Надежда Опескина - Дарьины зори. Повести и рассказы

• Название: Дарьины зори. Повести и рассказы
• Автор: Надежда Опескина
• Жанр: Русское современное

Моя деревенька, далёкая и близкая, среди озёр, лесов и рек. Пройти дорогами жизни тех, кого уж рядом нет. Три поколения людей, с такими разными судьбами. Война и любовь, предательство и верность. «На то она и жизнь, чтобы быть разной…» – скажет цыганка Рада в рассказе «Осколки зеркала».

---

Майская пора в деревнях – время важное. Огороды пашут, картошку сажают.

Данила с Алексеем Тимновым перепахали огород, картошку под плужок высадили, проборонили. Семенами соседи делились. Несколько грядок морковки, свёколки, лучка набросали. Обещали капустной рассадой поделиться.

Родственники Дарьи и носа не казали. Сестра Данилы Клашенька через пару домов жила, знала, что брат младший в деревне, но не пришла, в дом к себе не пригласила, не попотчевала даже чайком. И ему не захотелось навещать сестру. Помог Дарье, и поехали с братом Эльмирки восвояси. Уезжая, долго говорил с Дарьей о дите, что под сердцем носила. Данила хоть и молод был, но понимал – много вопросов будет к Дарье.

– Хочу, Дарьюшка, одно предложение тебе сделать. Ежели будут донимать расспросами, чей ребёнок, кивай на меня. Не откажусь. Думается, такие вопросы не только у людей, но и у власти появятся, когда разродишься. Кому скажешь про Василия, то сразу упекут куда подалее от родных мест. Молчат, пока отец наш не прознал про это. Он первый начнёт до истины докапываться.

Уехали, оставив одну телегу и коня. Так мудрейший Бабаджан распорядился и документ правильный составил, чтобы ни у кого сомнения не возникало.

Телегу можно продать или иметь на хозяйственные нужды, а вот лошадку всегда можно на хорошую корову обменять.

Прощалась Дарья с Данилой, умываясь горючими слезами. Оставалась одна-одинёшенька среди людей. Как она, жизнь, повернётся. Хорошо хоть дитя родится в конце года, многое можно успеть переделать. Летние дни долгие. Работать опять в колхоз пойдёт, на хлебушек заработает, всё остальное самой взрастить надо.

Неделю прожила уже в родных краях, а матушка и зайти не изволит. На что обиделись – она понимала. Не отдала привезённые денежки в семью, потратила на избу отдельную. Да и Дарье не захотелось на поклон идти в родительский дом. Обида не проходила и за прошлое, и за встречу теперешнюю.

Председатель колхоза определил в доярки. Работа тяжёлая, приходилось поднимать тяжёлые фляги. Проработав три месяца, пошла к фельдшерице за справкой о переводе на лёгкий труд. И покатилась новость по деревне. Мужик без вести пропал, а она без стеснения с животом в своё село возвратилась. Первой Клашенька, сестра мужнина, вскинулась. Прилюдно решила ославить невестку в сельпо.

– Гляньте, бабоньки, на эту стерву! Брательник на войне сгинул, а она тут же нашла хахаля! Не зря мои родители её из своего дома выперли.

– Ты, Клашенька, язык свой прикуси и другим накажи! Хахаля, говоришь, завела? Это откуда бы ему на кордоне было взяться? Смекать надо! Там только два мужика. И рожу я тебе или брата младшего, или племяша! Вот такая твоя семейка! И не выперли меня, а сама ушла, получив свой надел, – ответила ей Дарья.

В последние дни года родила Дарья дочь. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – девочка вылитый Василий. Не скрыть, не спрятать. Народ молчал, и Клашенька язык прикусила, теряясь в догадках, чьё дитя. Ждала оказии домой съездить и переговорить с родными.

В конце мая приехал в деревню Матвей Савичев. Ходил вокруг дома Дарьиного, высматривая, выглядывая невестку с дитём. Встретились среди улицы. Посмотрев на девочку, враз всё понял. Василия дочка, нет сомнения никакого. Но как и откуда? Резанула по сердцу догадка.

– Так там, на зимовье, Василий всё же был! К нему на свиданку вы с Данилом сбегали. Чуяло моё сердце! Где-то рядом беглец находится. Проследил за девкой татарской, думал, она с Данилой в зимовье любовь крутит. Ан нет! Василия вы там прятали.

– Так если понимали, что там сын, то почему жгли? Совесть не мучает по ночам? Сгубить дитя своего и жить дальше! – глядя в постылое лицо, прошептала Дарья.

Матвей уехал, а через три дня Дарью арестовали приехавшие милиционеры. Объяснять ничего не хотели. Вызвали её родителей в сельсовет и велели временно забрать дочь Дарьи до решения суда. Какой суд, за что будут судить, толком не объяснили.

Ранним утром в начале июня увезли Дарью в город. Сердцем понимала, что арест связан с Василием. Не хотелось верить, что донос написан свёкром, но всё указывало на это. Допрашивали её непрерывно несколько часов, не давая пить. Следователь задавал одни и те же вопросы.

– Ты не молчи, девка, расскажи, где и при каких обстоятельствах виделась с мужем? Почему не сообщила в милицию?

– Не видела я мужа, и сообщать было не о чем. Жила всегда при его родителях, пусть они вам скажут.

– А дочь откуда взялась вторая? Есть подтверждение, что очень похожа на твоего муженька. Что теперь скажешь, стерва? – свирепел следователь.

– Значит, одного рода дитя. Не мой это грех. Кто совершил его, тот пусть и кается. Нет моей вины ни в чём. И мужа я не видела.

Сидеть бы Дарье долгие годы по тюрьмам, но помощь пришла неожиданная от военкоматовского служивого Василия. Тот пришёл на свидание и подсказал, чтобы написала письмо Калинину в Москву. Сам же его и отправил. Показания против Матвея дал, что тот, мол, глаз на невестку ещё при сыне положил, а она не приняла его ухаживания. Знать, и дитя его, а за то, что ушла с кордона Дарья, решил ей отомстить. Допросы прекратились, а восемнадцатого июня сорок первого года пришёл надзиратель и велел с вещами на выход идти. У ворот тюрьмы встретил старый знакомый Василий. Помог попутку поймать. Прощаясь, сказал шёпотом:

– Не горюй, Дарья, может, и жив твой Василий и придёт время – свидитесь. Но ежели и нет, то живи и за себя, и за него. Хороший он мужик у тебя! Не хочу говорить слово «был». Не верю в его погибель, и ты не верь.

Домой добралась глубокой ночью. Не стала будить никого. Изба была закрыта только на притвор, без замка. В избе грязища непролазная. Упала без сил на кровать и проспала до солнца высокого. Огляделась поутру. Всю одежду её прибрали к рукам родственнички, подчистую. Горшками и то не побрезговали. Растопила печь, воды поставила погреть в ведре стареньком и пошла в родительский дом. Мать встретила на пороге испуганным возгласом:

– Возвернулась! Не ждали, не чаяли. Это хорошо! Сладу с твоей дочкой нету. Кричит твоя Катька цельными днями, прожорливая донельзя. Измаялись мы с ней!

– Я пришла сказать, чтобы всё, что выгребли у меня из избы, возвернули до последней нитки! И корову в стойло тоже. Зерно, муку и курей моих. Сколько потрачено – возьмите, но чтоб по совести, – ответила Дарья и, забрав плачущую дочь, ушла к себе.

Целый день братья и сестра таскали её вещи на виду у всей деревни. Вечером бурёнка сама пришла к избе из стада. Матрёна принесла хлеба свежего, ватрушек. Рассказала, как пытались они с мужем Алексеем урезонить Дарьиных родственников не растаскивать добро, а дождаться исхода суда. В очередной раз выставили себя на посмешище.

Первому о начале войны сообщили председателю. Собрав народ около конторы, говорил кратко. На службу призывались почти все мужики деревенские, а работа и по дому, и в колхозе ложилась на женские плечи.

– Нам теперь, бабоньки, всё на свои плечи взвалить придётся. И сено заготавливать для скотинки, и урожай самим собирать. Надо всем усвоить одну истину – время настало военное и жить надобно по нему. За малейшую провинность под суд можно попасть.

Заголосили бабоньки, дети малые на руках, дома дел невпроворот, а теперь и колхозные дела на их плечи. Сколько эта война проклятая продлится – никому не известно. Вернутся ли мужики домой целёхонькими. Многие на Дарью поглядывали, только теперь осознав её горькую вдовью долю. Хлебнула девка сполна в свои неполные девятнадцать лет.

Через неделю пришла из района полуторка. Мужики стояли у конторы хмурые, с котомками за плечами. Бабы голосили, прижимая к себе деток. Опустела деревенька, затихла. Председатель всех по местам расставил, кого в конюхи, кого на покос, кого в доярки. Дарью бригадиром назначил в бригаду косарей. Дочь в ясли пришлось сдать.

И началась совсем другая жизнь. Работала, что лошадь ломовая, с зорьки утренней до звёзд первых. С родителями почти не общалась. Отца на войну не призвали, хворым оказался, но работать заставили. Наступила пора и брату Павлу на войну собираться. Пришёл проститься. Винился за своих и себя, просил не поминать лихом. Шёл второй год войны. Половина деревенских семей получила похоронки. Нюрка работала почтальоном. Ненавидели её в деревне пуще той войны. Вручит похоронку и слова доброго не выкажет.

Глава 12

Война принесла в дома соседей много бед и горя. Кто-то навсегда потерял кормильца, а кому посчастливилось, вернулся муженёк домой, но пил беспробудно. Если и раньше детей больше тумаками уму-разуму учил, то теперь ничего, кроме пьяной брани, детки от него не слышали.

Искалеченные, кто без руки, кто без ноги, а порой и без обеих, заливали они своё сознание водкой или брагой, которую заставляли делать, забирая у детей последний сахарок. Чуть что не так, кидались на жён с кулаками. Ходили бабы деревенские в синяках и ссадинах, а порой и с пробитыми головами.