Алексей Тугарев - Я умею убивать драконов. Стишки 1997—1999 годов

• Название: Я умею убивать драконов. Стишки 1997—1999 годов
• Автор: Алексей Тугарев
• Жанр: Поэзия

Эта книга была закончена в 1999 году, но тогда у меня не получилось её опубликовать. Сейчас уже ничего не мешает это сделать.

---

Возвращение в Карфаген

I. Дорога

Из Карфагена вышедшее судно
уже Столбы спокойно миновало,
дорогою известной и нетрудной
отправилось к Канарам за товаром.

Но мягкий ветер, обернувшись шквалом,
ниспосланным всевидящим Ваалом,
не дал пристать к заветным островам.
Несло корабль к полудню и закату
и вынесло почти что на экватор,
у побережья в щепки разорвав.

Потом на берегу Венесуэлы
найдут в песке давно увязший камень
с кривыми финикийскими значками —
для тех, кого забросит в эту даль,
чтоб эти горемыки поглядели,
что здесь и раньше люди побывали
и, кстати, не забыли о Ваале,
а принесли положенную дань.

Один из тех, кто выжил в океане,
добавлен был к реестру утонувших,
но странное, чужое покаянье
и чувство бесполезности утрат
у нескольких живых измяли души,
когда вершился дедовский обряд.

И раскололась выжившая группа,
и те, кто не хотел быть в роли трупа,
задумали своё начальство бросить
и той же ночью впятером уйти.
Нормальные свободные матросы,
но с коллективом им не по пути.

Довольно скоро встретили людей,
осматривались несколько недель.
Пришлось понять, что никуда не деться:
на этой неприкаянной земле
нет городов, дорог и кораблей,
а только бродят голые индейцы.

Привычный мир их выплюнул, как кость,
и выбросил настолько далеко,
что нет пути назад. Но ведь нельзя же
погибнуть здесь, от родины вдали,
и не увидеть ни родимых лиц,
ни средиземноморского пейзажа.

Припоминая, что Земля кругла,
что Африка сравнительно мала
и с юга омывается морями,
а Азия изрядно велика,
решили продвигаться на закат,
идя туда, где деды умирали.

Узнав плоды, которые едят,
и способы общенья с незнакомцем,
покинули любезного вождя,
и двинулись вослед за южным солнцем,
вдоль берега, как правило, идя.

Преодолев преграду перевала,
они достигли новой водной глади,
что путь на запад им перекрывала,
и вновь они пошли, на солнце глядя,
но к северу вели их берега,
туда, где тьма и вечные снега.

На них туземцы этих берегов
смотрели удивлёнными глазами.
Их трижды принимали за богов,
их восемь раз едва не растерзали.

Они полгода в рабстве провели,
они едва не умерли в пустыне,
и вот пришли на самый край земли,
где даже море подо льдами стынет.

Чертили карты палкой на снегу
и ожидали лета терпеливо.
Прощались на чукотском берегу
с хозяевами моря и пролива.

Ещё два года шли они, пока
не встретилась великая река,
впервые из глубин материка
несущая медлительные воды.
И знали на амурских берегах
о лошадях, железе и деньгах.
Привычный мир! Подумать только – вот он!

А между тем, сюда пришли они,
уже двоих своих похоронив,
а третьего так глупо потеряли.
Однажды он сказал, что он пошёл
на юг, в страну, откуда возят шёлк,
что хватит, мол, общаться с дикарями.

А двое гнули линию свою,
что надо им домой, а не на юг,
что путь туда ошибочен и ложен,
что их страшит Великая стена,
что кормят их лесные племена
и на алтарь закланий не возложат,

а государство может наказать
(и в том его законности пикантность!),
к примеру, за красивые глаза,
в которых не заметен эпикантус.

А он сказал, что не упустит шанс
увидеть то, чего никто не видел,
и, гибели в Китае не страшась,
покинул их в печали и обиде.

Они же вышли к озеру Байкал,
у степняков лошадок раздобыли
и кочевали к западу, пока
на переправе у одной из рек
не повстречался черноморский грек,
который, правда, не бывал в Сибири,
но раза два мотался на Урал,
где камушки у местных собирал.

Он путал Карфаген и Финикию,
не сразу понял, кто они такие,
и не поверил в длительность пути,
но с ним они дошли до Танаиса,
где наконец смогли остановиться
и облегчённо дух перевести.

II. Танаис

Когда подходишь к городу чужому,
а кажется, что нет его родней,
когда влекут тебя чужие жёны,
и истина является в вине,

когда шумит компания хмельная,
и ты теряешь разговора нить,
но греческий язык немного зная,
пытаешься хоть что-то объяснить,

ты говоришь, и, кажется, без толку,
о полном закруглении Земли,
но знают все, что вы пришли с востока,
а впрочем, ничего не привезли.

Ну что, бродяга, вспомни, опиши
селения, привалы, шалаши
и немотой наполненные встречи.
Но вырабатывает голова
тягучие, ветвистые слова
на бесполезном северном наречьи.

Ты вспоминаешь рыхлые снега,
гноящиеся язвы на ногах,
кровавый писк таёжных насекомых
и жителей мифической земли,
с кем приходилось трапезу делить,
едва отяготившись языком их.

А собственно, о чём тут говорить?
Ну горы, ну леса, ну дикари.
Так это всё и греки повидали.
Вот Скифия, а рядом и Кавказ.
Такой же можно сочинить рассказ,
не отправляясь ни в какие дали.

Зато товарищ станет излагать
свой бред про золотые берега,
про племена туземцев двухголовых.
Он лучше знает греческий язык,
а ты усвоил разве что азы,
и не пристало другу прекословить.

Ни вам, ни грекам не дано узнать,
что и про вас судачат племена,
у чьих костров вам довелось садиться,
что вас одев, обув и накормив,
они слагали непохожий миф
о неких бородатых проходимцах,
что было детям суждено родиться:
двум от тебя, а от него – восьми…

И в гуще трёпа про аборигенов,
опутанный неясными словами,
о Карфагене вдруг заговорив,
ты узнаёшь: не стало Карфагена.
Был город взят и срыт до основанья
в тот год, когда и греческий Коринф.

И ты продашь любимого коня,
от нетерпенья уступив излишне,
и серебро на поясе храня,
пристроишься на первый же корабль —
скорей уплыть к родному пепелищу,
которое Юпитер покарал.

А твой товарищ захотел остаться.
Уже неделю был он сыт и пьян,
шаманские выплясывая танцы
и угольком рисуя обезьян.

Он принялся за дело с огоньком
(по теплоте соскучился, наверно)
и отогнал завидных женихов
от дочери хозяина таверны.

И пусть враньём был полон третий короб,
зато успех имел он неизменный
у всех торговцев, посещавших город
на северо-востоке Ойкумены.

Когда-нибудь вблизи от устья Дона,
средь прочих сохранившихся развалин,
очистят от земли фундамент дома,
где под его рассказы выпивали.
И археолог будет поражён
тарелкой с нарисованным моржом…

А ты сидишь у борта корабля
и слушаешь рассказ об Одиссее.
И думаешь: как велика Земля.
И распирают гордость и веселье.

Ведь путь из Трои недалёк и лёгок,
но удалось Гомеру приколоться,
и, обнаружив сходство ваших логик,
смеётся и поддакивает лоцман.

III. Африка

Я добирался на перекладных,
благодарил, когда меня кормили,
и постепенно стали мне видны
все перемены, грянувшие в мире,
как будто я смотрел со стороны.

Как будто в водах, дальних и постылых,
меня свело, и я уже тону,
но прежде, чем отправиться ко дну,
я с высоты двенадцати локтей
отчётливо увидел свой затылок
и погибать тогда не захотел.

Я и теперь такой же соглядатай,
хоть ни одна собака не просила
ломиться в мир, где римские солдаты —
единственная движущая сила.

Я плыл на корабле с одним купцом,
сиявшим жизнерадостным лицом,
и эта образина говорила,
что у неё младенческий восторг
при мысли, что и запад, и восток
объединятся под пятою Рима,

мол, всех уже сильнее во сто крат
и всех зальёт их собственною кровью
не ваш Молох, не греческий разврат,
а римское душевное здоровье.

А я ему сказал, что Ганнибал
тринадцать лет метался возле Рима,
но город был ему не по зубам,
и думал он, что родина поможет,
но глупые и жадные вельможи
неколебимы были, как гориллы.

И я представил, что захвачен Рим
резервом свежих карфагенских армий,
что мы теперь историю творим,
притом ещё жесточе и коварней.
И ужаснулся я словам своим.

И я глядел на римские войска,
не чувствуя к солдатам отвращенья.
И вспомнил я, как в детстве из песка
мы их лепили в качестве мишеней:
ведёрком выпекали куличи
и битые кидали кирпичи,
верша своё мальчишеское мщенье
без опасенья сдачи получить.

Конец ознакомительного фрагмента.