Венера Гизатулина - Наблюдая за гончаром, или Жизнь полна подарков

• Название: Наблюдая за гончаром, или Жизнь полна подарков
• Автор: Венера Гизатулина
• Жанр: Биографии и Мемуары

Это воспоминания совершенно обычных людей. Не знаменитых актёров или спортсменов. Зачем же тогда книга, спросите вы? Книга написана в первую очередь для внуков и правнуков. Если им вдруг захочется узнать, как жили их предки и откуда они вообще. А ещё для тех, чьи жизненные тропы пересекались с тропами авторов и кто ещё помнит их. Но если вдруг кому-то из незнакомых нам людей, несмотря на предупреждение, в книге что-то покажется интересным, мы будем счастливы.

---

В этих болотцах ловили рыбу. Прямо руками. Садились на дно по пояс в воде, раздвигали ноги и продвигались к берегу. Руками между ног вылавливали рыбу. Пойманную рыбу либо выбрасывали на берег, либо – если рыба большая – выходили на берег и насаживали на кукан.

Очень неприятными были комары, которые нас нещадно кусали. Я постоянно болел малярией. Эта болезнь в той местности была очень коварной. Температура тела повышалась до 40 градусов и выше, а потом вдруг падала, и начинался озноб. Так колотило от холода, что даже два-три одеяла вместе с тёплой одеждой не помогали. Лечили нас акрихином и хиной – очень горькие лекарства были.

Я ходил в школу, мама работала, Вилия оставалась дома одна. Однажды её укусил скорпион. Ей было очень больно, она кричала, плакала, но никого из взрослых рядом с ней не оказалось.

В Вабкенте мы прожили года полтора или два. Шёл последний, четвёртый, год войны. Мама иногда читала нам письма отца с фронта. Чем-то особенным нам это не казалось, это была обычная жизнь, к которой мы привыкли.

Как-то утром я шёл с бидоном за молоком по направлению к минарету. Недалеко от минарета меня догнал взрослый мужчина, потом оказалось, что это был начальник милиции. Он мне сказал, чтобы я бежал за ним. Когда мы добежали до минарета, он крикнул хозяину чайханы, находящейся под минаретом, чтобы тот принёс лестницу. Когда принесли лестницу и приставили к проёму (дверце) минарета, мы с чайханщиком стали подниматься по винтовой лестнице в теле минарета наверх. Перед этим нам вручили молоток с гвоздями и красное знамя с древком, которое мы прибили на самом верху рядом с гнездом аиста.

Это было 9 мая 1945 года.

4

Все ждали возвращения отцов с войны, но мы так и не успели дождаться – маму снова перевели на новую работу. Теперь уже даже не в Бухарской области, а в Самаркандской – поближе к Ташкенту. Ей там предложили возглавить отделение сельхозбанка в Акдарьинском районе.

Нам предстояло новое переселение. Почему-то детали этого переезда я не помню, хотя я повзрослел уже на два года.

Район получил название по названию реки Акдарья, что в переводе на русский язык означает Белая река. А главный посёлок района носил название Лаиш. Происхождение названия таково: лай по-узбекски – это грязь, а иш – это команда ослу, чтобы остановился.

Приехали мы на место, и поселили нас в здании, где находились и госбанк, и сельхозбанк, так же, как когда-то в Каракуле. Квартира здесь была получше, но туалет всё равно только во дворе.

Это был центр Лайиша, метрах в 100 от нас был базар и всё остальное. А вот школа была на окраине посёлка, рядом с пожарным депо. К этой, уже третьей на моём счету, школе, я привыкал гораздо труднее, чем к предыдущей. В чужом классе я чувствовал себя неуютно, к тому же в детстве я был очень стеснительным.

Далеко не сразу, но появился в новой школе у меня друг Гриша. Он был гораздо выше меня и старше. По национальности он был еврей. Жили они в пожарном депо, и я стал часто бывать у них. И Гриша часто бывал у нас. Мама его была уже пожилой женщиной, а его старшая сестра, как я позже понял, работала в органах госбезопасности, учреждение это находилось рядом с пожарным депо.

Там, в Акдарьинском районе, мы прожили тоже недолго – до 1946 года. Наверное, поэтому я мало что помню из этого периода своей жизни. Почти ничего не сохранилось в моей памяти. Помню, как стали возвращаться фронтовики.

Те, кому повезло вернуться, возвращались не с пустыми руками, а с трофеями. Не все, конечно, только офицеры. Появились даже немецкие и американские мотоциклы. Такое могли привезти уже только высшие офицеры – полковники, наверное, не ниже. Мы, мальчишки, с интересом окружали эти чудеса техники, рассматривали их и с испугом отскакивали, едва мотоцикл трогался с места. Эти мотоциклы нам казались чем-то невероятным.

Война давно закончилась, фронтовики всё возвращались и возвращались, а нашего папы всё не было. Я видел, как встречают каждый день фронтовиков их жёны и дети, и мне было очень грустно.

Но наконец-то и наш папа приехал! Он был в гимнастёрке и в пилотке с вещмешком за плечами. На гимнастёрке его сверкали медали, но трофеев он не привёз.

Отец стал искать работу. В Лайише ничего подходящего не нашёл и поехал в Самарканд. Поехал, да так и остался там – нашёл себе другую жену.

Мой друг Гриша частенько приходил к нам. Однажды, когда он был у нас, в комнату зашёл незнакомый мужчина и, не сказав ни слова, поставил у двери полмешка муки и две поллитровые бутылки подсолнечного масла. Поставил и ушёл.

Вскоре маму вызвали к следователю прокуратуры по поводу получения ею взятки. Гриша, видимо, рассказал дома о подарках, которые неожиданно свалились на нас, а его сестра проявила бдительность.

Маму всё чаще и чаще вызывали к следователю и вскоре арестовали. Мы с сестрёнкой остались одни. Я учился в четвёртом классе и не знал ещё, что моё школьное образование и закончится этими неоконченными четырьмя классами.

Не помню, кто и как сообщил плохую новость отцу, который жил в Самарканде. Отец приехал и забрал нас к себе.

И стали мы жить в Самарканде с отцом и мачехой. Но недолго мы с ними пожили – отец вдруг заболел, и его положили в больницу. Я узнал, что у него язва желудка.

Через много лет, когда мне будет столько же лет, сколько было тогда моему отцу, мне врачи поставят такой же диагноз. Но нам совместными усилиями врачей и моими, удалось подавить эту болезнь, а вот отцу моему – нет, он мучился этим недугом до конца своей не очень долгой жизни.

Отец долго лежал в больнице, видимо, язва его была в запущенной стадии.

Спасибо мачехе, что мы не оказались на улице. Вилию она сдала в детский дом в Самарканде. Повезло Вилие. Наверное, потому, что её звали по первым буквам Владимира Ильича Ленина. А мне не повезло – меня в детдом не взяли. Сказали, что взрослый уже. Действительно, уже в четвёртом классе учусь – самому пора о себе заботиться. Порасспросили меня в детдоме и, узнав, что я родился в Каракуле, сказали, чтобы я ехал к себе в Каракуль, в тамошний детдом.

И я сел на поезд и поехал в Каракуль, естественно, без билета – денег ведь у меня не было. Поэтому я ехал в тамбуре. Мы уже проехали полпути, я всё стоял в тамбуре и, устав стоять, не успел убежать, когда в тамбур вышел проводник. До сих пор помню его широкое мясистое лицо. В руках у него были смотанные вместе жёлтый и красный флажки на коротеньких толстых древках. Я хотел убежать в соседний вагон, но не успел открыть дверь, как он ударил меня этими флажками по голове. Я на мгновение потерял сознание, а он тем временем схватил меня за шиворот и, продолжая наносить удары, потащил меня к наружной двери.

Хорошо, что поезд в это время шёл в горку, поэтому медленно. Ударив меня в последний раз, он вышвырнул меня наружу, и я упал на острую щебёнку, которой был усыпан железнодорожный путь. Падая, я здорово поранил лицо и руки. И ещё потом у меня долго болело левое плечо. Но не мог я оставаться здесь в пустыне на полпути к заветной цели, и, превозмогая боль, я вскочил на ноги и, пробежав немного, уцепился за поручни последнего вагона с трудом преодолевающего подъём поезда.

Я стоял на ступеньках, держался за поручни и пытался открыть дверь, но она оказалась закрытой на ключ. Что делать? И тут я увидел, что на крыше поезда тоже едут люди. Там ехали такие же ребята, как и я, и даже девчонка одна. Забравшись на крышу, я увидел, что там ехало народу едва ли не больше, чем в вагонах. Кроме беспризорников, вроде меня, были там и взрослые. И взрослые, и подростки были одной профессии – майданники, как их тогда называли, то есть вокзальные и поездные воры и воришки, пока только овладевавшие этим ремеслом.

5

Так, не слезая с крыши, я благополучно добрался до родной станции Каракуль, а там, уже не помню как, добрался до райцентра и до детдома.

Меня вспомнили, мы же здесь не так давно жили. Особенно хорошо ко мне отнеслась старшая воспитательница, помнившая не только моих родителей, но и бабушку и дедушку. Меня обо всём расспросили и посочувствовали. Я рассказал, что моя сестрёнка находится в детдоме в Самарканде, и просил, чтобы её тоже сюда забрали, поближе ко мне. Они обещали.

Я осваивался в новой для себя детдомовской жизни, в новых порядках и правилах. Быстро узнал, что главный тут порядок – не официальный, а другой. Этот порядок был заимствован из криминальной, лагерной жизни. И это неудивительно, ведь в детприёмники собирали детей, выловленных на базарах или в «малинах», и распределяли их потом по детским домам. Эти дети и устанавливали здесь свои порядки. Они имели абсолютное превосходство над детьми, подобными мне. Пришлось провести немало жесточайших драк, большинство из которых я проиграл, но в конце концов блатные приняли меня за своего, за равного.