожденные мысли,
И прозрения дрожь
Над бровями нависли…
Чем я вам не хорош?

Может, тем, что уставший
И кажусь стариком,
Часто пьяный и сдавший…
Я и вправду таков…

Что ж, пускай нелегко мне
И ни с кем, и нигде, –
Может, кто-нибудь вспомнит
Из грядущих людей…

Через годы и муки,
Через воды-огни,
Лю-уди, к вам свои руки
Я тяну: вот они!

Чтобы стихли вы сразу
И промолвили:
«Ша!

Вот он – руки и разум,
И душа,
и душа!»

1971

«Как тебя я увидел во сне…»

Как тебя я увидел во сне
На мгновенье живую, былую,
Затеплилося сердце во мне,
И казалось: тебя я целую.

Ты была нестерпимо близка,
Так, что сердце срывалось с причала…
А потом ты ушла, и тоска
Снова день мой и сон омрачала…

Я проснулся. Опять – как в аду –
Склоки, сплетни, интриги и шашни.
И бреду я у всех на виду,
Невеселый, как сон мой вчерашний.

1973

У своего же огня

В юности, – застенчивый, дикий, –
Гением себя возомня,
Чтением себя пламеня, –
Помню, зарывался я в книги –
Грелся у чужого огня.

После, став немного постарше,
Сам решил я книги писать…
Годы всё писал, но, уставши,
Сдался, перестал и дерзать.

Но черновики и наброски
Всё я для чего-то храню.
Слипшейся бумаги полоски
Жалко предавать мне огню.

Это же осколочки мира,
Жившего с рожденья со мной…
Седенького папы-кассира
Видится мне облик родной.

Первая любовь моя Муся
Видится, – серьезна, светла…
Помнится, за что ни возьмусь я,
Вкладываю душу дотла…

Вдруг из давней давности вести
Старенький сулит мне блокнот:
Память о погибшей невесте
В буквах полустертых встает, –

Ира. Умерла от угара…
Вспомнили блокнота листки
Глаз ее зеленые чары,
Золота волос завитки…

Годы то влачились, то мчались,
Били по моему кораблю…
Но я о себе не печалюсь,
И не о себе я скорблю, –

Жалко мне людей, что так бледно,
Робко поживут и уйдут…
Всё же они шли не бесследно,
Всё же они чуточку тут!

Вытянусь пред ними в салюте, –
Весь я, кровяной и земной…
Пусть, пока живу, эти люди
Будут нерасстанно со мной.

Давнее пусть кажется близким,
Жгучим и живым для меня!..
Старые
перебираю
записки –
греюсь
у своего же
огня…

1974

«…»

Равняясь по самым высоким вершинам,
Тщедушен и мал, –
Давно нелюбимым Поэзии сыном
Под старость я стал.

Она предо мною захлопнула двери:
«Куда уж тебе, комару!..»
Но я остаюсь ей, Поэзии, верен
И с этим умру!..

1974

Недатированное

Заговор

Объединяются весна с луной
И на меня напасть приготовляются,
Шушукаются, рыщут надо мной,
Шушукаются, рыщут, ухищряются.

Угроза новой затяжной любви…
Ах, не попасть бы из огня да в полымя.
Борюсь с собой, держу глаза, как Вий,
Прикрытыми ресницами тяжелыми.

Стихи читаю вслух и про себя,
Ритм создаю холодный, острый,
бритвенный,
И рифмы обличительно скрипят…
Я – как монах, настроенный молитвенно.

Напрасный труд… Весна с луной
сильней
Моих словес холодной окрыленности, –
Стихи становятся острей, больней,
Но даже им не одолеть влюбленности.

Осеннее

Сутки сплошь, то густой, то пореже
Сыплет дождик. Я болен: знобит.
И глаза мне особенно режет
Мир мой малый, убогий мой быт.

В окнах плещутся струи косые.
А за окнами, сизо-мутна,
И по-древнему как-то Россия
Приуныла, как будто больна.

Мысли вялы, робки, словно вата.
Давит на сердце каждый пустяк.
Ничего-то на свете не свято.
Как у мало знакомых в гостях,
Тесновато…

Хулиган бы, по умственной лени,
Грянул матом бы, как обухом.
У меня ж, у поэта, стремленье
Грянуть злым и тяжелым стихом.

Как мне выйти из жизни рутинной?
Заплутался я в ней, как в лесу…
Как давно я свой подвиг старинный,
Тайный труд свой над словом несу.

Невеселое, нудное бремя,
Как намокшее в осень пальто,
Никаких не сулящее премий…
Всё не то, всё не то, всё не то!..

Всё вопросом преследует черствым:
Не напрасно ль живу, устаю?..
Нет, я верю в победу упорства,
В стойкость верю. На этом стою!..

Дождик зелень дерев ополощет.
Выйдет солнце, приветно лучась.
И покажется шире жилплощадь.
И вся жизнь – и просторней, и проще,
И гораздо светлей, чем сейчас.

«Стрясется же такое с человеком…»

Стрясется же такое с человеком:

Затор, тупик, отсутствие огня,

Стремление идти не вровень с веком, –

Плестись за ним!.. Так было у меня…

Явилась ты, глазастая, простая

(Глаза – то зарево, то водоем!),

И музыка, что за сердце хватает,

Мне прозвучала в голосе твоем.

Хотел я сердце охладить, но где там

Уйти от этой страстной простоты,

Такой советской! – да! – по всем приметам?..

Скажи, что делать мне на свете этом,

Чтоб никогда не горевала ты?

…А я ведь было до того дошел,

Что выбился из творческого строю.