Максим Стрежный - Главный инстинкт (сборник)

• Название: Главный инстинкт (сборник)
• Автор: Максим Стрежный
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00098-021-7

Фантастическая повесть «Главный инстинкт» задает парадоксальные и провокационные вопросы: завершена ли эволюция человека? Возможно ли идеальное общество без изменения природы человека? Обустроенный 22-й век, научная экспедиция на далекой планете, где героев мучают те же проблемы, что и наших современников. Но неожиданное открытие резко меняет все нормы и правила.

Рассказы весьма разнообразны: от мистического триллера до юмористической истории. Но их объединяет вера в человека, в силу его светлых сторон, в необходимость деятельной и доброй – пусть и непростой – жизни.

---

– И так можно общаться на значительно более дальние расстояния, чем, например, мы с вами, а? – спросила Арцимович.

– Вероятно, да… Впрочем, мне всегда больше нравились общения на расстояниях близких, – не унимался Лоусон.

«Инженер-информационщик? Образцовый семьянин и большой оригинал, интересующийся своим делом, женщинами и выпивкой. А во время отпусков гоняющий верхом на казахском скакуне в каком-нибудь историческом клубе. Или на мотоцикле по старым черным дорогам».

– А верхом вы умеете ездить?

– Пробовал… Но меня не всякая кобылка выдерживает.

– Слушайте, Лоусон… – начала Арцимович.

– О! У меня сигнал! – воскликнул тот. – Наконец-то! Я уж думал, вы меня в такое идиллическое место с какой-то другой целью заманили, а хомяков выбрали как предлог… Приближается к нам… вот оттуда!

Лоусон махнул куда-то за противоположный берег реки. Доктор посмотрела. Но там не было видно никакого движения. Алая степь уходила к самому горизонту. Бурым пятном на фоне бледного неба выделялась одинокая скособоченная гора.

– А откуда вы про хомяка узнали? – спросила Арцимович.

– Ловкость рук! – усмехнулся Лоусон. – На самом деле я через ваш планшет к Системе подключен…

– Да? Не знала, что так можно.

– А он просто залочен у вас был, а я получил доступ к руту.

Лоусон повернул голову, демонстрируя чеканный профиль.

«Ну конечно, доступ к руту – теперь то все понятно…»

Арцимович наконец увидела хомяка. Он летел неторопливо, тяжеловато и издалека был похож на обычную ворону. И лишь над рекой хомяк, будто бы спохватившись, закрутился, забился, затанцевал в небе, с каждой фигурой оказываясь все ближе и ближе.

– Редкий хомяк долетит спокойно до середины водоема РД20-12, – прокомментировал Лоусон.

– Название тоже из Системы достали?

– Вовсе нет, у меня здесь, – Лоусон постучал себя по прямому лбу, – локальный кэш на все архивы Экспедиции. И еще часть Вики поместилась.

Он гордился своим имплантом. А может быть, и лбом. Арцимович откинулась в шезлонге.

А хомяк тем временем сделал круг над пляжем, ринулся к столику и аккуратно вписался между чайником, пиалами и блюдцем с золотистыми казахскими баурсаками. Вполне, видимо, довольный произведенным эффектом, зверек продемонстрировал одному и другому зрителю пару отличных кожистых крыльев, поросших желто-коричневой щетинкой, и улегся, уронив голову на пиалу доктора. Пиала перевернулась, напуганный хомяк взметнулся в воздух. Сотворенная из пролитого чая амеба пустила по столу блестящие щупальца, нащупала край и, перевалив его, с журчащим звуком принялась уходить в песок.

– Хомяк был пьян… – пробормотал Лоусон. – Погодите, а ведь он нам тут кое-что оставил!

– Вам прибирать.

– Да нет… Слушайте, тут целая пьеса получается! Радиопьеса. Темпераментные, однако, создания, я как-то даже и не ожидал… Боюсь только, частоты семплирования у меня не хватило.

– И что там получается? – Арцимович смотрела на инженера, который, добавив к своему профилю хищную улыбку, уставился в пространство перед собой, держа в одной руке пиалу, а пальцами другой совершая быстрые и вроде бы совершенно бессистемные движения, заставляющие Арцимович вспомнить о кульбитах хомяка.

– Ну и что там?

– Тут довольно много… за полсекунды. Хм… не могут же они несущую использовать… Или это у них полезный такой?.. Как вы думаете, он еще вернется? – Лоусон повернулся к Арцимович. Она отметила это особое и давно уже не наблюдаемое ею преображение глаз, когда взгляд Лоусона перешел с изображений импланта на ее лицо. Будто Лоусон до этого дремал с открытыми глазами, а теперь проснулся. Или был без сознания и неожиданно пришел в себя.

– Давайте подождем, – сказала Арцимович.

Лоусон выбрал на столике место посуше и поставил туда свою чашку. Потом взял салфетку и принялся наводить порядок.

– С баурсаками и пиалами мы с вами разобрались… – сказала Арцимович, – а в чем заключаются остальные правила чаепития по-казахски?

– Правил на самом деле много. Но для себя я выделяю следующие три. Можно даже опустить пиалы и баурсаки… Нулевое: чаю должно быть много. Первое: чай следует пить не спеша, – Лоусон ловким движением извлек из ящика чистую пиалу и наклонил над ней чайник.

– А второе, которое, на самом деле третье?

– Чай следует пить непременно в хорошей компании! Ваше здоровье!

– А вот и наш гость. Давайте-ка немного расчистим ему посадочную площадку.

Однако на этот раз хомяк решил не рисковать со столиком и мягко упал на колени Арцимович.

– А что, вполне себе смышленые создания, – глубокомысленно заметил инженер.

Хомяк не стал утаптывать оказавшуюся под ним поверхность, как это делают кошки, не стал и хвастаться размахом крыльев, он подобрал под себя толстые лапки и зажмурился, на этот раз предусмотрительно не опуская голову.

– Внимание, – прищурившись, прошептал Лоусон, – отлично! И еще разок. И еще!

Арцимович не удержалась и провела рукой по приятной шелковистой шерстке. Хомяк открыл глаза. Лоусон шевельнул пальцами, и хомяка тут же смело с ее колен. Она даже не успела заметить, в каком направлении он исчез.

– Вы что сделали?

– Ну… отправил ему обратно то, что только что от него принял. Просто интересно стало. Кажется, собственные песни ему не понравились… Правда, у меня ощущение, что частоты не хватило… Сигнал, вероятно, вышел лохматым… Я бы показал на планшете, но это не очень интересно будет. Вроде ваших кардиограмм… Только непонятно, с какого органа, и непонятно, как он на самом деле должен работать… А что, если они умнички, вроде дельфинов?.. Ежели нам его по Зипфу? Данных маловато… Это не выборка, а недоразумение. По Зипфу ерунда получается. Наклончик-то ма-а-ахонький… Нет, с таким наклоном нам в дельфины… С таким наклоном мы еще до… Нет, маловато данных. А если по Матису? А до Матиса нам данных и вовсе… Куда нам до Матиса? Нам до Матиса еще регистрировать и регистрировать…

– А модулируется – пилообразненько? – спросила доктор.

– Что? Как это? – было очень похоже, что Лоусон сейчас, вынырнув из своих мыслей и обнаружив рядом с собой Арцимович, приятно удивился.

– Нет, совсем не модулируется. То есть чем-то оно модулируется, но, по Зипфу, это не язык. Впрочем, что с трех записей скажешь? Однако мы с вами будто бы о чаепитиях говорили! На двадцати, что ли, попробовать… чтобы уже наверняка! А, доктор?

Арцимович вот уже несколько минут любовалась инженером.

«Вот вам, доктор, еще один образец Человека Увлеченного. Глаза у него пылают, руки у него в движении, а сердце всему этому помогает. Впитывайте, доктор, не за этим ли вы в Экспедиции? Вспоминайте. Не такой ли вы были лет семь назад? Человек Увлеченный всегда бодр. Человек Увлеченный всегда весел. Человеку Увлеченному никогда не скучно, и для него нет ни тяжелых условий работы, ни пустоты черных вечеров. Есть только любимое Дело – и бескрайний мир этого Дела, в котором еще столько, столько неизвестного, нерешенного, неисправленного, но, безусловно, поддающегося и исследованию, и исправлению… Впитывайте, доктор, ведь вам уютно только с такими людьми, а сами вы уже давно не такая…»

– Лоусон, а вам никогда не хотелось последовать примеру шефа? Вы инженер, в частных структурах могли бы зарабатывать гораздо больше.

– Выбрать свободу? Нет. Я доволен и местным кормом. Работа разнообразная, с начальством можно договориться. Да и вечерами свободное время остается.

– А вас не смущает то, что вы давно и активно трудитесь на ведомство гражданина Шафранова?

– Ну а почему это должно меня смущать? Вы тоже трудитесь на это ведомство.

– А я могла бы вам ответить, что никаких новых продуктов не создаю, новых знаний не добываю, а, совсем напротив, слежу, чтобы в своих экспериментах героические исследователи не нанесли себе вреда, и иногда их даже ограничиваю.

– Могу ответить вам, что я как информационщик тоже не добываю никаких новых знаний и не создаю продуктов, а всего лишь помогаю физикам чуть быстрее отвечать на интересующие их вопросы.

– Ответив на которые, физики смогут собрать для гражданина Шафранова боевой каппа-излучатель, а?

– Во-первых, что в этом плохого? Раз собирают боевой, значит, он кому-нибудь нужен! А во-вторых, я все равно не ощущаю особой разницы между нами. И вы, и я участвуем в одном и том же процессе. Как любит повторять один мой коллега: мы все делаем одно большое общее дело.

Арцимович отпила из чаши.

«Можете спорить сколько угодно, доктор, но в главном он прав – все вы делаете одно и то же большое общее дело… И каждый из вас всего лишь деталь механизма – более или менее прочная, более или менее грязная, более или менее стертая. И чем дольше каждый из вас работает, тем больше притирается и пачкается. Не меняется только механизм – бездушный и не знающий сбоев колосс. А еще, наверное, Лоусон мог добавить третий пункт: до тех пор, пока ему дают заниматься интересным делом и кормить этим семью, он может позволить себе не копать столь глубоко. Скромная обывательская позиция. Это ведь вам, доктор, непременно нужно, чтобы дело ваше было не только интересным, но и имело смысл и вообще было самым нужным, самым главным… А что если любое сделанное с душой и искренним интересом дело не может быть бесполезным и тем более послужить злу? Если бы, доктор, если бы… Так или иначе, для вас, уже осознавшей холодность и упрямство механизма, частью которого вы являетесь, возвратиться в стадию Человека Увлеченного теперь невозможно. Это ведь дар, это спасение – быть Человеком Увлеченным…»