Иван Воронежский - Ветры судьбы

• Название: Ветры судьбы
• Автор: Иван Воронежский
• Жанр: Альтернативная история

Когда-то вместо обещанных улучшений в результате шоковой терапии и ускорения мы потеряли уникальную страну в большой афере, был ограблен её теперь уже поредевший народ, Прошло уже более двадцати лет «преобразований», и сжимается в комок мое сердце при виде разрушенных фабрик и заводов, заросших бурьяном полей, наспех демонтируемых животноводческих комплексов и птицеферм. Мы давно забыли, как может быть интересна судьба простого человека, прошедшего мясорубку нашей истории.

---

– За хлеб мы выпьемо, когда с божьей помощью соберем урожай. А зараз пропоную за соль, – и, осушивши до дна свой огромных размеров стакан, Захар правой рукой разгладил свои седые длинные усы.

Когда, уже изрядно поднабравшись, мужики стали состязаться меж собой, кто своим задом разобьет прошлогоднюю тыкву, а молодежь, уставшая от гопака, затянула «Ничь яка мисячна…», Ефросинья украдкой пробралась в угол двора и прыгнула через плетень.

По улице на край села, а там по тропинке через панский садок ноги несли её, как будто над землей. Луна освещала ей путь, а звезды указывали дорогу. Скорей, скорей на встречу к любимому.

Заслышав шелест, уже заждавшийся Василий поспешил к ней навстречу с распростертыми руками.

– Здравствуй, люба моя.

– Здравствуй, Василек мой. Я так скучала за тобой, так скучала, – задыхаясь от волнения, отвечала Ефросинья.

– А я! А я… Я просто места себе не находил. Где ты и как ты.

Сердце, казалось, выпрыгнет из груди, когда горячие и нежные губы Василия целовали её щеки, плечи и шею. «Неужели он действительно так любит меня», – думала она. От крепкого объятия на мгновение стало трудно дышать.

– Ой, не так сильно, Василек, а то удушишь, – взмолилась она и почувствовала, как, прослабив давление, нежные кисти переместились на талию.

Когда губы слились с губами любимого, сквозь туманное сознание она почувствовала, как правая Васина кисть опустилась на ягодицы. Как давно она уже мечтала про все это, купаясь по воскресеньям в кадушке и представляя, что это Васины руки моют ее. Как она хотела сейчас слиться с любимым воедино. Но, преодолев чувства, она подпрыгнула и вырывалась из его объятий.

– Ой, Вася, не чипай так. А то мне страшно. Я ведь еще не жена тебе…

Потускнели глаза Василия.

– Ну не расстраивайся, Василек. Всему свое время. Обещаю тебе все, чего захочется, но только потом, после венчания.

– Хочется. Не захочется. Какая разница. Все равно твой отец будет против нашей свадьбы. Он же хочет тебя в Питенбург к сестрице твоей отправить.

– Ты не прав Василек. У них там тоже неспокойно, какая-то революция не за горами. А помнишь, в прошлом году они приезжали и много гостинцев привезли? Богатые люди. А Яков у нее такой смешной, интеллигентный. Все по хранцузски «пардон» говорил, а я все смеялась.

– Да помню, ты уже рассказывала. Как он за тобой подглядывал, когда ты за куст бегала. Не люблю я городских, Фрося. Ой, не люблю.

– А Гришке-соседу тогда штаны подарили перед свадьбой. А он привык все в рубахе. По нужде сходил, так и оставил их под деревом, когда на свадьбу ехал. Вот было смеха, как он при всех задрал полы рубахи, чтоб показать штаны…

– Да не позволит твой батя нам жениться… – резко оборвал Василий. – Бежать нам надо. Прямо в город, – было видно, как напряглись скулы от негодования, и на время воцарилось молчание.

Кузнечики звенели среди травы на фоне лягушиной переклички. Отражение луны в мутных водах пруда играло, потревоженное рябью повеявшего ветерка.

– Не выйдет у него Василек. Не выйдет. Как я скажу, так и будет, – сама поразившаяся своей решительности, Ефросинья сильней прижалась к пареньку.

Василий продолжал молчать

– Мама обещала помочь и поддержать меня.

– Так что? Можно сватов засылать? – повеселевший Василий принялся снова целовать, да так, что они вместе повалились на траву. Издали доносились песни со двора Захара: «Ой, дивчино шумыть гай…»

– Каких сватов? А где жить-то мы будем, Вася.

– У бабушки Мани. Вон она одна осталась, места хватит.

– Да я согласна и в шалаше с тобой. Но только в своём, – решила Ефросинья сразу поставить вопрос ребром.

Издали продолжали доноситься слова песни «Чужа хата такая, як свекруха лихая, лихая». Не обращая внимания на слова этой актуальной в данный момент песни, они продолжили свои невинные поцелуи.

* * *

«Сегодня не буду долго задерживаться», – думал Яков, поднимаясь по лестнице, укрытой красным бархатом ковровой дорожки. Дом терпимости госпожи Лыткиной считался порядочным заведением, где клиент не боялся быть обворован и выброшен мордоворотами за двери. Также и по части санитарии – в связи с довольно высоким тарифом за услуги, включающим докторское обслуживание персонала, и строгостью самой хозяйки, снижалась вероятность приобретения неприятных болезней. На втором этаже, за стеклянной дверью напротив питейного стола расположены два просторных дивана укрытых также ярко красными покрывалами. На них лениво, как кошки, сидел и болтал о своем о женском свободный на данный момент прелестный персонал. Рядом с выходцами из Малороссии уютно себя чувствовали представительницы из западной Европы: две фройлен из Германии и одна мадмуазель француженка, а также другие представительницы прекрасного пола из соседних с Россией стран. Все были не прочь подзаработать царских червонцев. Всех их отличал сладкий акцент речи, который лишь увеличивал тягу клиентов к заморскому, хотя красота русских женщин оставалась неоспоримой. Но особой гордостью салона была Джэйн, чернокожая африканка, попавшая в Россию на одном из кораблей, вернувшихся из кругосветного плавания.

Женщины на мгновенье отвлеклись от своих разговоров, резко бросив взгляд в сторону отворившейся двери. Но их глаза тут же потускнели, завидев постоянного клиента Ракель. Все были прекрасно осведомлены о любовном романе, связавшим на долгие годы эту пару. Но из-за скрытности Ракель никто из ее подруг не смог догадаться, что последние их встречи были лишь дружественной помощью Якова. Когда она могла просто спокойно отдохнуть, поболтать, поплакать и просто получить денежную помощь от него.

Окинув взглядом прекрасную половину и удивившийся отсутствию Ракель, Яков молча направился к пивной стойке, чтобы опрокинуть бокал сухого вина. Из крымских ему в последнее время больше нравился «Дионисий», наводивший на философские размышления.

– Угостишь стаканчиком? – подсевшая рядом Ингрид из Метавы облокотилась на стойку так, что, казалось, половинки грудей вот-вот выпадут из широкого выреза сарафана.

– Только половинку, дела на фабрике сейчас идут неважно, – солгал Яков и тут же спросил: – Где она?

– Давненько ты не захаживал, Яшка. Появился тут один и все к ней бегает. Вроде, как постоянный клиент, что ли.

– Странно, – сказал Яков, чувствуя, как в груди закипает ревность.

– Вот и мы с девчонками говорим: странно. Ведь за три года здесь она уже потеряла свою первозданную прелесть.

«Да, – подумал Яков. Он пригубил бокал и вдохнул винный аромат, – черные усики, пробившиеся за последний год на лице Ракель, совсем убили её былую красоту».

– Я помню, – продолжала Ингрид, – как кареглазой девчонкой вошла она в наш коллектив. Клиент западал на ее печальный взгляд и кудрявый волос. Ты не поверишь, Лыткина продавала её как девственницу, используя лимон во время цикла.

– Не хочу слушать об этом, – пытался протестовать Яков.

– Да, да! Ох, и телепни вы, мужики. До чего просто вас обвести вокруг пальца. Да не печалься, я все понимаю, жизнь – грязная штука, – ресницы скрыли голубизну глаз Ингрид, и по правой щеке медленно, пробивая себе путь, покатилась слеза.

Опрокинув полностью бокал, Яков теперь наслаждался теплотой, растекавшейся по пищеводу.

– Не реви, – сказал он и предложил ей салфетку.

– Если б не деньги. И мужик… Был бы у меня мужик хороший. Такой как ты, Яшка. Видел бы ты меня здесь. Ну ладно, спасибо за стакан и жди свою зазнобу. Вижу, клиент-то уже вышел, – раскачивая бедрами Ингрид, желая привлечь внимание, пересекла путь спешившему на выход молодому человеку.

Не задерживаясь, Яков рванул в кабинет.

– Здравствуй, родная, – превозмогая отвращение, он обнял Ракель

– Здравствуй. Как ты, жив-здоров? – обнимая одной рукой, другой она продолжала поправлять бретельки нижнего белья, – как Татьяна?

– Кашлять стала сильнее. Жалуется на боли в груди. На юг, советуют врачи, подальше от балтийской сырости. А у тебя, я вижу, прогресс, – долго не оттягивая, Яков достал золотой червонец и вложил ей в руку.

– А ты что, ревнуешь?

– Да нет, просто беспокоюсь за тебя. Смотри, не заболей, а то никаких денег не хватит.

– Скоро все изменится, Яков. Друзья по марксистскому кружку уверяют. А этот! Не обращай на него внимание. Маньяк какой-то. «Прикинься мертвой» все просит меня и уже, как бы бесчувственную, в задние врата рая. И я не боюсь отяжелеть.

– Ты стала такой вульгарной.

– Да брось ты ревновать меня. Все способы хороши, лишь бы заработать деньги. А он приплачивает за это.

– Ну ладно, ты отдыхай, а мне еще в вечернюю гастрономию и домой.

Проходя через зал, Яков на мгновение задержал взгляд на черной модели, которая улыбнулась в ответ, сверкнув контрастно белыми зубами.