Федор Метлиций - Созвездие «Обитель Творца». Роман

• Название: Созвездие «Обитель Творца». Роман
• Автор: Федор Метлиций
• Жанр: Русское фэнтези

В болезненном состоянии герой обнаружил себя на иной планете, в более высокой цивилизации. Гуманоиды зачем-то сканируют его сознание. Видят на Земле «низшую расу», на грани очередной мировой войны. Он пугается, что здесь в ответе за все человечество! И если будет опасен, то препарируют и выставят, как монстра. Но, кажется, он понял, зачем сканировали его сознание. Это не был сон? Однажды его друзья-инопланетяне, как обещали, живьем появились на Земле, и… пожалели об этом.

---

– А вы знаете, кто-то объявил о создании проекта чистого города. Точь-в-точь ваша программа!

Я был слегка встревожен – содрали все наши наработки? От меня позвонили в организацию Протасова, притворяясь клиентами, и там визгливая тетка пояснила, что наша сообщество по сравнению с ними – пустое и никчемное. Так мы и не узнали, кто это был на самом деле.

Вскоре мы перестали о них слышать, видно, их дело заглохло. Идею надо самому родить, вырастить систему, как пирамиду, снизу. Для успеха – нужен был я. Украсть надо было лично меня. Почему так благородна обувь старых итальянских фирм? Там организация всего дела, колодки совершенствовались веками.

Однако Филин нас не забыл.

*

Муса испугал.

– Слишком далек от нас. Ничего не выйдет.

Я не ожидал от него ничего хорошего. Он бесстрастно заключил:

– Гуманоид, не могущий зажечь свой свет, без памяти прошлого. Мы наблюдаем частный случай. Так не сможем понять планету, населенную живыми существами.

Голос его какой-то механический, наверно, в первой инкарнации он был киборгом, бездушным плодом своего Создателя. Мне захотелось пнуть его.

Нефертити возразила:

– Он же страдает от этого! Значит, ищет.

Я испугался. Что от меня ждут?

– Не способен быть цельным, – припечатал Муса.

Иса уточнил:

– У них физическое разделено с духовным. Для окружающих – одни, а в тайных желаниях – другие.

Я пытался защищаться:

– А как иначе? В нашем человеке много слоев – реагирует на внешнее разными сторонами натуры.

Муса прогундосил:

– И здесь низшая порода применяет незнакомый нам механизм обмана.

Нефертити весело поддержала:

– Оказывается, у них существуют непререкаемые ценности, которые предназначены для прикрытия своих делишек. Существ с совестью невозможно отличить от негодяев, даже прожив с ними долго. Откуда у них взялась мимикрия под совесть, любовь, справедливость?

– Закон природы! – неуверенно сказал я, проигнорировав их сомнения в совести землян. – Мы глубоко затаены в себе, с самого начала истории, не верим никому, тем более системе власти. Стремимся выжить, и потому глупость наша хитра.

– Не закон, – бесстрастно возразил Муса. – Ложное понятие людей. Системы ваши – из общей системы разобщения.

И опасно подытожил:

– Древний механизм в действии. Племена дерутся из-за пространства, первобытной тяжелой пищи, горючей энергии. Gott mit uns! Начинают верхи, где опаснее всего – терять, и вовлекают в борьбу за выживание всех землян. Войны, рейдерство, по выражению нашего пациента, ссоры в семье. И покорная «масса», страшащаяся бездны.

Меня это задело.

– «Масса» не враждебна познанию. Она очнется, когда будут другие условия.

– А то, что твой друг выразил поэтическим словом? – озадачил меня Иса. – «Призывает к расстрелу, казни, потеряв опору, душа». Может и броситься в бездну. Срыв психики, когда противостояние задевает основы выживания. Недаром вмиг сжигают иконы, которым поклонялись веками. Если не изменят направление истории, кончат наскальными рисунками. Механизм действует и в тебе, даже не замечаешь, что вовлечен.

Я был задет.

– Разве у вас не бывает ситуации, когда ради свободы приходится невольно обманывать, ранить другого?

– Не бывает, чтобы свобода была за счет других, – сформулировал Муса. – Свобода, как и любовь, не может обмануть или ранить.

Нефертити безжалостно вколола в мою руку шприц.

4

Увидел себя молодым, студентом, устремленным куда-то, с горячей головой, наполненной догадками-иллюзиями. Кто же я такой?

В комнате студенческого общежития приятели спят. Я лежу на кровати, с авторучкой в руке и дневником. Пишу не слова, а заклинания, чтобы поддержать убегающее озарение.

«Главные вопросы не «Что делать?» и «Кто виноват?», а — «Кто я?», «Где я?», «Кто – здесь?» (потерявшийся в тумане писатель Нелепин). Я бы добавил: «Что – мне?» и «Что – дало?»

Ум не упирается в слова, они почему-то уводят в светлый нерасчленимый мир, где душа искала крылья, на которых унесется в невероятно близкое, исцеляющее. Всегда знал, что только там я могу быть подлинным.

Шепчу эти слова, как Святой Августин нудные заклинания к Богу в «Исповеди», лежащей рядом на тумбочке: «Что хочу я сказать, Боже мой, – только что я не знаю, откуда пришел сюда…?» Видимо, это ключ, открывающий сознание в бездну божественной безмерности.

Увидел себя на родине, не в этой Общности, скрепленной волей диктатора, а ослабленной на ее самом лагерном краю – у океана.

Вот барак – моя простая дощатая школа на горе, пробиваемая ветрами с залива. Слышу смутный говор бедной учительницы, вбивающей в детские головы прямые истины тоталитарной эпохи, уравнявшей мозги во всех уголках самого большого государства. Жалкая торба знаний, отделенных от знаний всего остального мира. Учителя не знали, что младенцу надо вкладывать знания в мозги не насильственно, а открывая томящий неизвестностью океан. В результате в мир выходили самоуверенные люди, целиком изготовленные на колодке идеологической истории.

Странно, от повторения слов-заклинаний возникает измененное сознание, в озарении открывается моя еще не прожитая судьба в виде сокровенной тоски.

Как же вам рассказать, что родился далеко,
там, меж небом и морем, была простота
довоенной маевки у речки с осокой,
и оттуда – и вера, и маята.
Как же вам объяснить небывалую музыку
той земли, где у яблонь «райских» стоял…

Там моя надежная опора, солнечное плато, откуда виден свет из вселенной, необозримо далекой от нашего мира с его границами, губительными телодвижениями народов, не попадающих в осевое время развития.

Такая опора есть у каждого человека, мечта об ином, плач души, только она зарыта под залежалым ворохом привычных архаических стереотипов, отблескивающих былым золотом подлинности. И лишь музыка и поэзия могут раскрывать ее.

Но вскоре вдохновение начинало исчезать, и я оказывался на песке, как засыпающая рыба. Оглядывал окружающее как в объектив равнодушной камеры, фотографично. Переставал о чем-либо думать, кроме переживания голода, холода и жары, и странной сосущей тоски, которую вызывал океан. И казалось безнадежным снова карабкаться на ту высочайшую вершину, откуда открывается моя уникальная истина.

Человеческий мозг имеет странное свойство. Как бы засыпает в бездействии и потере памяти, подчиняясь течению будней. Что это за пропад в равнодушие, откуда выкарабкиваюсь все время? Почему иногда исчезает даже память о том, что видел метафорами – проводниками в подлинное видение, в невероятный смысл? Что это за свойство духа – черстветь, не узнавая недавнего усилия, настроя на цель, косность внутри? Куда уходит родная среда? Как переключить сознание, вытащить себя за волосы и вознестись в иные состояния души, туда, где мне все близко, и откуда моя жизнь кажется игрой, проиграть которую совсем не страшно? Как излечиться, спастись?

Вспомнил, как мы с однокурсниками Ильей и Олегом спорили в кабинете арбитра наших разногласий, благоволящего нам профессора с венчиком волос на лысине. Я привязался к нему. С детства страстно мечтал об Учителе, Наставнике. Только с ним мог говорить открыто, обнажая душу, без страха, что осмеют.

Он нервно искал очки на столе, забитом книгами. «Вечное не то! – ворчал сам на себя. – Что ты будешь делать? То трусы надеваю наоборот, то теперь вот это».

– Ну-с, молодые люди…

Я честно начинал:

– Мой взгляд на окружающее обычно фотографичен, без осмысления умом. Поэтому не знаю, как себя вести, не чувствую себя подлинным, боюсь фальши в себе, могу нечаянно задеть локтем или словом, обидеть или вызвать ненависть. Эта неуверенность оскорбляет меня самого.

Профессор усмехался.

– Большинство людей живут так, бездумно, без озарений. Зачем усилия искать что-то? В «коллективном бессознательном» есть готовое всеобщее знание, пусть вторичное.

– Что такое коллективное бессознательное?

– Это все усвоенное в памяти и представлениях, в культуре, которая программирует нас. Она – площадка для взлета всего нового.

Илья горячо перебил:

– Массовое сознание превращает культуру в попсу! В залежалый ворох стереотипов великих истин, когда-то впервые рожденных кем-то кровью и потом. Стереотипы даны человеку с рождения, входят в голову легко, без усилий, из всего, чему открыты глаза и уши, и в тех ясных ответах так уютно находиться всю жизнь.

Профессор смотрел на него снисходительно.

– Стереотипы – не попса, они воспринимаются интеллектуально, не переживая внутренне. Это – площадка для духовного взлета. В человеке есть и уникальный опыт, рожденный общением с людьми, его личной любовью и ненавистью.