Владимир Киреев - Вот и управились к празднику (сборник)

• Название: Вот и управились к празднику (сборник)
• Автор: Владимир Киреев
• Жанр: Русское современное
• Год: 2006

Первая книга Владимира Киреева «Возвращение к себе» вышла в свет в 1999 году. В новую книгу «Вот и управились к празднику» включены повесть «Поверь в себя», рассказы и очерки, написанные в последние годы.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

– Помню, – кивнул Алексей.

– Так вот, на выпасах лошадей колхозных тьма пасется. Коров в коровники закрыли, а лошади все в лесу возле деревни. Есть хорошая возможность заработать. Угоним пару лошадей и загоним их цыганам. Им лошади зачем-то нужны и деньги, главное, сразу отдают. Два дня потратим, ну три. И зиму можно сидеть, не работать.

– Не влетим?

– Да нет. Кто их там считает? Пока хватятся, мы уже здесь будем.

Как ни пыталась Наталья услышать, о чем там мужики шепчутся, так ничего и не удалось узнать.

– Ну что, чайку попьем? – спросил гостя Алексей.

– Да нет, некогда, домой пойду, а то мать потеряет. Ну ладно. До свидания. Подскакивай завтра, еще поговорим поподробнее.

– О чем это вы шептались? – обиделась Наталья. – Секреты какие-то от жены.

– Дело есть одно. Провернем, деньги будут, и жизнь другая пойдет.

– Ну-ну, держи карман шире.

Весь следующий день ушел на подготовку. Собирали харчи в дорогу, одежду. Самым кропотливым делом было плетение уздечек. Ведь коня не только поймать, на него узду надеть надо и без седла ехать или вести его в поводу.

С уздечками провозились до темна, плели из тонких капроновых многослойных ниток, чтобы крепче были.

– Слушай, Генка! Давай через день мотанем, а то мне капусту рубить надо. Наталья ругается, заморозки поджимают.

– Ты пойми, дурья твоя башка, время упустим, – возмутился приятель.

– Ладно, я к тестю сбегаю. Его попрошу.

По улице залаяли собаки, и по мере того, как они лаяли, можно было определить, куда движется человек.

Сейчас он шел в сторону дома Михаила. Кажется, прошел дальше. Нет, завернул.

Шаги все ближе. Вот уже у ворот. Степенный стук в калитку.

Михаил помедлил, не желая отворять. Но вот шаги удалились. Послышался легкий стук в окно. И до слуха донесся голос Алексея:

– Дядь Миш, отвори!

«Леха заявился, с чего это на ночь глядя», – подумал Михаил.

– Заходи. Случилось что?

– Да нет. Поговорить пришел.

– Пошли в дом.

– Нет, папа, лучше здесь, чтоб теща не слышала. Короче, я завтра утром с Генкой на электричку и через два дня обратно.

– Этот Генка тебя до добра не доведет. Уголовщину какую-нибудь задумали?

– Ну, куда тебя понесло? Тише, не шуми. Наташка дома тоже ругается. Сейчас вот сделаю дело, и зиму никуда, дома буду сидеть, с тобой на охоту ездить. У меня просьба есть, что я пришел. Ты помоги завтра Наташке капусту срубить. Я-то не смогу, уеду рано.

– Ох, не нравятся мне твои дела. Ну, да уж ладно, что теперь. Срублю, там капусты кот наплакал.

– Я ей то же самое говорю, а она кипишь поднимает.

– Ну ладно, дуй домой, а то завтра рано на электричку.

Оставшись один, Михаил задумался:

«Зять вроде ничего, непьющий попался. Только мечется из стороны в сторону, никак с делом своим не определится. А забота у нас одна – как прокормиться, сберечь свой дом, сохранить детей, внуков, одеть-обуть их на скудную зарплату. Да о себе не забывать. И еще не дай Бог почувствовать свою заброшенность, свое осиротелое одиночество, тогда все, кранты, сопьешься и не остановишься».

Алексей сидел у окна электрички, держа на коленях небольшой потертый рюкзак и задумчиво глядел на мелькающие полустанки, голые деревья, черную, разбухшую от грязи пашню. Темно-серые стволы лиственниц поднимались в небо кудрявыми вершинами. Березы, как белые пятна на серо-рыжем фоне, подчеркивали пустоту и неприветливость природы.

Генка сидел напротив. Народу было много, и почти все места были заняты.

«Куда едут люди? – думал Алексей. – Ладно, мы на дело. А они? Грибов нет, ягоды отошли, картошку выкопали. Сиди себе дома, грейся у печки. Так нет, надо все рано куда-то ехать. В гости? До праздников далеко еще. А может все, как мы, киселя хлебать за семь верст отправились?»

Остался позади мир забот, остались близкие ему люди: мать, жена, сын, тесть, теща. Остались и ждут его, когда он вернется из своей командировки. Они такие разные со своими привычками и эмоциями, но в какой-то момент ставшие родными и так необходимыми ему.

Кто-то осторожно коснулся его плеча. Он повернул голову влево, поднял глаза и увидел перед собой напряженный взгляд контролера.

– Билетики.

Алексей стукнул ногой по ботинку дремавшего Генки.

Глаза его открылись и быстро забегали по вагону, пока не встретились с глазами Алексея.

– Билеты покажи.

– А-а! Сейчас.

Поднимаясь, он уронил свой мешок на Алексея, но не обращал на это никакого внимания, судорожно шаря по карманам брюк. Наконец успокоился. Достал билеты и отдал контролеру. Прежде чем пробить билеты, контролер – немолодая высокая женщина – пристально посмотрела на обоих, как бы изучая их.

Алексей содрогнулся: «Вот тетка смотрит, как в душу глядит, как будто знает, куда и зачем едем».

Но тетка, щелкнув компостером, вернула билеты, безразлично бросив:

– Билетики, приготовим, билетики.

От полустанка, где они вышли из электрички, пришлось около трех километров добираться пешком по раскисшей от грязи полевой дороге. Вокруг, по всему пространству лежали убранные, но не вспаханные желтые поля с многочисленными кучами соломы, оставшейся, после комбайнов.

– Убрать-то убрали, – заметил Генка, – а вспахать сил не хватило.

– Может, времени, – возразил Алексей.

– Да почему времени? Сейчас что, пахать нельзя? Сколько угодно, земля не стылая. Горючки нет в колхозах. Ни солярки, ни бензина. Цены взвинтили такие, что колхозникам, чтобы рассчитаться за топливо, надо весь урожай отдать. Да о чем я говорю, и этого не хватит, в долги опять весной залезать придется. Я в институте когда учился, картошку каждую осень копали и на практике не раз бывал. Тяжело сейчас в деревне, очень тяжело. Если так будет продолжаться, то годика через два рухнут последние хозяйства.

– В частные руки перейдет колхозная собственность. По мелким подворьям. Частники будут страну кормить, – возразил Алексей.

– Да, да, – захохотал во весь рот Генка. – Фермеры уже накормили, теперь и частники накормят. У тетки, когда был, ну та, к которой идем, вернее, не к ней, а в ее деревню. Так что там делается! Пьют, сволочи. Убирать надо, уборка один месяц в году. Хоть бы потерпели, нет, пьют, комбайны стоят. Управляющий бегал, кричал, матерился. Не понимают. К вечеру, видимо, чтобы с ума не сойти, сам напился. Вот так и убирали, а ты хотел, чтобы еще вспахать успели.

– Да я не про то, – оправдывался Алексей, – Все равно нужно жить с надеждой. Россия жила и будет жить на вере и правде. На патриотизме, в конце концов.

– Тихо ты, не ори, – одернул его Генка, – Патриотизм для наших правителей, которых мы, к несчастью, сами и выбрали, это слово из числа матерных. А ты материшься на всю округу без стыда и совести. Я понимаю, что православие, самодержавие и, не помню, по-моему, народность – все стояло на вере, верой и держалось. От того, в каком состоянии пребывает сегодня наша вера, зависит и состояние, в котором пребывает наше дорогое отечество.

Уже зима наступает, а у наших селян, живущих вон в той, показавшейся вдали замечательной деревушки, в некоторых домах и полена дров не заготовлено. Чем прикажете топиться? Заборами, полами, у соседей дрова приватизировать? Вот уж действительно в лесу и без дров. Парадокс!

– На наше счастье история России сплошь состоит из парадоксов, – задумчиво сказал Алексей, – и даже в том, что мы, красиво рассуждая о любви к земле и людям, идем воровать лошадей, тем самым, внося маленькую долю в разорение хозяйства – есть самый настоящий парадокс.

Их беседа на этом прервалась, и дальше они шли молча, каждый со своими мыслями.

До темноты в неприятном ожидании отсидели в воловне за деревней. Пахучее свежее сено пьянило голову, хотелось есть, но курить еще больше.

Не торопясь, перекусили, но курить не отважились. Любая маленькая искорка могла наделать большую беду.

– Слышь, – толкнув приятеля в бок, прошептал Алексей, – быки пасутся, а коней не видно.

– Бык – это хорошо, но его далеко не угонишь, – отвечал Генка. – Лошадь – совсем другое дело. Нас еще увезет. Там они, за тем леском.

В сумерках подошли к лошадям, огляделись. Вокруг было тихо, только лошади хрупали пожухлую траву.

Подойдя к молодой кобыле, Генка быстро накинул узду и зашипел на рядом стоящего в нерешительности Алексея:

– Чего стоишь, хватай вон ту, она же на тебя сама смотрит.

Алексей вздрогнул и бросился к первому попавшемуся коню, не разбирая, кто это, жеребец или кобыла, да и не все ли равно ему.

Конь шарахнулся от него в сторону. Алексей забежал спереди и попробовал одеть уздечку. Конь мотнул головой и снова отскочил на двух передних спутанных ногах, гремя подвешенным колокольчиком.

– Брось его, – громко зашипел подбежавший Генка, – Пошли вон того ловить, а то всю деревню поднимет своим звоном.

Он уже изловил коня и привязал его неподалеку к березе.

Накинули узду на какую-то старую клячу, которая выпучила на них свои большие круглые глаза и даже не пошевелилась, а только, хлопая ушами, позволила надеть узду. Ни пут, ни колокольчика на ней не было, да и зачем, куда она денется.