Ирина Жадан - Влюблённое зеркало. рассказы

• Название: Влюблённое зеркало. рассказы
• Автор: Ирина Жадан
• Жанр: Русское современное

Сборник «Влюблённое зеркало» объединяет романтические рассказы, написанные легко, с мягким юмором и любовью. Персонажи, как утверждает автор, – самые обыкновенные. Однако они часто оказываться в различных обстоятельствах – как обыкновенных, так и довольно необычных. Доброта, полёт фантазии, немного мистики и жизнерадостность создают особую атмосферу на страницах сборника.

---

Несмотря на то, что большая часть его товара была просто крашеным мелом в яркой упаковке, вечером у Аркадия началось устойчивое расстройство желудка.

Он зарекся ходить в этот подъезд и даже дом.

Интервью на рынке

– Добрый день, здравствуйте! Свежо по утрам, не так ли?

– Ч-ч-ч…

– Будьте здоровы! Газета «Курьез», опрос общественного мнения. Как Вы оцениваете работу местных властей?

– Ч-ч-ч!..

– Да бросьте Вы! Теперь все можно. Валяйте громче!

– Ч-ч-чайные ложки!!! Недорого!

Жертва моветона

«Цап-Царап сказал Мышке:

вот какие делишки:

мы пойдем с тобой в суд,

я тебя засужу.

И не смей отпираться,

мы должны расквитаться,

потому что все утро

я без дела сижу.»

И на это нахалу

Мышка так отвечала:

«Без суда и без следствия,

сударь, дел не ведут!»

«Я – и суд, я – и следствие, —

Цап-Царап ей ответствует. —

Присужу тебя к смерти я,

тут тебе и капут!»

Л. Кэррол, «ПриключенияАлисы в Стране Чудес»10

Римма смотрела по телевизору высокую моду. Белый кот Маркиз лениво дремал у нее на коленях, позволяя перебирать свою персидскую шерсть.

Мышь была изящной и утонченной натурой. Элегантность и высокая мода всегда волновали ее. Теперь Мышь выбралась из норы и сидела совсем на виду. В комнате, казалось, царила атмосфера поклонения хорошему вкусу.

Вдруг Римма увидела Мышь. «Маркиз! – взвизгнула она и вскочила на кресло, уронив тяжелого кота на пол. – Все сюда, скорее!»

Маркиз залез под кресло. Обиженная Мышь с достоинством перешла в маленькую спальню.

Дедушка вооружился шваброй, бабушка – веником, мама – мухобойкой. Римма надела кожаный передник и перчатки. По ее знаку началась облава. Все закричали на разные голоса.

Мышь, в ужасе от этой какофонии, метнулась к двери и взбежала по ноге Риммы. Римма взяла верхнее ля. Мама споткнулась и упала, сбив c ног орущую Римму. Бабушка, отбросив веник, кинулась их поднимать. Дедушка со шваброй застрял в дверях.

Маркиз с презрением смотрел на эту глупую суету. Фыркнув, он обошел веник на полу и побрел в сад.

Никто не сомневался, что серая злодейка погибла в сутолоке. Однако тела ее не нашли.

…В темной норе тихо умирала одинокая Мышь. Верхнее ля Риммы стало последней каплей, добившей измученную безвкусными крайностями душу.

«Жди меня в пресветлом граде…»

«Давай, мой друг, с тобой поговорим.

Поговорим о чем-нибудь хорошем.

Сегодня я со временем не в ссоре,

оно нас терпеливо подождет.

Я десять тысяч раз скажу тебе,

что я люблю тебя.

Я не могу, мой друг, тебя обнять.

Здесь речи не идет о поцелуях.

Все, что осталось у меня, – лишь голос мой.

Он грустно-нежен, но не безнадежен.

Но будет время – только взгляд безмолвный

к тебе я обратить смогу украдкой.

Потом наступит время – только мысль

пошлю к тебе, тебя благословляя.

И будет время, что меня не станет.

Автор.

Поезд «Красная стрела» стальной иглой прошивал морозную ночь, оставив позади Москву. Далекий Петербург спал.

Марина проснулась от холода. Поезд стоял. В купе было темно. Она выглянула в окно. На станцию непохоже. Под зеленоватой луной светлело поле.

Чувствуя, что замерзает окончательно, Марина обмотала шею мохеровым шарфом, накинула пальто и села на своей нижней полке, на место номер один. Из коридора не доносилось ни звука. Немного погодя она надела шапку из диковинного зверя росомахи и отодвинула тяжелую скользящую дверь купе. Вагон тоже был первым после тепловоза. Марина, похлопывая варежками, заглянула в открытое купе проводника. Там было пусто. «Что за «Летучий голландец!», – подумала она.

Где-то хлопнула дверь. Марина прислушалась. Со стороны тепловоза уже явственно раздались быстрые шаги. Дверь в вагон клацнула, и вошел заспанный рыжий проводник. Увидев Марину, он, не дожидаясь вопроса, раздраженно ответил:

– Ну заснул он, заснул!

– Кто? – не поняла Марина.

Проводник поcмотрел на нее, как на таракана в солонке, и рявкнул:

– Машинист, кто!

У Марины внутри похолодело.

– Где мы находимся? – робко спросила она.

– До Бологого чуть не доехали, – он уже почти успокоился.

«Московский милый говорок», – подумала Марина и повернулась, чтобы уйти. Проводник, решив загладить грубость в начале беседы, сказал ей вслед миролюбиво:

– Заморозил все… Вы не волнуйтесь, скоро поедем.

Она сказала «угу», зарывшись носом в шарф, и пошла в свое купе.

Скоро поезд дернулся, как связанная лошадь; примерзшие колеса лязгнули и застучали все быстрее и быстрее. В Бологом под окнами слышны были топот, ругань и крики. Станционное начальство выяснило, что молодой машинист пьян. Срочно искали замену.

Под утро поезд, дав протяжный гудок, подошел к Петербургу. Медленно вполз на дальний путь и шумно дохнул мехами тормозов.

Марина не спеша вышла в безветренную зимнюю ночь, прошла всю длинную платформу и направилась к метро.

В пустой электричке предупредительный голос на каждой остановке сообщал: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…»

«…Лесная», – услышала дремлющая с открытыми глазами Марина.

Была суббота. Одинокие шаги разбудили дежурного на станции; он поднял голову и почти сразу снова уронил ее на руки.

На улице уже было заметно приближение утра. Навстречу попадались люди; где-то слышались позывные «Маяка». Марина шла в студгородок, в университетскую гостиницу.

Небо понемногу светлело. В Петербурге Марине думалось стихами.

«…Идти рассеянно-небрежно
Среди домов, как башен снежных,
Туда, где высь алеет нежно
И отцветают фонари…»

Устроившись в гостинице, она поехала на кафедру. Слушание ее доклада наметили на конец недели. Завтра намечался совершенно свободный петербургский день.

С утра Марина отправилась в центр. Как обычно, вышла из метро на площади Восстания, где ее встретил бравый духовой оркестр, и пошла по Невскому, радуясь возвращению в любимый город. Судьба складывалась так, что последние восемь лет ее жизни были связаны с Петербургом.

«…Венецианские каналы,
И у дверей – слепые львы.
В окне на занавеси алой —
Тень от склоненной головы.
Высоких окон вид парадный,
И под окном – трамвай нескладный…
Молчит торжественный гранит,
И сфинкса тень на нем лежит.»

Привыкшая на своих степных просторах к далеким пешим прогулкам, Марина любили ходить по Петербургу одна, находя неизвестные еще уголки; словно открывая новые черты на знакомом и любимом лице.

Задумавшись, она дошла уже до Аничкова моста, невольно захваченная ритмом общего движения разноязычной и пестрой толпы. В чистом небе сверкало солнце. Морозный воздух теплел над оживленной улицей.

Оставив слева громадные крылья Казанского собора, она миновала Зимний и вышла к Адмиралтейству. Возвращаться не хотелось. Пройдя Дворцовый мост, Марина побрела вдоль набережной. Здесь было почти пустынно. На искристо-белом льду вдали виднелись паруса «Кронверка».

Военно-морской музей оказался закрытым. Ростральные колонны высились победно и внушительно.

С набережной заснеженные ступени сходили на усыпанный легким сухим снегом лед. Безмятежно сияло полуденное солнце.

Марина прошла по ступенькам вниз. Тут стала видна узкая тропинка, теряющаяся в перспективе далекого острова.

Марина посмотрела на цветущие игольчатым инеем кусты, на силуэт Петропавловской крепости вдали; ступила на лед, ничем не отличающийся от берега, и не спеша пошла по тропинке.

Дальше от берега звуки стихли; белая пустыня тишины окружила ее со всех сторон.

Вдруг среди безмолвия раздался звук, похожий на урчание большого зверя в подземелье. Почти сразу послышался тяжелый скрип, закончившийся треском: как будто огромный камень распался от сильного жара.

В темной водоворотно-сильной глубине под ногами, скрытой обманчиво сверкающим на солнце снегом, происходила борьба. Лед стонал и скрипел; казалось, тропика качается, словно канатный мостик. Марина остановилась.

Со стороны уже близкого слева «Кронверка» раздался крик. Марина, боясь отвести глаза от тропинки, медленно повернула голову. Из дверцы на корме кто-то, одетый во все белое, размахивал чем-то блестящим. «Кок с поварешкой, наверно», – бледно улыбнувшись, подумала Марина. Он что-то кричал, но слов не было слышно. Прикинув расстояние до «Кронверка» и глянув на близкую уже крепость, она двинулась на остров, заглушая стоны под ледяной коркой скрипом снега. Лед глухо отзывался ее шагам, словно ледяной помост. Уже были различимы камни крепости. На льду стояли тонконогие высокие таблички. Обойдя одну из них, она оглянулась и прочла: «Выходить на лед строго запрещается». «А входить?» Она чувствовала себя птицей, прилетевшей из безвоздушного проcтранства. На границе с берегом, словно горы битой стеклотары, высились громадные торосы. Прохода не было. Вернуться назад было невозможно. Обдирая руки и скользя, она стала карабкаться по беспорядочно нагроможденным острым кускам серого льда. Выбравшись на узкую полоску земли между крепостной стеной и торосами, она не представляла, как попадет в крепость. Сообразив, что где-то должен быть причал или хотя бы проход, она пошла по сползающей к воде узкой дорожке вокруг крепости. Действительно, скоро в стене показался просвет. В крепости прогуливались люди, слышались голоса экскурсоводов. Маленькая толпа во главе с девушкой в короткой шубке стояла напротив прохода. Увидев Марину, появившуюся со стороны непроходимой Невы, все обратили к ней недоуменные взгляды. Марина прошла сквозь толпу, стараясь не шуметь и как можно более походить на привидение.