Роберт Орешник - Чисто русское убийство

• Название: Чисто русское убийство
• Автор: Роберт Орешник
• Жанр: Русское современное

В швейцарских Альпах обнаружены останки российской туристки, пропавшей за полгода до того. Трое коллег погибшей и двое земляков оказываются причастными к преступлению, один из них – убийца. Решающий вклад в раскрытие преступления вносит полковник Виноградова, руководитель отдела по расследованию особо важных дел следственного управления Следственного Комитета по Загряжской области. Сама она только что вернулась на службу, несмотря на продолжающиеся боли после тяжелого ранения в голову, полученного полгода назад в результате покушения. У неё идея-фикс вычислить заказчика покушения на её жизнь, хотя ей недвусмысленно дают понять, что если Виноградова выйдет в отставку и уедет из города, то её оставят в покое, в противном случае – конец…

---

Бутыркина же вышла замуж за одногруппника Смоленцевой и, кстати, чрезвычайно похожа на сову, она и говорит-то, как ухает. Высокая, неглупая, любительница пребывать в тени во всех смыслах, Светлана, в том же, что и Смоленцева, 2000 году, кончила отделение экономики и менеджмента того же педагогоческого вуза.

Горчак же самая невысокая, хоть и среднего роста, и самая привлекательная из троицы. И самая нервическая, быть может, в результате пристрастия к ежевечерней выпивке исключительно водочки. Хотя она училась со Смоленцевой в одной группе, но так вышло, что подружилась позже инофакультетной Бутыркиной.

Как-то, в 2002 году, многолетние соратники Ларисы Смоленцевой по любви к туристическим походам, предложили ей организовать в Загряжске представительство московской инвестиционно-финансовой компании. Для надёжности и самоуверенности, Лариса подтянула подружек. Всё получилось, наладилось, и в этом году отметили первое десятилетие материальной и духовной стабильности. Одна закавыка: главный бухгалтер. Был у них свой в доску Юрик Добужинский, но того, по ходу, выдвинули в высшие правительственные сферы. Потому-то и оказалась вакантной важнейшая в любой организации должность, которую теперь занимает та самая Маргарита Семёновна Харитонова.

– Ещё год-другой, наберёт силу и всех нас так нагнёт, что горбатыми до гробовой доски ходить придётся, если вообще выживем, – вдруг сказала Горчак.

– И примется нас сжирать. Если уже не приступила, – поддакнула Бутыркина.

– Эта может, – соглашается Смоленцева.

– Надо с ней что-то делать, – высказала затаённое Горчак.

– И оперативно, – поддержала Бутыркина. – Или мы, или она, Лара.

– Согласна, – приговорила Смоленцева. – Только давайте обсудим мероприятие в тепле.

Троица подружек возвращается в кафе. И – никого. Горы. Нагромождение камней вырвавшихся из-под земли к небу и застывших на взлёте, став дорогой для каждой твари, поднявшей голову и решившей подобраться к небу. И миллионы голов поднимаются, чтобы увидеть и вновь впериться в землю. Тысячи умов решаются поселиться у подножия и даже чуть повыше, чтобы каждое утро видеть и вспоминать о пути ввысь. Сотни же взбираются, покоряя камень за камнем, но лишь для того, чтобы скатиться с какого-то одного, непокорённого. И бог с ними, с единицами, побывавшими в конце пути, мы их не знаем, мы с ними лишь знакомы. Ну, да не о том речь.

40-летний увядающий, по веской причине пьянства, ещё самец Денис Тришин и его ровесник, холёный круглолицый очкарик Толик Жаров сидят за столиком в ожидании корзинок со снедью и выпивкой от гарсонов, чтобы хватило на четверых до завтрака. Француженки же уже отправились приводить в порядок тела и чувства, накануне ночи, с их настроением, по меткому замечанию обоих наших тёртых калачей, всё было что надо.

Как раз в зал вошли Смоленцева, Бутыркина и Горчак и, под любопытствующие исподлобья и искоса взгляды курортников, прошли к своему столику, где к ним немедленно подлетает гарсонка, всей внешностью выражая благодарность за пресечённый на корню, возможно кровавый, конфликт.

Тришин кивает другу на троицу:

– Наших за километр видно. А их подружку пришиб бы не задумываясь, до смерти.

– Какой ты кровожадный. Дэни, держи порох сухим, нас ждут ещё французки, причём, аж до обеда, как я понял по намёкам, – ухмыляется Жаров, не отводя злобствующего взгляда с вошедших соотечественниц. – И через каких-нибудь полчасика мы, вчетвером… А, Дэн, не возражаешь, если мы сегодня зажжём наш порно-фейерверк? Чтоб как поётся в одной пророческой песне, то вместе, то поврозь, а то попеременно.

– Легко. Жизнь-то уходит, сколько нам ещё активничать…

– Только, слышь, тормози с пойлом, срубишься опять, весь цимус обломишь, ага?

– Что ты сказал той сучке, что пристала?

– Догадайся с одного раза.

– Предложил бы три попытки, ещё попарился бы, а так мне уже всё ясно.

– И что же я сказал?

– Два слова: русская свинья.

– Слов было больше, но кончил именно этими. Засчитано.

– Нарвёшься ты когда-нибудь со своей русофобской платформой, получишь ею же по башке.

– Никогда. Я умный, опытный и аккуратный.

– А вот та, что справа, – кивает Тришин в сторону Горчак. – По мне так очень даже.

– Забудь, как страшный сон и не смей заснуть в салате.

Подошли два гарсона с корзинками и карточками оплаты. Тришин и Жаров, раскланявшись с обслугой, уходят, не оглядываясь. А Смоленцева, Бутыркина и Горчак даже мельком не глянули в их сторону. Знать бы всем им, пятерым, что да как пойдёт оно в дальнейшем… но не знали же.

Утро той же зимы, но в Загряжске. По тропинке, огибающей край густого хвойного леса, бежит Виноградова, в спортивной форме, в сторону кирпичного жилого дома, так называемой, «элитной» постройки. Не верит Александра Александровна не только в мистику, но и в физкультуру, а бегает по утрам исключительно ради того, чтобы сбежать из огромной квартиры, где даже она, единственный квартиросъёмщик, бывает исключительно ради сна. Нет в ней ни рождённой дочери с внучкой, проживающих целое десятилетие у чёрта на куличках, ни другого какого тёплого мужчины. Но важен и просто свежий ветерок в лицо, в глаза, в мозг и душу, чему в человеке нельзя без вентиляции, иначе заживо скиснешь, протухнешь.

Из соседней, пересекающей путь навстречу Виноградовой, аллеи трусцой выбегает мужчина в олимпийской красной форме, с капюшоном, модно надвинутым до подбородка. На бегу, мужчина вынимает из-за пазухи пистолет с глушителем, стреляет в грудь Виноградовой и та падает в сугроб. Убийца делает контрольный выстрел в голову и прежней ровной трусцой убегает в чащу, откуда только что бежала убитая женщина…

Харитонова пропала на следующий день. Вернее, ровно через сутки. Причём, точно в этот же час, после двадцати одного ноль-ноль по местному времени, её видели в последний раз выходящей из того же кафе, что и накануне. И была она, судя по всему, пьянее всех прежних её альпийских вечеров. Куда отсюда, из Торгона, можно подеваться, да ещё в одиночку? Только ввысь или вниз, то есть в небо или в пропасть, а что то, что то – смерть.

Расположенный на 1100 м над уровнем моря, поселок Торгон обращен к Женевскому озеру. Идеально расположенный, город находится недалеко от Монтре и Эгле, и всего в 45 минутах езды от Лозанны и 75 минутах от Женевы. Сюда можно добраться в течении всего года либо на машине, либо на рейсовом автобусе. Его гордостью и славой является великолепный, панорамный вид на долину реки Рона и на окружающие франко-швейцарские Альпы. Но ни на одном ведомом пути, включая бездорожье, бедную Маргариту не видели. Горная полиция обеспечила поисково-спасательные мероприятия, надеясь отыскать хотя бы какой-то след, но тщетно. После пропавшей россиянки остались только швейцарские горы и зима.

На окраине Загряжска стынет зимнее утро. Здесь расстрелянная Виноградова лежит на носилках, стоящих на снегу. Поодаль, у служебной машины стоит наряд полиции. На самом месте покушения работает бригада экспертов-криминалистов. Там же совещаются следователь и оперативники в штатском.

К носилкам подбегает только что доставленная служебной машиной, что обычно возит её из соседнего двора на службу, Анна Тимофеевна Червонная, в форменной генеральской одежде. Она падает на колени перед Александрой. Чтоб ближе притулиться к заветной подружке, берётся за её расслабленную руку и только потом взглянула вопросом в врача «скорой помощи». Тот в ответ отрицательно кивает и философски говорит:

– Конец.

Червонная сокрушённо кивает, едва сдерживая рвущееся из бабьей души горе, встаёт и отходит. Врач кивает санитарам на носилки с Виноградовой, те поднимают их, несут по направлению к «труповозке». «Труповозка» для Шурки Виноградовой, от этой жизненной формулы у её живой подружки Ани Червонной утробу свело так, что мир, показался чёрной единообразной массой с разводами, очертаниями и прочей ерундой, называемой планетой людей, и даже снег там же, в черноте. Но вот отпустило, и генерал побежала, догнала носилки, пошла рядом… пошла. Пошла она эта чернь ко всей своей треклятой праматери! И вдруг у Сашки открываются глаза. Как же так, ежели конец? Червонная как заорала на весь белый свет:

– Она жива! Доктор! Бригаду медиков! Вертолёт!

Охреневшие от ора санитары едва не обронили носилки, замерли. Подлетел врач, проверил состояние Виноградовой и обнаружил в нём проблеск, и тоже, как гаркнет:

– В машину несите, быстро и нежно! Да не в ту, мужики, в «скорую» её, обратно!

Санитары трусцой уносят Александру в карету «скорой помощи». Врач потрясён случившимся, что-то бормочет невнятное, может быть, на латыни. Червонная, готовая всем своим естеством забраться в черепную коробку медика, чтобы понять, о чём, собственно, речь, тряхнула его за грудки, от всей души, и выкрикнула в глаза:

– Что? Что!?