Олег Глушкин - Рыбацкое море. Рассказы

• Название: Рыбацкое море. Рассказы
• Автор: Олег Глушкин
• Жанр: Русское современное

Рассказы и миниатюры, составившие книгу, рождены морскими рейсами автора. Вдали от родных берегов обостряются чувства, сближаются и сталкиваются люди, но всех их объединяет рыбацкое море.

---

Сейчас, в полутемной каюте, согревая себя крепко заваренным чаем, мы с учителем пытались вспомнить то время. «Столь долго ждать свободы и теперь уйти от нее, стать морским скитальцем? Почему?» – задал я мучающий меня вопрос. Учитель ничего не ответил. Потом, прикусив губу, сказал: «В этом письме Кире я пытаюсь объяснить происшедшее, она ведь тоже ничего не хочет понять. Она перестала отвечать на мои письма». Я взял из его рук пухлый конверт и положил в боковой карман своей куртки.

О сыновьях своих, их было двое, почти одногодки, он ничего не расспрашивал, да и я не смог бы ему что-либо сообщить. После его ухода в рейсы я ни разу не бывал в их доме. Слышал только, что один из сыновей уехал учиться в Штаты. Возможно, думал я, именно эта учеба, требующая немало денег, и заставляет учителя безвылазно скитаться по морям, переходя с одного траулера на другой. Может быть, он боится потерять место, думал я тогда, сидя в его каюте.

Время свободы и распада. Крупные наши рыбацкие конторы превращались в отдельные фирмы, эти фирмы сдавали траулеры в аренду, а то и вовсе списывали на металлолом. Под чужим флагом ходить было непривычно, но все скрашивали заработки. Платили в баксах. Но даже за самые большие баксы я не смог бы заставить себя ходить годами, не прерывая рейсы отпусками. Правда, после отпусков приходилось подолгу обивать пороги конторских кабинетов, где увешанные бриллиантами дамы смотрели сквозь тебя и ждали, какую сумму ты предложишь. Меня выручали друзья, ставшие хозяевами рыбацких фирм, а каково было ему, во-первых, человек в годах, во-вторых, профессия не морская, да и кому нужна заочная школа моряков в наших новых фирмах, жаждущих быстрой наживы?

Пытаясь как-то расшевелить своего собеседника, я заговорил о рыбацких новостях – о датчанах, нанявших кошельковые суда, о застрявших в Сьера-Леоне рефрижераторах, на которых разорившаяся фирма вот уже полгода не может расплатиться с экипажем. Но вскоре я почувствовал, что все эти новости мало волнуют моего собеседника.

– Сами мы этого хотели, помнишь, нам не хватало свободы, – сказал он тихо, – а свобода живет внутри нас, об этой внутренней свободе мы не догадывались…

– Но вы же сами сделали себя несвободным, – сказал я.

Он впервые за нашу встречу улыбнулся, и даже его неподвижный, пугающий меня взгляд, казалось, осветился каким-то неясным блеском.

– Можно ли жить, лишая себя земли, – продолжал я, – можно ли, как Иона, застыть в чреве кита, лишь бы не возвращаться в Ниневию, лишь бы не проповедовать язычникам Божье слово!

– Ах, Иона, – оживился учитель, – самое мудрое библейское сказание, но не для меня, у меня, в отличие от Ионы, слишком много учеников. Правда, им никакого дела нет до Ионы…

Он повернулся к иллюминатору, теперь я не видел его застывшего глаза, в профиль он выглядел много моложе своих лет, и я почувствовал, что живет в нем несгибаемая уверенность в своей, ему единственному доступной правоте.

– Но почему надо искать учеников в море, есть сельские школы, можно и на земле уединиться, можно попробовать, и там все начать с ноля! – предложил я.

Я стал говорить ему о запахах душистой, свежескошенной травы, о тишине деревенских рассветов, о трепете листьев на березах, о солнечных полянах, скрытых среди ельника, о белых грибах, прячущихся в густой траве, о родниковой живительной воде…

Он слушал меня, не перебивая, прикрыв глаза, очевидно, мысленно уходя в тот далекий земной мир, которого он сам себя лишил. Мне даже показалось, что его глаза повлажнели. Но когда я закончил, он поднялся, приник лицом к иллюминатору и спросил: «А что здесь, в море, мало завораживающих красот? Дело лишь за малым – надо суметь удержать увиденное внутри себя».

Я не мог возразить ему, я ведь тоже любил море – эту бесконечность вод, меняющих свой цвет, эти неповторяющиеся закаты, и блики солнца на гребнях волн, и кружево этих волн, и гортанные крики чаек, и мечущиеся по небу крупные и яркие звезды…

Я готов был тогда согласиться с учителем – мир мы несем в себе, все отражается в нас, и остается или не остается – на то наша воля. Есть и ещё такое понятие, как жертвенность, уметь лишать себя многого для того, чтобы близкие тебе люди – жена, сыновья не знали забот…

И все же, как часто мы стараемся навязать другому человеку свои решения, нам кажется, что только мы правы. Я ведь полагал в ту нашу встречу, что мне надо спасти учителя, что надо возвратить его на землю, к нормальной человеческой жизни, мне казалось, что он слишком стар, что он не сможет более выдерживать длительные изматывающие рейсы, тем более, что вот этот его траулер идет на криля к Антарктиде.

– Есть такой вариант, – предложил я, – давайте со мною сейчас переправимся на плавбазу, у нас вскоре будет заход в Дакар, и оттуда вы сможете самолетом вернуться в порт, я берусь все это оформить, там, в Дакаре, в нашем представительстве командует мой институтский товарищ…

– Мир полон соблазнов… – начал учитель, но его прервал буквально вскочивший в каюту наш грузовой помощник, который, уладив все дела с приемом груза и сдачей топлива, видимо, хорошо отметил это событие. Острый его нос покраснел, а глаза постоянно моргали.

– Ну, вы даете! – крикнул он. – Признавайтесь, сколько бутылок хлопнули? Я по всему судну вас ищу. И у буфетчицы был, и у кастелянши, и к капитану ходил! Сетку же давно подали!

Я стал прощаться с учителем. Он хотел было пойти провожать, но я отговорил его. Только еще раз успел переспросить о том, что он думает о моем предложении. «Пустое все это», – отозвался он и махнул рукой…

Едва мы с грузовым помощником ступили на сетку, как ее вознесло вверх, мы вцепились в троса. Под нашими ногами две громадины – траулер и плавбаза, словно две чаши весов, то поднимались, то опускались, соревнуясь, кто занырнет поглубже. Лебедчик долгое время не мог поймать удобный момент. Грузовой помощник, перегнувшись вниз, орал на него. Наконец резкий рывок, и мы спрыгнули с сетки на ускользавшую из-под ног палубу.

– Замотался, в корень-душу! – крикнул грузовой помощник. – У твоего мукомола не оскудели запасы?

Пришлось пригласить грузового помощника в каюту. Мукомол спал, уткнув лицо в стол. Я нацедил из большой бутыли самогона. Грузовой помощник выпил единым глотком, только кадык дернулся на его тонкой шее.

– Хороша, – протянул он, уселся за стол, ожидая продолжения, и стал говорить об учителе.

– Ну и чудик, – сказал он, – они же во льды идут, а у него даже теплой одежды нету, собирали ему – кто что мог, дал. И зачем ему этот рейс, никто не понимает. Там, на траулере, всего два ученика. Один из заочного юридического. Тот, правда, доволен. Говорит, второй рейс с этим чудаком, в жизни, мол, на берегу не нашел бы такого учителя. О чем не спросишь, все знает. Ну и чудак!

Очнулся мукомол, поглядел на нас осоловелыми глазами и быстрым движением разлил по стаканам остатки самогона. Мы выпили, закусив маленькими дольками соленого огурца. Мне было как-то неуютно в их компании и я порывался уйти. Вот ведь, корил я себя, не догадался собрать для учителя теплые вещи, у меня же свитер есть, зачем он мне здесь, в тропиках. Я залез в рундук, вынул свитер, но в это время по трансляции объявили, что траулер отходит от борта.

– Чего ты о нем так заботишься, – поглаживая усы, сказал мукомол, – его баксы греют, на криле, знаешь, сколько можно отхватить, считай по куску в месяц!

– Если бы, – засмеялся грузовой помощник, – ему ведь давно никто не платит, уже, почитай, год, как заочная школа лопнула. Кореш мой, который на юриста учится, рассказывал. Харч, конечно, на траулере бесплатный – вот и все удовольствие!

Боже мой, удивился я тогда, неужели это все правда? Надо вернуть учителя, немедленно вернуть. Я бросился из каюты на верхнюю палубу. Но было уже поздно. Траулер медленно отваливал от нашего борта. Полоса бурлящей воды между нашими судами все увеличивалась и увеличивалась.

На верхней палубе траулера, прячась за крыло ходовой рубки, кутаясь в телогрейку, стоял учитель. Я уже не мог ничего сказать ему, любые мои крики были бесполезны, я даже не мог различать его лица. Мы замахали друг другу руками. Протяжно загудел тифон. Траулер прощался с плавбазой. И когда он, постепенно удаляясь, затерялся среди волн, внезапно солнце прервало пелену туч, и море успокоилось на глазах, словно глыбы вод, приняв долгожданную жертву, прекратили возмущаться.

К вечеру солнце садилось уже в совершенно штилевую воду, окрасив горизонт и поверхность моря в багровый цвет.

Этот мой рейс через месяц закончился, и по приходу в порт я тотчас направился на ту улицу, где был памятный мне дом, чтобы вручить Кире письмо от морского скитальца. Дверь мне открыл совершенно незнакомый старик и на вопрос мой о Кире сказал: «Не живут уже здесь такие, с полгода, почитай, не живут. В Америку они съехали!»