Георгий Мосешвили - Избранное. Том II

• Название: Избранное. Том II
• Автор: Георгий Мосешвили
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-98604-447-7, 978-5-98604-449-1

Вашему вниманию представляется сборник стихов Георгия Мосешвили.

---

«Здравствуйте, вещи века…»

Здравствуйте, вещи века,
я ваш покорный шут.
В детстве и в доме Джека
вещи одни не лгут.

Спутница человека,
вещь – почти человек.
В сказке о доме Джека
живы лишь дом и Джек.

Здравствуйте, все предметы,
чья беспредметна суть.
Вы живые приметы,
вас нельзя обмануть.

Нас связует, быть может,
лишь незримая нить:
вас нельзя уничтожить,
нас нельзя изменить.

Здравствуйте, вещи жизни
(жизнь – высокий предмет!).
В вещи, как в силлогизме,
«да» переходит в «нет».

В мире предметов чертит
смерть кривую времён.
Здравствуйте, вещи смерти,
овеществлённый сон.

Как же мы привыкаем
к вам, забывая вас,
вещи, чья боль немая —
боль не для наших глаз.

Мы в вас вселяем нечисть,
вас превращая в хлам.
Вещи! Вы наша вечность,
память о нас векам.

Здравствуйте, вещи Бога,
я ваш покорный шут.
Век высокого слога —
только предмет минут.

«Из памяти сердца уходят слова…»

Из памяти сердца уходят слова,
Как Солнце из дома, где вечер,
И в море небесном плывут острова,
Летят удивленью навстречу,

Как птицы, забывшие гнёзда свои,
Как бабочки ночи при свете,
Как ветер, которого, сколь ни живи,
Увидеть нельзя, и, как дети,

Ушедшие из дому, чтобы найти
Страну, где их старость обнимет,
Слова появляются, чтобы уйти,
Волнами сверкнув золотыми.

И нам ли за ними бежать наугад,
Надеясь на их возвращенье?
Пусть тёмные волны над нами шумят:
«Забвенье, прощанье, прощенье…»

Сердечная память под утро уснёт,
Останется мир неизвестным.
И только сирена о счастье поёт
Над островом в море небесном.

«Густав Малер, из твоей…»

Густав Малер, из твоей
Горечи, твоих legato,
Ницше, из твоих речей,
Штейнер, из твоих трактатов,
Ленин, из твоих бесед,
Лозунгов и правды куцей
Вырвался на Божий свет
Демон войн и революций.

Блок, не твой ли страшный мир —
Бред живой головоломки?
Скифы, бросив светлый пир,
Топчут тело Незнакомки.
Кафка, твой безмолвный крик
Горестней любого стона,
Твой процесс зашёл в тупик:
В этом веке нет Закона.

Вот он, век – глядите все,
Все, кто ждал времён счастливых,
Вот он век – во всей красе,
Век расстрелов молчаливых,
Век доносчиков и жертв,
Век – игрушка для младенца,
Век свершений и побед —
Век по имени Освенцим.

Век – над миром чёрный смог
И отравленные реки.
Век – музеи на замок
И в тайник – библиотеки.
Век, где истреблён огнём
Лес за проволочной сетью.
Век, в котором мы живём
Больше, чем тысячелетье…

«Иронический пафос, высокий холод…»

Иронический пафос, высокий холод,
Союз неблагоденствия, вотум недоверия…
Великий провинциальный город —
Бывшая столица бумажной империи.
Большой дом – с Новым годом! – детские подарки.
Из трубки вождя – дымок пятилетнего плана.
Лондонские диспуты в Михайловском парке,
На Дворцовой площади – колонна Траяна.
Напечатаем мемуары И.О. начальника Второго Цеха[15],
Встретим закрытие Дома Искусств поздним гневом и болью,
В то время как редактор читает, задыхаясь от смеха,
Горячо любимую книгу – «Записки из подполья».

Польской сестре

Nad Betlejem uśmiech Boży

A Betlejem – to my sami[16]

Czerwono-Czarni. Kolęda

Накануне времени прощанья
Я не говорю тебе «прощай».
Даже в наш проклятый век отчаянья —
Do widzenia, siostra. Вечный рай

Есть ещё в сердцах. И если вечен
Чистый свет, сияющий во мгле,
Верь, сестра, мы встретимся. До встречи
В час свободы на твоей земле.

Анна, Анна, скорбью, тайной болью —
В памяти души – твои слова,
Где конец лихому своеволью
Власти, что одним штыком жива,

Где конец глухому лихолетью
Лживых слов, кровоточащих ран.
Ночь кричит – как будто хлещет плетью
Чёрный бес сирену варшавян.

Польша, Польша, что с тобой случилось?

«Так записано в вечной Торе…»

Так записано в вечной Торе:
Бог из народов избрал народ
На земле пустынь и предгорий
У предела зыблемых вод.

У грядущих времён истоков,
На пепелище прежних богов
Бог избрал народу пророков,
Дал завет на веки веков.

Так глаголет вечная Тора:
Богом закон Израилю дан.
Власть пророков воздвигла город,
Город – светоч времён и стран.

Царь Давид возносит псалмами
Славу Творцу. Наступает срок,
Там в иерусалимском храме
Явлен в слове незримый Бог.

Так повествуется в книгах Торы…

«В четыре дня проходит год…»

В четыре дня проходит год
Рискует смех и медлит страх
И птица времени живет
В стенных часах, стенных часах

В гостиной венских стульев вальс
И что-то пишет Берлиоз
Висит розовощекий Гальс
На кухне, где готовят морс

Потом, немного погодя
Опять Весы и Скорпион
Эфир листвы, экран дождя
И медных клиньев перезвон

И молча, немощи бледней
Невеста входит в белый дом
И соль небесная над ней
Искрится ледяным стеклом

И вот опять несется вскачь
Дикарка, и неудержим
Ее восторг – взмахни, скрипач,
Смычком зелено-золотым!

Но вот в часах, где птица вьет
Гнездо – как будто полынья —
Вода и лед – проходит год
В четыре дня, четыре дня.

«Долго жили, твёрдо знали…»

Долго жили, твёрдо знали:[17]
Счастье – не ярмо Орды,
Но молчанье в час печали
И презренье в час беды.

И когда нас заставляли
Лгать и верить, что не лжём,
Мы воистину молчали
И стояли на своём.

Хан не миловал. А после
Богомольный царь казнил.
Человек не столь вынослив:
Пытки нас лишили сил.

И когда в безумном крике
Разомкнули мы уста —
В нас погибли свет великий
И святая немота.

Чтобы в горло нам не лили
Раскалённого свинца,
Предавали, доносили,
Клеветали без конца.

Из-за нас на Лобном месте
Кровь невинная лилась.
Кто молчал – лишился чести
Или жизни из-за нас.

Жили тихо – остаётся
Так же тихо умереть.
К нам молчанье не вернётся,
Свет ослепшим не узреть.

Видно, ждёт нас – если ждали
Мы награды за труды —
Лишь молчанье в час печали
И презренье в час беды.

«Любимая, где мы? Что это за дом?..»

Любимая, где мы? Что это за дом?
И кто заломил нам руки?
Одни бессловесные лица кругом:
Уродцы, клоуны, слуги.

Любимая, кто это? Что за толпа?
Козлы, лесбиянки, черти.
Пока фанфаронила чья-то труба,
Нас приговорили к смерти.

Как тёмен и узок наш переход.
Кто спрятал источник света?
Всё кружится. Рушится небосвод.
Любимая, где я? Где ты?

25–26.02.1983

«Меня ждёт смерть. Письмом, на полуслове…»

Меня ждёт смерть. Письмом, на полуслове
Прервавшимся, – остановись, мой век.
Душа моя, пребудем наготове.
Другим дано прервать теченье рек.

Рек крови. Рек постылых слёз. Рек желчи
(Канализационный водосток!)
Рек страха, коим стыд наш искалечен,
Текущих в ночь на северо-восток.

Меня ждёт смерть, к которой в наказанье
Я раньше времени приговорён
За то, что, видя сны, имел дерзанье
Кричать на перекрёстках всех времён

О том, что страшен мир и что иного
Нам не дано увидеть и во сне,
О том, что сновидениям больного
Подобна жизнь людей в моей стране,

В стране, где все нелепости законны
И где закон бессмысленно жесток,
Где ложь любой строки всегда резонна,
А правда обитает между строк.

О, как мы все успели изолгаться
В преддверии Последнего Суда.
Меня ждёт смерть. Но ведь должны остаться
Хотя бы письма боли и стыда.

Хоть полстроки не-лжи, ценою крови
Написанные, хоть полслова, хоть…
Меня ждёт смерть. Письмом, на полуслове
Прервавшимся, – прими меня, Господь!

11.03.1983

«Научи меня дыханью…»

Научи меня дыханью
Лёгкому, как пенье птиц.
Городское мирозданье
Дышит ветром колесниц.

Символ города – одышка,
Улиц лестницы круты.
Не спасёт Амур-мальчишка
От привычной суеты.

Бросив толчею-злодейку,
С неким страхом беглецов
Так и сядем на скамейку
Отдыхать в конце концов.

Что нам пыльная дорога
Перед волей облаков!
Здравствуй, воздух – хатха-йога,
Вдох и выдох – дар богов.

22.03.1983

Письмо почти всерьёз