Венера Гизатулина - Наблюдая за гончаром, или Жизнь полна подарков

• Название: Наблюдая за гончаром, или Жизнь полна подарков
• Автор: Венера Гизатулина
• Жанр: Биографии и Мемуары

Это воспоминания совершенно обычных людей. Не знаменитых актёров или спортсменов. Зачем же тогда книга, спросите вы? Книга написана в первую очередь для внуков и правнуков. Если им вдруг захочется узнать, как жили их предки и откуда они вообще. А ещё для тех, чьи жизненные тропы пересекались с тропами авторов и кто ещё помнит их. Но если вдруг кому-то из незнакомых нам людей, несмотря на предупреждение, в книге что-то покажется интересным, мы будем счастливы.

---

О моём детдомовском периоде можно ещё написать, и память моя потухающая готова напрячься, но не хочется.

Как-то старшая воспитательница сказала, что, если я хочу, могу привезти сюда мою сестрёнку. Видимо, с директором детдома она этот вопрос согласовала.

И вот я выхожу из дверей Каракульского детдома, с разрешения, неофициального, конечно. Я снова отправляюсь в Самарканд. Опять, конечно, зайцем, но зато еды мне в детдоме дали на дорогу.

…Иногда думаю, какое счастье, что меня не захватила беспризорная криминальная жизнь, в которую судьба меня неуклонно вела. Ведь почти все, с кем мне выпало детство общее, сгинули в тюрьмах и лагерях. Видимо, удержало меня чувство ответственности за свою сестрёнку, которая совсем маленькая, одна, в чужом городе, без близких, в самаркандском детдоме. И это беспокойство, эта забота снова погнали меня в путь, обратно – в страшный город Самарканд.

Проводницей вагона, в тамбуре которого я теперь ехал, была женщина. Когда она выходила в тамбур на остановках, чтобы впустить и выпустить пассажиров, я старался вжаться в стенку, чтобы быть незаметным. Но она меня всё равно видела. Видела, но не выгоняла. А потом она заговорила со мной, и я рассказал ей свою историю. Рассказал, что еду за сестрёнкой. Проводница выслушала меня и впустила в вагон. Там она нашла место и усадила меня.

В Самарканде мы попрощались с ней, и на прощанье она мне сказала несколько добрых слов по-татарски.

Выйдя из поезда, я сначала направился не в детдом, а к отцу. Но опять его не застал, он опять лежал в больнице. Ему сделали операцию, вырезали большую часть желудка.

Тогда я отправился в детдом. Но мне не хотелось идти к сестрёнке, которую я давно не видел, с пустыми руками. Горсть сушёного урюка я на базаре украл, а пол-лепёшки у меня было заранее для Вилии припасено.

В детдоме дети как раз были на прогулке, и я увидел среди них свою сестру. Но сначала не стал её подзывать, а обошёл весь детдом вдоль забора, чтобы найти укромное местечко, откуда я буду её вызволять.

Нашёл и, дождавшись, когда Вилия будет близко ко мне, тихонько, чтобы другие не услышали, подозвал её. Она опешила, увидев меня, и после секундного замешательства подбежала к забору. Мы плакали, оказавшись рядом друг с другом.

Но, как мы ни старалась, Вилия не смогла перелезть через забор. И я никак не мог ей помочь. Наконец, воспитательницы заметили шевеление Вилии возле забора и отогнали её. Я успел только сунуть ей в руки свои гостинцы и убежал.

Отбежав от детдомовского забора на безопасное расстояние, я задумался – куда мне теперь податься, Мачеха не предлагала мне остаться, и я решил добираться обратно в каракульский детдом, хотя мне очень не хотелось. Но воспитатели мне поверили и отпустили под честное слово на пять дней, я не мог их подвести.

Забрался опять на крышу поезда и уехал. Даже к отцу в больницу заходить не стал. Это было самое начало 1948 года, по-моему.

Прожил в детдоме я ещё около полугода, наверное. За это время я успел посидеть в милиции. До сих пор думаю, что это случилось не столько из-за моего проступка, а исключительно из вредности или, точнее, из-за неприязни ко мне моей новой воспитательницы.

Дело было так. В детстве я был непоседа. Забор детдома в одном месте имел пролом, и туда, за забор, ходили не только мы, дети, но и работники детдома выносили туда, на пустырь, всякий ненужный хлам – сломанные кровати, тумбочки и прочее. Этот пустырь за забором детдома для нас, воспитанников, был одним из излюбленных мест. Не помню уж, как его звали, моего тогдашнего друга, но, видимо, в нём тоже сидел будущий инженер. Вот мы с ним вдвоём стали разбирать один из выброшенных лежаков. На пустыре нас заметила наша воспитательница. Она стала истерично кричать, почему-то только на меня. Она кричала, что я – враг народа, потому что намеренно порчу государственное имущество. Она добилась того, чтобы меня забрали в милицию. Там на меня тоже кричали и грозили. Грозили, что сейчас меня выведут отсюда и расстреляют – защита социалистической собственности была в надёжных руках крепких и умелых мужчин, наверняка, на фронте не бывавших. В войну они занимались более важным делом – борьбой с детьми, оставшимися без родителей.

Я был очень напуган, хотя мне в ту пору было уже 14 лет. Только поздно вечером меня отпустили в детдом. Но предупредили, что я у них теперь на примете как вредитель, и что меня надо бы прямо сейчас посадить в тюрьму. Но они пока это отложат.

Но в детдоме мне недолго оставалось жить. В августе 1948 года нас, троих или четверых старших ребят, отправили в город Чирчик Ташкентской области, в ремесленное училище №3. Кто-то нас сопровождал, не помню уже – то ли из чирчикского училища за нами приехали, то ли кто-то из наших детдомовских работников.

6

Так началась моя новая жизнь. Стало немного полегче. Это ремесленное училище курировал Чирчикский электрохимкомбинат. Для этого комбината и готовили здесь рабочих разных специальностей. Специальность, на которую меня определили, называлась «слесарь по ремонту и обслуживанию контрольно-измерительных приборов». Как оказалось, это была элитная, как теперь сказали бы, рабочая специальность. Основными работниками комбината были аппаратчики, которые непосредственно управляли технологическим процессом. Делали они это по приборам, измеряющим различные физические и химические показатели – расход реагентов, давление, температуру и прочие. А моя специальность была не основной, а вспомогательной – ремонт и обслуживание приборов. Но это была куда более сложная, более интеллектуальная работа. Почему меня, недоучку, определили на эту специальность, не понимаю.

Курсанты чирчикского ремесленного училища №3. Рустам слева.

Итак лето 1948 года, я – учащийся ремесленного училища. Нам выдали красивую форму. Порядки в ремесленном училище сильно отличались от детдомовских порядков, потому что в большинстве здесь были не детдомовские, а домашние дети. То есть те, кто благополучно жили в своих семьях, окончили семь или даже восемь классов нормальной средней школы и после этого пришли в ремесленное училище для получения рабочей специальности.

В ремеслухе я подружился с Васей Сосновским, тоже из беспризорников. Васька был очень открытый и весёлый мальчишка и очень любил играть на аккордеоне. Мы навсегда оказались самыми близкими друзьями, до самой его смерти. Удивительные совпадения преподносит жизнь – когда дети наши подросли и пошли в школу, моего сына и дочку Васи учительница в первом классе посадила за одну парту. А в последние годы мы и соседями ближайшими стали – главный инженер Чирчикского производственного объединения «Электрохимпром» Василий Яковлевич Сосновский занимал соседний с нашим коттедж.

Вася прожил немногим более пятидесяти лет – его, как и всех друзей моей юности, – победила жестокая болезнь, очень распространённая у нас, к сожалению. Я один остался.

В нашем училище были не только ребята, но и девочки. Но они учились по другим специальностям – на аппаратчицу или на лаборантку. Девочки жили в другом общежитии довольно далеко от нашего. Район Боз-су и сейчас – окраина Чирчика, а тогда это вообще было за городом.

Наше общежитие и учебный корпус были рядом со школой, а сразу за школой был лагерь. Заключённых оттуда каждый день на грузовиках под охраной возили на работу на химкомбинат и на другие объекты. Всё это для меня было необычно, и я чувствовал напряжённость.

Уже позже я узнал, что заключёнными были японские военнопленные, это их возили на строящиеся промышленные объекты и на строительство десяти больших двухэтажных коттеджей для руководства города и электрохимкомбината.

Конечно, в самом фантастическом сне мне не приснилось бы тогда, что через много лет в одном из этих десяти коттеджей в самом центре города, возле площади Ленина, доведётся и мне жить со своей семьёй. Однако случилось. Вот какие необычные повороты бывают в жизни!

Летом 1949 года после окончания первого курса ремесленного училища я ехал из Ташкента в Самарканд навестить отца. Время было ночное, приятно было стоять в тамбуре и думать о чём-то хорошем под монотонный стук колёс. Вдруг в тамбуре появились трое парней моего возраста и, приставив финский нож, заставили меня снять мою новенькую форму ремесленного училища. Взамен они отдали мне свои завшивленные лохмотья.

Меня иногда тянет к осмыслению тогдашней криминальной обстановки в стране. Криминал есть всегда и везде, но то, что было в послевоенном СССР, в таких жестоких формах и масштабах, наверное, выходило за рамки обычного. Так мне кажется.

Это было одной из главных характерных черт послевоенного времени. Тысячи, а, может, и миллионы людей, особенно детского возраста, были оторваны от своих корней и, как перекати-поле, скитались по стране в поисках лучшей доли. Самым доступным способом заработать на хлеб было воровство. В какой-то степени и меня это коснулось, не могло пройти мимо.