Николай Щербаков - Музыка дорог. Рассказы

• Название: Музыка дорог. Рассказы
• Автор: Николай Щербаков
• Жанр: Русское современное

В прозу Щербакова сначала входишь как в мелкий прозрачный и теплый ручей, и вдруг вода превращается в застывшее стекло, и ты уже в плену. Одно нетерпеливое движение – и хрупкое очарование фраз разрушится, и ты чувствуешь настоящую боль от осколков. Как он это делает – я до сих пор не могу понять. Может, все дело в мельчайших деталях жизни, которые мы устали замечать, может, в завораживающе доверительной интонации человека. Галина Погутяк. Писатель, лауреат ГП.

---

Сцена вдруг приобретает дополнительного актера. Оказалось, что зрителей было больше, чем предполагалось. С верхних сучьев стоящей рядом сосны раздался хриплый «карр», и ворона, демонстративно захлопав крыльями, спустилась на нижние сучья и устроилась буквально над участниками этой возни. Теперь все продолжилось с комментариями. Ворона не пропускала ни одного движения на земле без своего мнения. Её шумный характер придал, до этого интимной сцене, такую огласку, что молча наблюдавший за ними мужчина, обернулся ко мне и, как бы, приглашая в свидетели, улыбнулся, кивнув на ворону. Мы все уже стали невольными участниками возможно необычного эпизода из жизни парка. Как будто маленькие обитатели этих мест собрались специально под сосной и разыграли незатейливую сценку для нас, попавших к ним в гости не по своей воле.

Мужчина еще раз обернулся ко мне, и мы обменялись улыбками понимания. В очередной раз раздается хриплый крик вороны, планируя, на траву опускается еще пара бурых листьев, серебристый хвост белки мелькает на стволе сосны. Шуршит упавший лист, хлопает крылом перелетевшая на другую ветку ворона и между этими звуками звенящая тишина. Осень скоро.

Мне пора в палату. С неохотой встаю, прохожу мимо мужчины, мы обмениваемся кивками. Лицо человека разгладилось, пропала тень недавней боли. В конце аллеи оборачиваюсь. Мужчина стоит все в той же позе. Тишина.

Мастер и…

Вечерние сумерки накрывали поселок крадучись, опускаясь на дворы и улицы мягкой, пепельной дымкой. Кроны сосен, еще недавно золотившиеся в лучах заходившего солнца, резко обозначились четкими контурами на темнеющем, с розовыми разводами небе. Балкон дачи смотрит на юго-восток, и участок неба, видимый среди густых крон, темнеет быстро. Сосны, нагретые за день жарким августовским солнцем, затопили все пространство дачного поселка вязким, терпким ароматом хвои и смолы. Аромат, казалось, был гуще самого воздуха.

Где-то звали какого—то Лешку. Звали как-то безнадежно, уже не первый раз. Прошуршали, одна за другой машины, прозвенел, удаляясь, звонок велосипеда. За домами протяжно засвистела и застучала колесами на стыках рельс отходящая электричка, а через несколько минут за забором проскрипела чья-то тележка, и послышался негромкий разговор. Шли, видимо, дачники, приехавшие этой электричкой. Тишина заполняла все большие промежутки времени в крадущемся по поселку вечере. Все четче становились запахи, все глуше становились краски. Вот с потоком вечернего ветерка на балкон добрался мягкий аромат цветущего табака, вот ночная фиалка тонкими флюидами, вплетающимися в букет запахов, дала знать о наступлении её времени. С ближних веток прощально свистнула вечерняя птаха. В дальних кустах у забора устраивалась на ночлег, трепетала крыльями, тихо чирикала, шелестела ветками компания воробьёв. А к запахам двора добавлялся особый запах бревенчатой, старой, как и сам дом мансарды.

Стас вытер салфеткой с низкого столика многодневную пыль, достал из сумки бутылку «Каберне», нарезку сыра, поломал руками сайку и положил вместе с сыром на развернутую салфетку. Идти вниз за тарелками и столовыми приборами не хотелось. Что-то в этом аскетизме и предстоящем «холостяцком» ужине Стаса устраивало. Натюрморт на столике завершила матовая вазочка с засохшим полевым букетиком, снятая с полочки. «Боже мой, как хорошо!», вытянув ноги до перил балкона, подумал, потянулся было к бутылке, и понял, что без стакана не обойтись. Пить из горлышка будет перебором. Спустился на кухню, на полке, среди стаканов и кружек нашел бокал на высокой ножке, помыл и поднялся снова в мансарду. Балкон был уже в темноте. Свет включать не стал. Свет теперь горел только внизу, на кухне. Кусты и деревья во дворе громоздились черными кущами, между шапок сосен мигнула одинокая первая звезда. Пожалуй, это хорошо, что друг детства Андрей привез его к себе на дачу и уехал. Сейчас он приговорит бутылочку, расслабится, подышит этими ароматами дачной ночи и ляжет спать. И спать будет, пока Андрей не приедет. Вино и вечер в одиночестве помогут отодвинуть, забыть командировочную суету, корпоративные разборки и интриги, дадут возможность побыть наедине с самим собой. А завтра они с другом поедут на рыбалку, будут купаться в местной речке, бродить по лесу, а вечерами, за бутылочкой или за стаканом чая будут вести нескончаемые беседы «обо всем». На это у Стаса выдались свободные три дня.

Сразу же после хлопка пробки во дворе послышалось тихо, а потом громче: «Андрей Юрьевич!» Стас не спеша встал и склонился за перила балкона. От соседнего слева забора женский голос повторил призывно «Андрей Юрьевич». «Одну минутку», пообещал Стас и пошел спускаться во двор. Во дворе оказалось значительно светлее, чем это виделось с балкона, и Стас быстро нашел проход между кустов и цветов к забору, у которого стоял силуэт.

– Ой, Андрей, это не вы? – удивился силуэт.

– Да…, вот…, я не Андрей, я его друг. Ночую сегодня без него. Он меня только что привез и уехал до завтра. Да…, а завтра он приедет. К полудню обещал. А он вам срочно нужен?

Силуэт за забором оказался женщиной средних лет. Тех лет, что называют «бальзаковским возрастом». Даже в темноте Стас разглядел, что на женщине свободно висит бледно розовая широкая блуза с большим пестрым цветком, из-под которой видны белые капри. Полоска розовой материи, скрученная в жгут плотно прижимает густые, непокорные, тугие волны волос. Одну руку она положила на заборчик, разделявший участки, второй поправляла волосы, и с видимым удивлением и слегка заметным смущением, рассматривала Стаса. Смущение быстро сменилось веселым дерзким прищуром.

– Нет. Если только завтра…, то… не нужен.

Силуэт снял руку с заборчика, но не уходил.

– Хотя, должна вам признаться, я в безвыходном положении, и вынуждена попросить вас мне помочь. Можно?

– Ну конечно, – великодушно буркнул Стас, а про себя подумал, мол, вот и отдохнул. Сейчас буду двери ломать или электричество ремонтировать. Так что ответ не удивил его.

– Да, друг Андрея, вы отгадали. У меня свет не включается. Вы в пробках разбираетесь?

– Разбираюсь, – пожал он плечами, – погодите, а почему вы решили, что я отгадал? Вы что, мысли читаете?

– Бесхитростный вы мой. Вы так вздохнули с сожалением, что мне расхотелось вас беспокоить. Пойду в темноте переночую. А завтра сама разберусь.

Женщина повернулась к нему спиной и, качнув бедрами, направилась к дому в глубине соседского двора.

– Э, погодите! Вы меня неправильно поняли. Я иду. И немедленно помогу вам.

Стаса вдруг раззадорила ситуация. Женщина оказалась и с норовом, и с юмором. Уступать не хотелось. Тем более…, вечер…, женщина. Широкая блуза и капри, даже в полутьме не скрывали стройной фигуры. И он полез на заборчик. Женщина обернулась на треснувшую ветку.

– А ну-ка! Друг Андрея! Сейчас же слазьте с забора. Это что за способ в гости ходить? Вот там у меня калитка. Давайте, давайте кругом. Я вас встречу.

Ты смотри, удивился Стас. Вот это женщина! А я ведь еще ничего не успел сделать. И он побрел на улицу. Подошел к соседской калитке и язвительно спросил в темноту:

– Здесь живет соседка Андрея, у которой по ночам пробки перегорают?

– Да уж…, милости просим.

Калитка открылась, как только он начал говорить. Его ждали. Над калиткой нависали ветви какого-то дерева или высокого кустарника. В полной темноте его вдруг взяли за руку, и повели во двор. Рука сухая и горячая. И взяла его твердо, не просто вложив пальцы ему в ладонь, как делают многие женщины. Так, держась за руки, они прошли в дом. Женщина предупреждала Стаса о ступеньках, порожках. «Вот здесь ковер толстый, не зацепите». Наконец в полной темноте руку Стаса отпустили и голос сказал:

– А я не знаю, что дальше делать.

– Что значит, не знаете? А я? Я ведь даже не знаю, где у вас пробки.

– Пробки…, сейчас я вам их покажу.

Шуршание и легкие шаги слышалось то в одном, то в другом месте. И вдруг, вплотную к нему, толкнув слегка в плечо, оказалось тело женщины. Произошло это так неожиданно, что им пришлось обняться, чтобы не упасть. И Стас почувствовал запах женщины. Не только её духов, а тот таинственный, единственный, присущий каждому человеку. И он растерялся. Не от того, что он стоит, обнявшись с чужой женщиной, которая минуту назад ещё раздражала его своими проблемами. А от запаха и близости её тела, которое было под руками, как то, что бывает у мужчин во сне – идеальное и желанное. Он просто не смог сразу отпустить её. Ощущение этой женщины было таким сильным, что он замер. И когда он отпустил её, понял, что она тоже не спешила оттолкнуться от него. У неё тоже был момент, когда она, как бы, замерла.

– Извините, – пробормотала она.

– Да…, и вы меня… тоже.