Александр Козин - Найденные во времени

• Название: Найденные во времени
• Автор: Александр Козин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906817-97-6

Автор романа А. Козин тонко и многогранно показал мистическое слияние прошлого и настоящего. Становление как христианина, древнерусского воина IV века от Р.Х. Алексы и современного поэта, журналиста Александра в 80-х годах ХХ столетия – воцерковление одной личности. Да и все герои романа, живущие в современной Александру Москве, живут одновременно и в далеком прошлом… Их падения и подвиги, казалось бы, различны по своей сути… Но это – только на первый взгляд. Время в романе легко смещается и в ту, и в другую сторону. Потому что духовные события видимым образом совершаются в Вечности, где нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего.

---

– А что стало с тем, кто крикнул? – спросил я.

– То, что стукачество в армии распространено, ты на своей шкуре познал… А того офицера, призвавшего Бога на помощь, долго «таскали» в политотдел, в особый отдел, а потом уволили из армии как поврежденного рассудком. Я задумался было тогда. В отпуске взял у тещи Евангелие, пробовал почитать. Трудное это дело. Но более всего меня разочаровало, что зачем-то всегда надо плакать. А еще я подумал, что эта религия – религия запретов. В определенные дни не ешь. Этого не делай, того… А жить-то тогда зачем. И еще – не мужская это религия. «Не убий»… А как же Родину защищать? Да и много других непонятностей. Но с другой стороны, заметь, в моральном кодексе строителя коммунизма есть все нравственные принципы христианства… И нет этой слезливости, самоуничижения, отказа от радостей жизни. Наоборот, человек – это звучит гордо!

– Ой, папа, не смеши! Взяты-то они взяты, а как исполняются? С трибун от простых людей требуют их исполнения. А те, кто требует, исполняет ли? Да сам знаешь и про полковника Беду, и про других начальников и руководителей. Нравственные принципы. Да этот «нравственник», начальник политотдела, коммунист и воспитатель коммунистов Беда ни одной юбки мимо себя не пропустил. Особенно любил жен молодых офицеров! Будто не знаешь… – возразил горячо я.

– До тридцати лет ты дожил, а сдерживать эмоций не научился. Я же не утверждаю категорично, а рассуждаю! – примиряющее обнял меня отец за плечо. – Докажи мне обратное моим рассуждениям. А потом, то, чем ты аргументируешь, наверное, было во все времена. А если б иначе – то на земле бы начался такой общественно-политический строй, который у христиан называется раем…

– Вот вы где! – услышали мы голос матери. – А между прочим, обед уже готов. Мы с Алиной заждались.

Мать стояла шагах в десяти на тропинке.

– Я опять спину сорвал, – сказал отец, с трудом поднимаясь с бревен…

– Ты подталкивай шестом, а мы с Сашей потянем, – скомандовала она. – И на сегодня хватит тебе работать.

Мы с матерью впряглись и потащили. Она ворчала на отца:

– Вот, другие полковники солдат привозят на все тяжелые работы, а ты – все сам да сам! Пожалел бы себя и нас заодно. Давно пора пожить для себя…

Я вдруг поймал себя на мысли, что отец никогда не использовал солдат ни при одном из многочисленных переездов к новому месту службы – для погрузки и разгрузки мебели и других вещей, ни при строительстве дачи…

Обед был обильным! На столе красовались мой любимый салат с печенью трески, харчо с большими кусками баранины, запеченная в духовке курица, жареная картошка, колбаса, сыр и литровая банка домашнего черносмородинного вина прошлогоднего урожая. Так готовить умела только моя мать!

– Мама, – спросил я, обгладывая бараний позвонок, – а где мой крестильный крест?

Мать бросила быстрый взгляд на отца, но тот занимался своей порцией баранины, глядя в тарелку.

– А почему ты спрашиваешь об этом? Тебе мало было неприятностей в армии?! – ответила вопросом мать.

– Да так, просто интересно, – сделал я безразличное лицо.

– Не помню, где, – также деланно безразлично ответила мать. – После обеда отдохните часик. А потом ты, Саша, смени хотя бы пару столбов у забора. Если хочешь, мы с Алиной поможем тебе. А отец пусть отдохнет. – И обернулась к отцу. – Хочешь, я разотру мазью поясницу?

– Чего там помогать?! Сам справлюсь, – ответил я, и обед продолжался, как смеялся отец, «в теплой дружественной обстановке».

Я пол часика повалялся в гамаке. Отец устроился с книжкой под тенью сливы в раскладном кресле. Потом я счищал кору с осин, пилил их под один размер, коловоротом крутил под них дырки в земле. Отец несколько раз порывался помочь мне, но бдительность матери останавливала его. Я закончил работу уже в сумерках. Принял в душ в кабинке, придуманной отцом: на четырех металлических трубах выше человеческого роста устанавливался выкрашенный в черный цвет бак, в который из колодца поступала вода, довольно нагревавшаяся за день, а по периметру, вокруг трубок натягивалась плотная непрозрачная полиэтиленовая занавеска. Все соседи ходили к нам перенимать опыт и монтировали у себя на участках такие же душевые кабины.

Ужин под сливой был не менее обильным, чем обед. Мать планировала работы на следующий день, распределяя задание каждому. И вдруг сказала, обращаясь к нам с отцом:

– А может быть, встанете на зорьке да на пруд сходите, искупаетесь, рыбки на уху к обеду наловите? Ратаны – такие сладкие!

– А что, давай, пап? – спросил я.

– Ну… если я встану, и если спина пройдет, – раздумывал отец, – можно и сходить. Тогда давай-ка, пораньше ложись. А то ты сегодня весь день работал, а до этого, сам говорил, двое суток из трансформаторной не вылезал.

Я был не против. Глаза после сытного, многоблюдового ужина действительно слипались. Пожелав всем спокойной ночи, я отправился в свою комнатку на втором этаже.

– В доме не кури! – крикнула вслед мать. – Пожар устроишь!

Я улегся, накрылся махровой простыней, но сон не приходил. Посмотрел на окно: оно было распахнуто, только затянуто марлей – от комаров. Все равно душно… И вдруг подумалось, что все эти три дня я даже не вспоминал про Силыча… А между тем под окном, на скамеечке, очевидно считая, что я сплю, родители завели разговор. Как бы я ни хотел, я не мог не услышать.

– Что это он про крест заговорил? – встревоженно, на повышенно-раздраженных тонах, но почти шепотом, заговорила мать.

– У них там рабочего убило, а Саша на нем увидел крест, – отвечал отец. – Потом, говорит, ему вроде как приведением явился этот рабочий.

– Ну вот! Этого только не хватало! Бедный мальчик! Ведь если он поверит, увлечется, опять вляпается в какие-нибудь неприятности. Он же такой прямой, открытый, доверчивый…

– Да что ты говоришь?! Какие неприятности?! Сейчас же не Ленин, не Сталин, не Хрущев… Брежнев-то церкви не притесняет, – рассуждал отец.

– Брежнев, Брежнев… А кто после него будет?! Вдруг опять тридцать седьмой… А Сталина ты не тронь! Вспомни, как после войны уже через год карточки отменили. А кто во время войны церкви открыл, кто священников из тюрем да лагерей выпустил? Святые мощи вернул?! Это Хрущ-поганец пообещал, что к 80-му году последнего попа в клетке в зоопарке показывать будут.

– А ты сама-то слышала это?

– Слышала.

– А я не слышал… И вообще, что ты вздыбилась?

– Говорю же, мальчика жалко! Не дай Бог, увлечется этим…

– Мальчику уже тридцать лет. Не слишком ли мы его опекали и опекаем?!

– Опекаем? А кто его в военное училище отпустил? Кто говорил: «Пусть попробует»?

– Попробовала бы не отпустить…

– Папа, мама, что вы так расшумелись? Спать мешаете, – послышался голос сестры Алины.

– А ты спи и не слушай, – ответила мать. И громким шепотом добавила, – женщину бы ему найти!

– Что ты мелешь?! Сам найдет. Не маленький.

– Нашел уже одну…

– Ну, ты опять за свое. Подумаешь, не получилось. Развелись… Андрейку жалко. Такой ребенок! – в голосе отца звенела горечь.

– Ладно, – уже мягче сказала мать, – пойдем спать. Вы ведь завтра рано утром на рыбалку собрались. Молоко и сладкие пирожки в холодильнике. Не забудьте позавтракать. Да возвращайтесь не позднее девяти. Ему же завтра вечером – в Москву.

Все стихло. Я на цыпочках спустился по лестнице и вышел из дома. Закурил. Из комнаты родителей доносился их непрерывающийся шепот. Значит, меня не услышали… Я сидел на лавочке и глядел в небо. Галактики… Мегагалактики… Вселенная… Звезды… Их взрывы… Взрывы на солнце… Какие-то обрывочные мысли из «Основ астрономии» и «Космических ракетных комплексов»… Миллионы, миллиарды лет все это существует… Стоп! Но ведь даже марксистско-ленинская философия утверждает: «Ничто не возникает из ничего и не исчезает бесследно». Из чего же тогда возникли звезды? Вот эта лавочка, на которой я сижу, была семенем, выросшим в дерево, и семя – от дерева… И еще, и еще миллионы раз… А из чего возникло первое, самое первое на земле семя? И если его органика возникла из неорганики, то почему сейчас этого не происходит. Почему со времени превращения обезьяны в человека – а это миллионы лет по Дарвину – больше ни одна обезьяна не стала человеком? И неорганика сама собой не превращается в органику семени дерева, цветка? Что-то здесь не сходится…

– О чем задумался, детина? – рядом со мной стояла мать.

– Да вот, вышел покурить… Заснул, было, но проснулся от голоса Алины, – соврал я.

– Вы с отцом полуночники! А ведь завтра – на рыбалку. Иди-ка ложись, закрой глаза и представь что-нибудь хорошее. Ромашковую поляну, например. Ты переутомился, вот и заснуть не можешь. А сон – это здоровье! Может быть, тебе валерианочки дать?

Я мотнул головой, еще раз пожелал доброй ночи и быстро поднялся к себе. Юркнул под простыню и мгновенно заснул. Во сне я пилил осины, коловоротил ямы под столбы… Но когда, открыв глаза, увидел подходившего ко мне отца, понял, что выспался. На пруду, после купания, мы таскали мелких ротанов одного за другим, и я попробовал возобновить вчерашний разговор. Но даже мои вчерашние мысли при взгляде на звезды не подействовали на отца. Он либо отшучивался, либо ловко переводил разговор на другую тему. Наконец, он взглянул на часы и сказал: