Елизавета Аистова - Игра воображения. Роман

• Название: Игра воображения. Роман
• Автор: Елизавета Аистова
• Жанр: Современные любовные романы

Роман Елизаветы Аистовой «Игра воображения» охватывает десятилетие и повествует о нескольких людях, по-разному переживающих столкновение мечты с реальностью. Роман – о сегодняшних проблемах наших современников, о любви и о том, как трудно реализуются «большие надежды» героев, которые проходят каждый своими путями в поисках счастья.

---

Дочь доела и ушла к себе. Главное она обсудила с родителями, а их взрослые разговоры ее не интересовали.

– Сейчас сядет слушать свою ужасную музыку, ― пожаловалась Светлана, но увидела, что Пономарева в кухне нет, то есть он сидит рядом, но не слышит жену, «выключился», «смотрит в свое окно», с видом на бульвар. И наверное, та женщина из Дома книги сидит на скамейке вместе с ним. Он говорит с ней, а Светланиных слов не слышит.

Действительно, муж никак не отозвался. Светлана вздохнула, убрала посуду в раковину, поставила чайные чашки. Ужинали в полной тишине. Пономарев, как обычно, держал в руках книгу. Затем вежливо поблагодарил и ушел в кабинет. Светлана стала мыть посуду. Она особенно тщательно водила губкой, как будто надеялась смыть рисунок. «Хуже всего, когда ничего не происходит, а люди, как посторонние. Мы с Сашей стали совсем чужими», – думала она.

Её мама считает Светлану счастливой. Мама, мама! Она видит Сашу три-четыре раза в год! И совсем не знает. А разве Светлана знает? Как спящая красавица, опустит свои красивые ресницы, и гадай, о чем он думает. Правда, Светлана редко позволяла себе подобное гадание.

Итак, у него появилась любовница. У него?! Он же робкий такой, глаз ни на кого не поднимет. Да, был застенчивый ‒ неожиданно стал нахалом, боялся темноты ‒ полюбил ночные прогулки. Вон у племянницы Светланиной подруги, Аллы, муж в секту записался. Всю жизнь был атеистом, а теперь субботу и воскресенье проводит в молитвах. Ходит на какие-то собрания. Водку покупать не надо, он теперь «братьев» и «сестер» своих любит. Когда ни спросишь: «Как дела?», у него всегда все отлично. И на все женины сетования, нехватку денег или иные бытовые трудности, он говорит: «Не волнуйся, Бог все видит. Надо с Богом жить. Он поможет». И счастливо улыбается. «Вот и мой Саша сменил „менталитет“, как теперь любят говорить мои продвинутые школьники», ‒ усмехнулась Светлана сквозь слезы.

Гошино признание

Существование Гоши Бергштрауха мало походило на жизнь его друга Пономарева. Гоша жил в мире звуков. Бергштраух работал в музыкальной школе, преподавал сольфеджио и теорию музыки, а по совместительству подрабатывал настройщиком фортепиано. Вечерами, в свободное от преподавания время, он нажимал на клавиши и слушал звуки. Несмотря на молодость, Гоша среди учеников, их родителей и коллег слыл настоящим мастером своего дела. Пономареву, Гошиному ближайшему другу, казалось странным, что Гоша любит работу настройщика. Ладно бы играл, а то нажимает на клавиши, одно и то же из дня в день. Ведь надоесть должно!

Гоше нравился момент, когда он ловил нужный звук. Мог сидеть над инструментом часами, лишь бы добиться желаемого. Работа требовала гигантского терпения. Старенький инструмент после Гоши начинал петь, как будто его сделал хороший мастер.

Гошина жена, Лера, серьезная и волевая женщина, не мешала Гоше любить музыку, а Гоша Лере – быть главой семьи. Жили они дружно. Семейный бюджет обеспечивал Гоша, но все остальное находилось в руках Леры, прекрасной хозяйки, отличавшейся немного мужеподобной внешностью, особенно заметной на фоне тщедушного мужа: природа наделила Леру довольно широкими плечами. Лоб Леры тоже был шире, чем необходимо женщине. У Бергштраухов рос сын Венька девяти лет. Собаку Джуську, каштановую дворняжку, подобранную Гошей в электричке, все тоже считали членом семьи. Джуська любила целоваться с хозяевами и с теми гостями, которые позволяли подобные нежности.

Как и Пономарев, Гоша с детства любил собак. Отец фотографировал своего двухлетнего сына с породистыми псами разных мастей и пород, которых выгуливали на бульваре. Поэтому, когда маленького Гошу как-то спросили, знает ли он свое имя (родители опасались, что, потерявшись в магазине или на улице, Гоша не сможет назвать себя), он вместо «Гоша Бергштраух» ответил папе: «Гоша Ризеншнауцер», – чем вызвал громкий родительский хохот.

Бергштраухи жили в крошечной однокомнатной квартире и мечтали перебраться в новую побольше и поудобнее. Пока новая жилплощадь оставалась лишь мечтой. Гоша безукоризненно настраивал инструменты, но платили мало и редко находил он заказы, не умел заводить связи с нужными людьми.

Лера просила мужа в воскресенье сводить сына в филармонию, на детский абонементный концерт: в этот раз была Гошина очередь. В прошлый раз на Веню пожаловалась сотрудница Малого зала: Веня непосредственно во время концерта «обсидел» все свободные кресла, мешал исполнителям и юным слушателям. «Да, Венечка – ребенок бойкий. Ему трудно усидеть на одном месте», – мысленно оправдал сына Гоша, но возражать не стал. Его сын не смог спокойно послушать концерт! О стыд! Позор! Надо серьезно поговорить с ребенком. Но филармония висела над Гошиной головой завтра, а сегодня у Гоши был свободный вечер. Он позвонил Пономареву на работу, и они сговорились о встрече. Пономарев решил, что поедет к Гоше, не заезжая домой. Их дружба началась в школе, в первом классе и длилась всю жизнь. Гоша был лучшим другом Пономарева, его любимым слушателем и собеседником.

Пономарев намеревался предупредить жену. Трубку взяла Наташка. Наташка была обижена на отца. Вчера Пономарев по просьбе Светланы отругал дочь за то, что она в свои двенадцать лет по два часа кряду не отходит от зеркала и красится, как взрослая. Пономарев никогда не умел разговаривать с женщинами. Он был или слишком нежен, или чересчур жесток. Ему легче было сходить за хлебом или выбить ковер (Пономарев делал это только ночью, чтобы не увидели соседи. То, что он мешал им спать, не приходило ему в голову).

Уже у дверей квартиры Бергштраухов Александр Николаевич почуял запах выпечки. Дверь открыла Лера. Она, как родственнику, улыбнулась Пономареву и пригласила войти. Джуська со всех ног кинулась здороваться. Появился радостный Гоша в синих трикотажных тренировочных штанах с мешками на коленях, в шерстяных носках и в стареньком, но теплом толстом сером свитере с заплатами на локтях. Сверху Гоша накинул домашнюю меховую жилетку из овчины. Работая над своими музыкальными сочинениями, он, когда вспоминал, надевал нарукавники, и Лера даже смастерила ему две пары, пестрых, из фланелевых обрезков, оставшихся от шитья халата, чтобы рукам было теплее и рукава дольше носились. Но этот свитер был сношен до дыр еще до Лериного изобретения. Друзья обнялись.

– Тебе не жарко? – спросил несколько удивленный экипировкой друга Пономарев, потому что в квартире было очень тепло; Александр Николаевич нисколько не боялся холода и мальчишкой осенью даже плавал в Неве.

– Нет, отлично! Пойдем в комнату.

Пономарев никак не мог начать говорить о главном, ускользал от цели беседы: прошелся на вечную тему всех петербуржцев – тему погоды, потом стал спрашивать у Гоши, как его дела и, наконец, пробормотал:

– Я о многом хотел с тобой поговорить. С тех пор, как с нами не живет мама, у меня все наперекосяк. Ты не поверишь. Как будто это какой-то страшный сон! Бесконечный! Мы со Светланой так отдалились друг от друга…

– Все наладится. Я думаю, вы не привыкли еще к новым условиям жизни, – ласково сказал Гоша, нежно и внимательно посмотрев на друга.

Его проницательные карие глаза, небольшие, миндалевидные, с восточным разрезом, были полны участия и заботы. Он видел, что Пономарев чем-то всерьез расстроен.

– Не знаю, не знаю, может быть, ты прав. Ты помнишь, мы, еще в пору нашей юности говорили о любви, спорили, строили планы.

– Конечно, помню. Мечтали и спорили, как дети, Саша. Даже ссорились! Только не пойму, отчего ты вспомнил об этом?

– Я думал, что любовь – чувство вымышленное. Ее сочинили писатели и поэты, а в реальности все по-другому, чем в книжках, но мне хотелось, чтобы жизнь обманула меня, и я оказался бы перед лицом непостижимой загадки, чтобы я вздрогнул от удивления и счастья… И вот мне почудилось, Гоша, что это со мной случилось, только трудно поверить себе, своему опыту, трудно понять свои переживания, проанализировать их, осмыслить… Ты понимаешь?

– Я всегда думал, что ты и Светлана… что она и есть эта загадка и твоя любовь.

– Светлана – моя жена, мать моей дочери, я чувствую за нее ответственность перед Богом, но я говорю о другой любви, я говорю тебе о сверхчувстве, о мечте, твоей и моей в юности.

– И ты встретил… свою Мечту?

– Ах, Гоша, я не могу сказать тебе точно. Она любит меня, и мне кажется, наверное, я тоже люблю ее. Сегодня утром я чистил зубы и так долго не выходил из ванной, что Светлана испугалась и не могла понять, в чем дело. Я размышлял, Гоша, об этой любви. Я не готов к этому и взволнован. Ее ли я ждал, о ней ли мечтал? Я совсем не знаю еще, что мне делать, как жить. Ее зовут Нина… Я, пожалуй, пойду, – неожиданно закончил Пономарев.