Николай Щербаков - Капитан Лопанчук. И другие морские истории

• Название: Капитан Лопанчук. И другие морские истории
• Автор: Николай Щербаков
• Жанр: Русское современное

Сборник рассказов о море и о людях, связавших свою жизнь с морем, включает в себя как истории реальные, в которых автор принимал непосредственное участие, так и сочиненные. Но сочиненные на основании пережитого. Автор надеется, что рассказанные истории не оставят читателя равнодушным. Имя капитана Лопанчук в заглавии книги не случайно. О своем однокурснике автор рассказал как о человеке, посвятившем морю всю свою жизнь.

---

Еще о Николае Лопанчук расскажу. Вернусь в начало истории. Постараюсь рассказать так, чтобы понятно стало, почему выбрал ту фотографию, что украшает обложку.

Годичная практика, о которой я уже упоминал, для него была настоящей суровой проверкой на профпригодность. Он, один из не многих, кто попал в Объединенную Антарктическую китобойную флотилию «Советская Украина и Слава». Год производственного обучения стал испытанием для него и его амбиций. Будет ли он моряком? В рейс он ушел матросом 2-го класса на китобойце «Бедовый-30». Ниже не куда. Это работа, в основном, на камбузе, и уборка всех судовых помещений. А еще, что замечательно, не ходят китобои в морях с приятным климатом и круизными погодными условиями. Из солнечной Одессы они ушли в Антарктиду. Со всеми её погодными прелестями.

Рейсы на полгода и больше, это основательная психологическая проверка для экипажа и для каждого в отдельности. Китобоец – это небольшой, железный, далеко не комфортабельный дом на несколько человек, занятых круглосуточной тяжелой работой без выходных и праздников. По поводу комфортабельности еще добавлю. Кто решится пойти в городской парк, и, раскачавшись на качелях, провести на них весь день? Выполняя при этом все физиологические функции: сон, еда, работа и все остальное. В море, на китобойце не день – там минимум полгода. Вот где надо было космонавтов тренировать. На психологическую совместимость и выносливость. Николаю пришлось испытать на себе не только трудности морского быта, но и эту самую «совместимость». Прошел, не сдался. Хотя, рассказал сейчас уже, о нескольких неприятных «инцидентах».

Потому, что романтики, на самом деле, это очень крепкие люди. Настоящие романтики. После этой практики он у нас был в авторитетах. Несмотря на то, что многие из нас провели этот год на серьезных промысловиках, и рейсы у многих были длительные. Но китобой был, как я уже упоминал, – Лопанчук, один из немногих.

После окончания училища мы, естественно, разъехались по морским окраинам того самого Советского Союза. Плохого ли, хорошего – до конца рассудит история. Но той стране мы были нужны. Было нужно много рыбы, и мы её добывали. Бригады, рыбколхозы, промысловые управления, флоты и флотилии. И везли её, рыбешку, и всяческие морепродукты, со всего мира, со всех океанов в свою страну.

Я уехал на север, в Мурманск, Николай – на Дальний Восток. Всё. Больше мы никогда не встречались. Только вот теперь – в «сети». Изредка – по телефону. Пенсионеры мы, а значит, что лишних денег на разговоры нам государство не выделит. Но, это отдельный и неприятный разговор. Так вот.

Из его рассказов я понял, что прошел он все положенные и сверхположенные этапы пути в своей карьере. Начал он и там, на Дальнем, с матроса, потому, что «ценза» у него не хватило. Для непосвященных – не наплавал он еще к тому времени матросом нужного количества месяцев для получения рабочего диплома «штурмана малого плаванья». С ШМП можно было начинать работать помощником капитана – штурманом. Вот со «штурмана малого плавания» до «Капитана дальнего плавания» Николай прожил непростую трудовую жизнь. Поднимался до должности старшего помощника капитана, и падал до марсового матроса на китобойце. Пережил интриги КГБ и, зная его, уверен, что пережил, не потеряв достоинства. Как всегда в таких случаях нужен был виновный «стрелочник», пришлось взять вину на себя. Попадал в тяжелейшие ситуации со смертельными исходами. Сам в этом случае добирался до берега без малого милю в воде 6—7 градусов. Как он выбрался?! Я бы не поверил, но он живой! И врать Николай не будет. Не тот случай. И опять надо было подниматься с нуля, с должности матроса. Поднялся. А в 1976 году он уже ушел надолго в рейс (11 месяцев) старпомом на китобойце «Вдохновенный». С приходом поменял диплом на ШДП «штурман дальнего плавания», и сдал аттестацию на капитана.

С 1983 года он только на высоких должностях. Начиная с заместителя капитан-директора по добыче краболовной флотилии «Павел Постышев» и до начальника экспедиции на промысле краба, сайры, трубача и кальмара.

Морские карты от Сахалина до побережья Антарктиды прочертил вдоль и поперек карандаш капитана Лопанчук. И виски-ромы и злые табаки, в кабаках многих портов мира перепробовал этот парень с фотографии. Только «отдыхал» он там не в круизных турах и не в романтических командировках. Это были, как правило, два-три дня стоянки на твердой земле среди незнакомых лиц! Понимаете, о чем я?

И, наконец, о фотографии. О том, почему я её выбрал, а не парадную, которую поминал. Да за спиной этого парня промысловики. Группа промысловиков. А сам он на борту плавбазы стоит. Видно это по высоте и горизонту. И промысловики, по-видимому, это только те, что в кадр попали. Их, возможно, больше. Не знаю, я с ним об этом не говорил. Может они на переходе? Или в группе судов. Бывает, что у базы собираются несколько судов для сдачи продукции и образуется очередь. Обычная ситуация на промысле.

Фотография очень понятная моряку-рыбаку. И стоит капитан Лопанчук красиво. За ним флот. Он в течении нескольких лет руководил этими или другими судами и добывал стране рыбу. О том, чем ему ответила страна, красноречиво говорит размер пенсии не только его, но и всех нас, сверстников.

И еще. Не первый раз возвращаюсь к этой теме. При всем уважении к узкому кругу людей, называющих себя «шестидесятниками», хотел бы уточнить. Это всё наше поколение, стартовавшее в шестидесятые годы, может назвать себя этим, ставшим носителем обновления, именем. Это оно, целое поколение романтиков, воодушевленное показавшимся краешком свободы, помчалось по необжитым окраинам страны «за туманом и за запахом тайги», за пароходом «белым беленьким, черный дым над трубой». И понесло по стране дух свободы и братства, взаимопомощи и неподкупности. Нас учили не искать в друзьях «слабое звено», и не сулили «халявных» призов и «миллионов» в разного рода шоу. Мы плечами не толкались, мы подставляли их другу.

Когда я писал эти строчки, я видел лица, сохраненные памятью из юности. Таких судеб, как у капитана Лопанчук много. Очень много. Всем им уважение и признательность тех, кто понимает, как они жили и продолжают жить.

Венгерские танцы в Бергене

Дверцы антресолей со скрипом открылись, подняв облачко пыли. Юрий Максимович, стоящий на неустойчивой раскладной лесенке, увидел унылую картину. Собранные за многие годы вещи были так плотно уложены, что найти понадобившуюся безделушку представлялось невыполнимой задачей. Браться за это, решил он, можно было бы, только решившись на безымянный подвиг. Юрий Максимович к совершению подвига готов не был. Он хотел было уже махнуть на затею рукой, но увидел справа, прижатую плотно к стенке пачку старых виниловых пластинок. На лице, сама собой, как перед старой знакомой, возникла улыбка. Когда-то, в «те» годы у него была замечательная коллекция пластинок, он называл её «библиотекой». В ней был раздел классики, подборка настоящего джаза, в основном, конечно, американского, подборка популярной в те годы итальянской и французской оркестровой и песенной музыки. Были наши, только появляющиеся на дисках барды и наши ВИА. Одним словом была достойная образованного, разбирающегося в хорошей музыке человека, коллекция пластинок. Юрий Максимович ею гордился, но слушал в основном сам, никому пластинки на прослушивание не давал. Да о передаче их кому-либо и речи не могло быть, он ведь свои пластинки не позволял никому в руки брать.

Прошли годы, сменились виды «носителей», и пластинки ушли на антресоли. Не решился Юрий Максимович ни продать их, ни выбросить. Был момент, когда вопрос о продаже возникал у него в голове, а вот «выбросить» – нет, такого не было. Часть из них еще какое-то время служила на даче, да там и осталась пылиться и мерзнуть в неотапливаемые, непосещаемые зимы.

Рука сама потянулась, и с трудом вытащила первую, попавшуюся вылезшим из общей пачки краем, пластинку. Юрий Максимович дунул, подняв ещё одно облачко пыли, долго глядел на неё в темноте антресолей, потом захлопнул дверцы и аккуратно, держа подмышкой пластинку, спустился на пол. Ему не надо было ставить её на диск радиолы, музыка зазвучала в нем помимо его воли. Он знал эту пластинку с её записями от первой до последней дорожки. Этот диск был гордостью его коллекции. Ещё бы! Подлинный Deutsche Grammophon с лейблом Polydor. И привезен он был из Норвегии в 1971 году. У этого диска была своя, с годами не забываемая история. История, от которой у Юрия Максимовича, еще с молодых лет не раз щемило сердце, а память до мелочей многократно восстанавливала картины тех двух дней из его жизни, связанных с этой пластинкой.

Уже забылась первоначальная затея, из-за которой он оказался на антресолях, уже сидел Юрий Максимович в кресле, держал на коленях когда-то яркий, а теперь потускневший футляр пластинки и вспоминал. В очередной раз, после долгого перерыва вспоминал. Раньше это бывало чаще. И поскольку воспоминание это повторялось, оно приобрело последовательность картин. Он всегда вспоминал «сначала».