Александр Никонов - Я иду к тебе, сынок!

• Название: Я иду к тебе, сынок!
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Прочие приключения

Роман о тяжёлой судьбе женщины, которая в детстве потеряла родителей. Главная героиня романа – Мария Святкина. Одинокая мать узнаёт, что в конце 1994 года её единственный сын, Саша, едет военным эшелоном на Кавказ, где уже разворачиваются тревожные события, и решает ехать к нему, чтобы уберечь его от гибели. Друзья и сослуживцы собирают для неё деньги. А скоро начинаются и боевые действия в Грозном. Она срочно выезжает на Кавказ.

---

Исчез старец так же неожиданно, как и появился. Что делать, отец перекрестился, ухватился за веревочку и думает: «Ну, вот и пришел тебе конец, солдат Петр Святкин». А веревочка-то вдруг стала развиваться-развиваться, да так до самой земли его и спустила. Тут как раз артобстрел начался, и отец проснулся.

У них в автороте был пожилой мужчина, которого все почему-то звали сватом. Умел он предсказывать судьбу, гадать на картах, отгадывал, не вскрывая конверта, что написано в письмах, за что и пользовался всеобщим уважением. Кое-кто его побаивался и называл черным колдуном. Однажды отец рассказал ему про свой сон, а сват и говорит: «Ну, Петя, радуйся, этот сон тебе на всю войну приснился, вернешься ты домой живым и невредимым, потому что благословил тебя сам Преподобный Серафим Саровский». А ведь так и получилось: если не считать ранения в бок, вернулся Петр Святкин домой живым и здоровым. И это после четырех лет страшенной войны, где не каждая невинная птаха выживала!

Маша сидела в своёй спальне, сравнивая свой недавний сон со сном покойного отца, и не знала, что после этого думать. Плюнув на все другие дела, дозвонилась до Галины и спросила, нет ли у неё на примете хорошей гадалки. Галина так взвизгнула в трубку, что Маше показалось, что мембрана разлетится в клочья:

– Ты что, мать, перепила что ли!? Ты во всю эту ерунду веришь!? Гадалки! Да им бы только денежки с тебя содрать, а ты…

– Слушай, подружка, – прорычала Маша, – Ты поможешь мне или нет? Если нет, так я пошлю тебя куда подальше. Поняла?

Галина, видно, почувствовала, что перегнула палку, и примирительно проворковала:

– Слушай, Машенька, я к тебе сейчас приеду. Ага?

– А как же работа?

– Да плевать я на неё хотела, так же, как и она на меня – все равно денег не платят.

– Наконец-то я слышу от тебя мудрую и, самое главное, своёвременную мысль. Жду.

Ждать Галину пришлось недолго: через полчаса она уже рылась в холодильнике, запихивая в рот все, что было съестного, а через минуту с разбегу приземлилась на диван и приказала:

– Ну, рассказывай.

Маша рассказала ей про свой страшный сон, не забыла упомянуть и про фронтовой сон отца, и подруга минут десять после этого сидела бледная и растерянная, потирая ладонями свои сдобные, крепкие ляжки. Наконец её, видно, посетила идея fiks, она резко встала и снова приказала:

– Машка, собирайся. Есть у меня на примете такая гадалка, мне про неё одна женщина рассказывала. – Потом вдруг остановилась. – А может не надо, а то ляпнет чего-нибудь, а ты потом думай.

Но Маша была непреклонна:

– Веди.

Гадалка жила в центре, в добротной «сталинке». После длинного звонка трехметровая бронированная дверь загрохотала и сдвинулась на пядь, удерживаемая толстенной якорной цепью. Из щели раздалось:

– Вам кого?

Подруги поздоровались и стали объяснять, в чем дело. Щель ответила:

– Сны не разгадываю. Вот если по фотографии или на картах, тогда…

– Нет, нет, – поторопилась ответить Маша. Бункер захлопнулся перед самым их носом, после чего на лестничной клетке с минуту бился металлический гром.

Когда они вышли на улицу, Маша остановилась и спросила:

– Ты куда меня привела?

Галина съежилась под взглядом подруги:

– Машенька, честное пионерское, я не виновата. Этот адрес мне одна женщина подсказала, божилась, что это самая лучшая гадалка в городе. К ней даже с других городов приезжают. Да ты не расстраивайся, у меня тут ещё шесть адресов есть.

Галина полезла в карман пальто, но в это время их окликнуло с балкона какое-то существо в драной кофте и что-то бросило вниз. Маша поймала комочек бумаги, развернула его и прочитала вслух:

– Улица Сазонова, дом 12, квартира 8, Агния Спиридоновна.

– Во! – Галина хлопнула руками по бедрам. – Оказывается, у гадалок тоже разделение труда. Одна – по картам, вторая – по фотке, третья – по соплям. Ну, пошли, что ли.

На этот раз дверь оказалась тонкой, как бумага, обшарпанной и скрипучей, как люк заброшенной на берегу баржи. На пороге темной прихожей появился божий одуванчик, который не стал ничего спрашивать, а сразу ласково пригласил гостей:

– Заходите, дочки, заходите, милые, раздевайтесь, будьте как дома. Обувку сложите вот сюда, в уголок. Тапочки оденьте, а то полы у меня совсем студеные.

Из мрачного коридорчика женщины вслед за хозяйкой прошли в крохотную, светлую комнатку с голубями и цветами на стенах, с розовыми ситцевыми занавесками на единственном узком окне, с таким же подзором на железной кровати с высокими узорчатыми спинками. Кроме массивной кровати в комнатке стояли резная этажерка с почерневшими старинными книгами, старая горка с не менеё древней посудой, окованный сундук, накрытый толстым пледом, и овальный стол на резных ножках с четырьмя венскими стульями.

В комнатке пахло чистотой и веяло таким уютом, что Маша невольно вспомнила свой родной дом. В углу, на божнице, покоились три иконы с лампадкой, придернутые чистыми занавесками. Все здесь веяло стариной, набожностью и спокойствием. Да и сама старушка словно сошла с какой-то картины девятнадцатого века: одета она была в длинную темно-зеленую атласную юбку с оборками, в приталенную коричневую кофту с длинными и очень узкими рукавами и покрыта белой косынкой. Выбивающиеся из-под косынки совершенно белые волосы обрамляли её благостное сморщенное личико с удивительно молодыми и живыми серыми глазками, крохотным носиком и морщинистыми губами.

Старушка пригласила их сесть. Они – гостьи и хозяйка – долго смотрели друг на друга, а потом старушка неожиданно сказала:

– Вот и познакомились. – Подруги недоуменно переглянулись, а старушка продолжала: – Сейчас все впередь руки друг другу суют, имена называют и думают, что познакомились. Пустое это, видимость одна. Пока в глаза не заглянешь – души человеческой не увидишь. Как меня кличут, вы и так знаете, раз ко мне пришли. А вас, дочки, должно быть, Галиной да Марьей зовут. Так ли?

Подругам только и оставалось, что ещё раз удивлённо переглянуться. Галина раскрыла, было, рот, но хозяйка уже продолжала:

– А вы не удивляйтесь, дочки: как Господь человека пометил, такова на нем и печать. Мне уж, слава Богу, девяносто шесть, мне все знать надобно, иначе, зачем столько жить.

При упоминании Бога сухонькая правая рука Агнии Спиридоновны взлетала в кресте и тут же опускалась на колени. Но вот она посмотрела прямо на Машу, вздохнула, зачем-то отерла рукой рот и сказала:

– А ты, дочка, рассказывай, на душе-то у тебя и полегчает. Рассказывай.

И Маша, вдруг разрыдавшись, полчаса рассказывала совсем чужой ей сероглазой бабушке свою жизнь: и про родителей, и про детдом, и про Сашку, и про свой сон, и про обморок около кровати, и про то, как искала на стене икону и не могла её найти. И при этом она и сама не знала, почему обо всем рассказывает.

Агния Спиридоновна внимательно её слушала, и чем больше Маша рассказывала, тем больше суровело лицо старухи и все больше затухали её глаза, будто она впитывала в себя чужое горе. Когда Маша замолчала, Агния Спиридоновна горько вздохнула, опять зачем-то отерла рот уголком косынки и, тяжело опираясь руками о колени, словно её прижимала к полу неимоверная тяжесть, встала и, шаркая ногами, подошла к сундуку. Помолясь в угол, она осторожно сняла с сундука плед, открыла крышку и достала толстую ветхую книгу в кожаном переплете и медными застежками. Так же медленно и тихо она вернулась назад, села и спросила:

– В Бога-то, чать, верите? – Внимательно всмотревшись в их лица, заохала: – Охохонюшки! Ну да ладно. Ты слушай, Маша, а ты не мешай, – обратилась она к Галине. Но Галина боялась даже пошевелиться, не то что раскрыть рот, который у неё никогда не закрывался. Агния Спиридоновна раскрыла книгу, вынула из засаленного футляра очки и стала монотонно говорить:

– Зовёт тебя твой сынок, милушка, тяжело ему. Не бойся, ты его не закопаешь и обязательно встретишь. Беспокоишься ты, оттого и сны твои неблагостны. Вот отец-то твой во сне со святым повстречался, оттого и выжил. Это ты не сына рубила, а боль его, а боль его ещё впереди. А тебе предстоят и страдания, и радости, и рубища, и благие деяния. Берегись друга, которого найдёшь в дороге… – Агния Спиридоновна вдруг откинулась на спинку стула и замахала руками. – Устала я, вы уж подите, подите! Да в церковь обязательно сходите, свечечки поставьте.

Когда они оделись и собрались уходить, Маша сунула руку за деньгами, но тут же отдернула её от сумки, словно обо что-то обожглась. Агния Спиридоновна, внимательно и ласково поглядев в её глаза, сказала:

– Вот и правильно, дочка. Предстоит тебе дальняя дорога, так что прибереги.

Маша ещё никогда и никому не кланялась – ни начальству, ни партийным и советским бонзам, ни самому дьяволу, – а тут низко склонила покорную голову и тихо произнёсла: