Игорь Агафонов - Картотека Пульсара. Роман. Повесть. Рассказ

• Название: Картотека Пульсара. Роман. Повесть. Рассказ
• Автор: Игорь Агафонов
• Жанр: Русское современное

Действительность меняется вокруг нас ныне с головокружительной быстротой, и многое вчерашнее начинает восприниматься ретроспективно уже сегодня. Однако проза Игоря Агафонова не только не утрачивает своей значимости, напротив, приобретает лишь добавочный колорит и пронзительно-ностальгическое звучание – возможно, благодаря добротному «материалу» и «наполнителю» – как удавшееся вино с выдержкой обретает тонкий вкусовой букет, располагая к… несуетному осмыслению происходящего…

---

И мне сделалось обидно за него. Ну да, взлохмаченный, взъерошенный, как воробей, не всегда франтовато облачённый… Но ведь азартный, вдохновенный… Но что могли понять в этом детишки, передразнивая объект наблюдения маменькам и папенькам…

Впрочем, родительский шок – от потешных возгласов старика по поводу литературных персонажей, от его мимики и восторженных всхлипов, не прошенных старческих слёз и прочих ужимок… да в непосредственно-наивной передаче-переложении школярят, неизбежно пересыпанное междометиями, типа – тах-тарарах, пых и паф, и подобающей жестикуляцией – вдруг этот шок родителей рассмешил меня.

– Что?

– Д-да-а, никак не срифмую… А вы по-прежнему излагаете свои теории о Герое нашего времени своим подшефным недорослям?

– Да-с, бесплатным приложением. А чего такого? Я ж понимаю о себе – дилетант, так что – да, бескорыстно… Иначе никто и не позарится.

– Да нет, ничего, в голову просто…

– Ну а как же, пионеры должны приобщаться… Сперва смехом-смехом, а после, может, и всерьёз кто сподобится вникнуть…

– Пионеры? А разве их не аннулировали до мелениума?

– Эх вы, молодой человек – молодой человек, отстали от жизни… А ещё читарь. Их уже давно и вновь… Как вы сказали – аннулировали? А теперь придумайте рифму – с обратный знаком…

– С обратным – то есть противоположным?

– Ну да, ну да. Какой у нас обратный плюсу знак?

– Восстановили… возродили…

– В рифму, я сказал, – и поспешно, стараясь, вероятно, опередить отгадку. – Точнее будет мани-лировали.

– Что ещё за словечко? Не знаю такого…

– Мани-мани! Не знаете, не слыхали? Странно. Ладно… Мани-пу-лировали – слишком длинно для рифмы, я вот потому и подсократил в серёдке. Что такое пу? Да ничего особенного… Пу-стяк. Значит, можно убрать.

– Всё равно не понял. При чём тут мани?

– Но мы ж говорили о бескорыстии и воздаянии. Денежки это – мани по-англицки.

– Тогда уж снивелировать.

– Аннулировать – снивелировать… н-да. Хорошо, перейдём от эквилибристики к… Мы! – и указательный палец вверх, – возведя их в ранг великих, постоянно забываем (! – опять палец в потолок), что Пэ не было и сорока, когда он… а эЛ так и ва-аще… так что… так что, по нашим нынешним меркам и представлениям, ежлив мужику нет сороковника, то его ва-ще не принимают в расчёт… пока не помрёшь, не забронзовеешь.

Лёнид и завсегда-то вклинивал без предупреждения этакие пассажи. При этом какая-нито ужимочка мимическая – обязательно присутствовала, скрипуля в голосе и затем ёмкая пауза – ну, дескать, дошло до тебя?..

– В принципе, не всё ли равно: англицкие корни у поэта аль чеченские… даже ближе получается по расстоянию…

Это он иллюстрирует книжку знакомой мне писательницы Марьям с Кавказа, где она причисляет Лермонтова с Толстым Львом к чеченскому народу. На что мой друг, литератор-критик-педагог заметил так: все малые дети хотят видеть своим кумиром взрослого дядю.

– Тут гораздо важнее, дружок, вот чаво: какой культурой (или культурами) был обласкан и запитан гений… Или я не прав?

Для себя я, доцент Благополучнов, давно отметил, что, по мнению Лё, вполне подхожу под детскую категорию слушателей, под чьё восприятие, собственно, и адаптированы его изыскания. Ну что ж, ну что ж…

– Трезвон телефона отвлёк нас от избранной темы… Однако пойдём дальше. Слушайте. Внимательно. Станционный смотритель.

И сокрушённо:

– Ну не знаю. Не надо бы!.. Потому как не люблю я подобных словечек. Но! Вынужден произнести: гениальные вещи. – И вскинул руку в пионерском салюте. – А вот эта вещь Пушкина ещё гениальнее. Я таких пустых фраз, повторяю, не терплю! Но опять же – позволю себе и скажу: «Станционный смотритель» ещё гениальнее, чем «Гробовщик». Вот это я знаю точно. Он, Гробовщик, конечно, пустоват в некотором смысле. Несмотря на то, что её написал Пушкин, из всех повестей Белкина она самая пустоватая. Вот моё мнение. И можете вывести меня на расстрел. Ах! Зато уж «Станционный…» – гениальная штукенция без всяких оговорок. И в ней ещё один конкретный, жестокий приговор в отношении нашего с вами будущего…

И Лё насмешливо взирает на меня в ожидании реакции. И не дождавшись:

– А где конкретнее всего он это предвидел? И в Выстреле про это нет, и в Метели нету, и в Гробовщике нет как нет. А в Станционном смотрителе – пожалте!.. Я могу сейчас на любой аудитории, любому академику сказать в лицо, о чём «Смотритель…», эта повесть – тонкая штучка. И о чём? – почему нет вопроса?.. Ну не знаю, у Лермонтова об этом нет вообще ничего. Чтобы так было… так выражено чётко мысль… ну, какая мысль-то?.. Подсказываю – о вреде… о вреде чего?.. Ха-ха-ха!.. Ну – понятна мысль? – о вреде, что ли, пьянства?.. Нет?.. Ха-ха-ха!

И смеётся Лё так, что не понять, насколько всерьёз он шутит…

– Что? Сотворим паузу? Отдохнём, как говорится, от столь ошеломляющего открытия происков закулисы забугорной? – Однако тут же, встрепенувшись:

– Не будем, впрочем, отвлекаться на постороннее… Так вот, наш Смотритель пьёть, пьёть и пьёть!.. Вместо того, чтобы… что? Ведь его Дунечку увезли (голосом юродивого) в Петербург. Один из принципов профессионализма – какой? Прове-ро-чный. И ты, сударь, проверь. За проверочкой… а?.. пере-про-верочка. Ты понаблюдай сперва недельку-другую, прежде чем сыр-бор затевать: как живёт твоё самое дорогое существо – дочь твоя, несравненное чадо. Узнай, чем дышит, и – не исключено – уже стала женой гусара?.. Как она освоилась в этом жутком городе? А он бросается в пьянство. Ну! И как вам такое свинство?!. Во-от, баба-мот.

Коне-ечно же (!), с наступлением промышленной эры, когда весь мир уже зашагал железной поступью, от мужчин требуется прежде всего – чего-с?.. Никогда, ни при каких обстоятельствах – ни капли, если уж за дело берёшься…

И протяжный раскрепощённый вздох:

– Нонче на улице я поздравлял одного мужика, он в соседнем подъезде проживает. И хвалится он чем, знаете? Тем, что отец ему завещал – выпить цистерну водки… Кстати, сколько это литров?..

…мне подумалось: эти его рассуждения можно было бы использовать как замечания в рассказе, например, – с усмешечкой, так сказать, а не как фундаментальные выводы… тогда, может быть, и ничего… То есть – как намёк на толстые обстоятельства, а не как научную критику.

Дело-то ещё в чём: особенность Лё – слишком утилитарен он в своих измышлениях. Особенность такая вот у него отмечена мною с самого раннего знакомства…

И только я так-то вот подумал, как визави мой – с провидческой иронией:

– Тут, главное, не путать Литературу (нарисовал в воздухе здоровенную Л – то есть с заглавной буквы, не ошибиться никак, во весь размах руки) … Да, не путать с презентациями книг «ба-альших» писателев… В сущности, вот мы с вами разве что приблизились всего-навсего к Литературе большой… всего-навсего… всего лишь настолько приблизились, насколько способны объять сие громадьё своим доморощенным пониманием, и как ещё далеки мы от неё родимой… мы ещё пока слепцы у ног слона! То хвост, то хобот под нашими руками, то ножища…

К слову. Когда мы предавались рассуждениям о наших великих, ушёл от нас автор «Сто дней одиночества». Что ещё в тот период времени происходило? (Это я тужусь привязать наше частное общение к планетарному времени-контенту.) Ах да, ещё на Украйне очередная заварушка была сотворена. Ну, помните противостояние Донецких и Луганских с майдан—овцами? Ну, Крым ещё к России обратно вернулся… Ну и вот.

***

…Последний раз мы так и не сыграли… не сразились. Пришёл я, по обыкновению, после предварительного звонка: выходишь из дому и размеренным шагом ровно двадцать минут. Но к Лё уже нагрянула дочь. Энергичная такая. С озабоченным ликом… Да, личико гладенькое, лобик чистенький, милашка бы сказал… да глазки… не то чтобы бегающие, а какие-то неустойчивые, невнимательно мажущие по тебе желтком зрачка из синеватого белка, будто кисточкой влажной прохаживаясь… В фартуке поверх нарядного платьица, ножкой подрыгивает нетерпеливо. Помывку папани решила устроить. Так в дверях и сообщила:

– … Может, попозже придёте?

– Нет! – хрипло возразил Лё из комнаты. – Сперва сыграю! К тому же, у него всего три постоянных маршрута – один ко мне, второй через овраг в поле и третий на службишку. Службу минуем – выходной. В поле – заметёт, нынче-то ишь непогода. Остаётся – игра!

– Мы должны помыться, – терпеливо, не оборачиваясь, сказала дочь, при этом она глядела на меня, чересчур пристально, будто просила её поддержать. – Мне, в отличие от вас, на службу надо поспеть, понимаете?