Михаил Поляков - Узел связи. Из дневника штабного писаря

• Название: Узел связи. Из дневника штабного писаря
• Автор: Михаил Поляков
• Жанр: Драматургия

Российская армия в начале двухтысячных годов. Неприкрытая правда о дедовщине и войне в Чечне от солдата по призыву, служившего на рубеже столетий. Без ура-патриотизма и огульного осуждения, без мата, кровищи и натурализма. Объективная картина событий, наполненная психологизмом и подлинными человеческими чувствами – страхом, ненавистью и, конечно, любовью.

---

С Сомовым тоже всё хорошо, он мне даже понравился, несмотря на свою драконью репутацию. Начальник он, кажется, справедливый. Например, одним из первых его распоряжений на узле связи было раздача белья солдатам, которое до того удерживал под замком наш старшина, прапорщик Непейвода – человек корявый, усатый, угрюмый и как все старшины – первостатейный жучила, снега у него зимой не допросишься. Перед Сомовым он, впрочем, сразу же начал лебезить, достал ему военную форму натовского покроя (на неё у нас мода сейчас), принёс свежую смену белья, подушку, ну и так далее. Сомов отослал все эти ритуальные дары обратно. Тот как-то притих, и теперь ходит как шёлковый. Разобрался Сомов и с документами, с которыми на Узле был ужасный бардак. С прошлого начальника осталась целая гора каких-то расчётов, неоконченных планов, неизданных приказов. Особенно же много оказалось рапортов, которые я дня два, наверное, разбирал. Любопытно, кстати, что очень многие из них составляются не в обычной канцелярской форме, вроде «за добросовестное выполнение телеграфисткой Ивановой должностных обязанностей прошу наградить её премией», а в стиле «Иванова героически выполняла свой воинский долг, не щадя жизни и бесстрашно проливая кровь во славу Отчизны», ну и так далее. Сомов все такие бумаги приказал переписать, но в группировке их ходит довольно много.

Минаева я тоже иногда вижу, но в последнее время реже и реже. Он уже два раза ездил на спецоперации – один раз менял ключевые блокноты (это такие устройства, необходимые для того, чтобы работала секретная техника), а также летал с командующим группировкой в командировку на какие-то дальние посты. Ему, кажется, тут очень нравится, во всяком случае, как ни увижу его, всегда он сияет как медный грош.

29 декабря 2000 года

Из-за этой дурацкой проверки секретности сегодня весь день коту под хвост. С самого утра у нас тут шум, гам, крики, по всему узлу бегают какие-то незнакомые люди с круглыми глазами, вынимают и проверяют документы на технику, сличают номера, докапываются у ребят о знании каких-то формуляров, и всё в этом роде. Попал под эту проверку и я. Часа за полтора до неё Сомов предупредил меня, что надо быть настороже. Я, конечно, испугался, сижу, не зная, чего ожидать. Но дело обернулось довольно комично. Стучатся ко мне в дверь кашээмки, я открываю, и по металлической лесенке в машину резво, как кузнечик, впрыгивает какой-то непонятный субьект. Я с удивлением посмотрел на него: он был небрит, грязен и одет в истёртый бушлат, застёгнутый наглухо. На одной погоне у него – три маленькие звезды старшего прапорщика, на другой – две большие подполковничьи. Он театрально огляделся вокруг, наклонился к самому моему уху и прошептал: – Распечатай-ка мне быстренько карту группировки!

У меня, разумеется, никакой карты в компьютере нет – не нужна мне она в работе.

Он не отстаёт:

– Ну, тогда план боевого дежурства!

– Зачем вам? – спрашиваю.

– Делай скорее, не задавай вопросы, – говорит.

Я отказался наотрез.

– Ну, дай хоть какую-нибудь бумагу!

Я достал ему первую попавшуюся бумажку из мусорной корзины, какой-то обрывок газеты, чуть ли ни тот, в который вчерашняя селёдка была завёрнута. Он накинулся на неё как ястреб на кролика, сцапал дрожащими руками и выбежал из кабинки. Возвращается через две минуты с Сомовым, и давай меня перед ним распекать. Мол, беспечно ваш боец вытащил первый попавшийся документ и передал его незнакомцу. А что, если бы я был шпионом, и он отдал бы мне критически важные для группировки сведения? Ну и всё в том же духе. Сомов для вида (со смеющимися, впрочем, глазами), отчитал меня, а когда майор ушёл, похлопал меня по плечу и буркнул что-то одобрительное. Я удивляюсь – неужели такие вот люди действительно ловят шпионов и разоблачают агентурные сети? Вообще, наше штабное начальство очень серьёзно надувает щёки насчёт всей этой ерунды с секретностью. На разводах нам часто объявляется о том, что прошла очередная проверка безопасности, в ходе которой выявлены множественные недостатки, критически угрожающие группировке, разоблачены предатели, пытавшиеся передать шпионам её планы, и всё в этом роде. Сомов всегда зачитывает подобные реляции с некоторой иронией, да и мы, стоящие в строю, не можем слушать их без улыбки. Во-первых, какая там секретность, какие тайные планы, когда телевидение уже всё у нас, наверное, успело снять и показать на стомиллионную аудиторию? Во-вторых, с нами рядом находится рынок, на котором чеченки торгуют всяким барахлом – от сигарет до видеокассет и ножей. В случае чего, они просто из разговоров всё, что им нужно узнают. Ну а в-третьих мы прекрасно знаем, как обеспечивается наша безопасность. Вот один пример. Часто офицеров, которые приезжают в командировки из регионов, не пускают на базу из-за каких-нибудь не совсем верно оформленных документов.

– Ну а что мне делать, я уже приехал, куда теперь-то деваться? – возмущаются люди на пропускном пункте.

– Это надо с отделом кадров группировки решать, – отвечают караульные.

– Да как же мы до кадров доберёмся, если вы не даёте нам пройти?

– А вон видите за углом колючая проволока, а рядом ребята дрова рубят? Вы через неё и полезайте на территорию. Ну а штаб уж сами найдёте.

И командировочные под равнодушными взглядами и караульных, и солдат, колющих дрова, лезут через уже изрядно помятое и прореженное ограждение. Думаю, таким макаром и сам Басаев к нам хоть средь белого дня проберётся. Вообще, чеченских шпионов, с которыми борются наши доблестные органы, мне сложно представить без улыбки. Воображение почему-то рисует бородатого аксакала, похожего на старика Хоттабыча, в зелёном халате и шлёпанцах крадущегося по нашей грязи. Правда, в прессе (газеты приходят сюда с месячным запозданием) мне приходилось видеть интересные истории на этот счёт. В частности, читал на прошлой неделе то ли в «МК», то ли в «Аргументах и фактах» рассказ об офицере внутренних войск, который был в 94-м году завербован чеченцами и даже принял у них ислам. Шесть лет он добывал для них сведения, причём за это время от капитана дослужился чуть ни до полковника. И вот недавно его, якобы, замучила совесть, и он решился сдаться правоохранительным органам. Не знаю, правда ли это.

Один плюс у всех этих проверок – спецы, помучив нас, переключились теперь на наших начальников. Вряд ли их отпустят скоро, так что до вечера свободным временем я обеспечен. Использую его на дневник.

То, что происходит у нас сейчас, можно охарактеризовать одним словом: грязь. Грязь материальная и, главное, моральная. Начну с первой. Наша группировка, как я уже рассказывал, стоит посреди чистого поля, на земле. Сейчас тут ещё довольно тепло, и едва ударивший морозец часто сменяют дожди. Лёд, образовавшийся утром, днём тает, по вечерам же наши палатки застилает густым мокрым туманом. Даже просто ходя по раскисшей земле, невозможно оставаться совершенно чистым. Ну а что если возиться на ней весь день – рубить дрова, прокладывать кабель, вкапывать антенны, ремонтировать автомобили? Конечно, все мы заросли грязью до бровей и все похожи на трубочистов.

Главная же наша беда и мучение – вши. Вы, читатель, может быть, нигде, кроме детского сада или пионерского лагеря не видели их, и не знаете, каким они могут быть наказанием. Я и сам ещё в части, слушая рассказы вернувшихся из Ханкалы «чеченцев», удивлялся их жалобам на насекомых. «Ну что, в них может быть страшного, – рассуждал я, – и сами они мелкие, и кусают, кажется, не больно – даже слабее комаров». Но что если их десятки (а я слышал, что до нескольких сотен вшей могут жить на человеческом теле), и все одновременно снуют, ползают по тебе, жалят в самых неожиданных местах? И ещё хорошо, когда можешь расстегнуться и почесаться, но обычно, особенно когда работа на людях, как у меня, этого сделать нельзя. Бывает, сидишь за компьютером, слушаешь нудный голос офицера, диктующего тебе какую-нибудь очередную бестолковую бумажку, и вместе с тем чувствуешь, как вошь, медленно-медленно перебирая своими маленькими гаденькими лапками, ползёт по твоей груди. Машинально и напряжённо бьёшь по клавишам, не понимая смысла диктуемого, и думаешь только о ней, гадаешь – какого она размера, цвета, много ли выпила крови, где остановится, сильно ли укусит… Сами же укусы в такие мгновения пронзают тело как электрические разряды. Так и хочется иногда бросить всё, выбежать на улицу, сбросить китель, кинуться в холодную жидкую грязь и блаженно возиться в ней, отталкиваясь ногами и бороздя её спиной… Когда остаёшься, наконец, один, чешешься с наслаждением и страстью, нередко раздирая кожу до крови. Возле подмышек, а также на поясе и ниже живота у меня уже растёрты настоящие шрамы.

Любимое общее занятие – сидеть после отбоя и при свете единственной лампочки лопать «бэтеров» (так называют вшей) в швах одежды. Нашедший крупного паразита обязательно обходит с вывернутым кителем в руках всех своих знакомых, демонстрируя его: «Смотри, мол, какой зверь!» И действительно, иногда попадаются настоящие чудовища – я, например, видел вошь с булавочную головку размером. У счастливца, обнаружившего большое насекомое, наперебой выпрашивают разрешение раздавить его между ногтей (для этого, к слову, есть множество способов, иными из которых буквально щеголяют). Тот почти всегда милостиво дозволяет это, причём для наблюдения за казнью собирается чуть ни вся казарма. Если звук щелчка получается громким, общей радости нет предела, разве что не аплодируют. Руки после всего этого почти никто не моет (часто попросту нечем), да так и идут на работу, а после – в столовую, и этими же руками едят, берут приборы, посуду, достают хлеб из общей корзины. Такое давно никого не смущает.